Эмилие развернулась на каблуках и с гордостью пошла к своим подружкам, которые хихикали в сторонке. Змеи.
Я остался один. Тишина давила, несмотря на то что вокруг ходили люди. Я прислонился к шкафчику и начал хватать ртом воздух. Это конец. В груди стало невероятно больно.
Да, в итоге я стал тем, кому разбили сердце. Оно разбилось на десятки, сотни, тысячи мелких кусочков. Нужно на улицу. Пусть эти осколки заберет себе метель.
Вот и доверяй интуиции. Вместо любви я получил боль. С Днем святого Валентина, придурок.
– Все хорошо, Кай! Дыши! – Голоса друзей вернули меня в реальность.
А нужна мне такая реальность? Без нее.
– М-да, – это единственное, что мог сказать Дэни, когда мы расположились у Стеффана в гостиной.
Мы пошли к нему, потому что меня надо было увести из школы. Стеффан налил нам колу в высокие стаканы и поставил тарелку с чипсами на столик напротив дивана.
– М-да, – повторил Дэни. – Вот же она…
– Не она, – я перебил друга, – это я полнейший придурок, раз всерьез решил, что Эмилие обратит на меня внимание.
– А чем ты хуже того хоккеиста, с которым она зажималась? – оскорбился за меня Дэни.
– Дэни! – Стеффан кашлянул. – Не надо.
– Она с кем-то зажималась? – Я поджал колени и спрятал лицо. Все-таки сейчас заплачу.
– Не бери в голову, – Стеффан постарался меня успокоить. – Может, нам только показалось.
– Нам? И давно вы знаете, что у нее кто-то есть?
– С декабря. – Дэни сделал громкий глоток. – Мы просто не хотели тебя расстраивать.
– На Рождество, – тихо добавил Стеффан, и в гостиной повисла оглушительная тишина. – Мы просто не хотели тебе портить… ну, портить всё.
Вот тебе и друзья. Знали, что девчонка, которую я люблю, с кем-то встречается, и молчали. Предатели!
Я выскочил из дома Стеффана, на ходу натягивая куртку. Вот я и остался наедине со своим разбитым сердцем и кучей мыслей, которые преследовали меня тысячей колких снежинок. Я бежал, снег бил в лицо, но он не таял, а оставался на коже. Кажется, ничего теплого во мне не осталось. Только боль.
А может быть, так и должны поступать друзья? Оберегать от грусти и поддерживать твою любовь к человеку, который растопчет твои чувства…
Я просто должен обнять Бёрге и поплакать. Хоть это и не по-мужски. Но к черту все эти предрассудки.
Герда
– Я просто не вижу логики, – вздохнула я.
– Тем не менее она есть. – Мама быстро застегнула молнию на своем джемпере, поправила волосы и нажала пальцем на кончик моего носа, словно на кнопку звонка. Единственное отличие: он не издавал сигнала при нажатии, но, похоже, ей было все равно, это действие и так доставляло маме удовольствие. – Ну же, дорогая, не упирайся. Я уже предупредила директрису Анхем, что ты принесешь сегодня документы и познакомишься со школой.
Вот. Же. Мрак.
И почему взрослым так нравится улыбаться, сообщая то, что точно не обрадует их детей? Как будто мало мне переезда в глухомань с отвратительной погодой. «А вот тебе старый, убогий дом, Герда! Кстати, твоя комната будет на чердаке». Ничего, что под крышей ужасно воет ветер, а полы скрипят так, будто надрывается целый оркестр из гнилых половиц, в котором солирует кривая центральная балка, играющая роль распорки посреди комнаты.
Мало мне того, что весь вчерашний день я без перерыва убирала паутину и стирала пыль со всех возможных поверхностей. На десерт мама оставила новость о том, что сегодня меня ждет худшее. Именно так я и вижу знакомство с новой школой. Это пугает меня до чертиков!
– Мам, сегодня тринадцатое.
– И?
– Завтра начинаются каникулы. – Я взглянула на нее с надеждой. – Зачем мне приходить в последний день? Разве я не могу прийти потом, в первый день учебы?
– Неужели тебе не хочется познакомиться с новыми ребятами?
Я постаралась сделать выразительное лицо, чтобы мама так все поняла. Но безуспешно.
– Тем более сегодня предпраздничный день! – пропела она. – У всех будет хорошее настроение!
– Вот именно. – Я печально опустила плечи. – Никому до учебы и дела не будет. Можно мне не ходить?
– Наверное, будут разносить валентинки… – Мама мечтательно улыбнулась. Эта улыбка с милыми ямочками делала ее моложе, и она снова походила на ту счастливую женщину, какой была, когда папа был еще жив. – Может, и тебе достанется, а? – Хитро подмигнула она.
– Я там даже никого не знаю. С чего бы? – покачала головой я и отвернулась к блендеру, в котором уже лежали нарезанные овощи и фрукты.
– Для этого ты и идешь сегодня в школу, Герда, – порхая по кухне, сказала мама. – Чтобы завести новых друзей!
Я вдавила кнопку блендера, чтобы не слышать маминых трелей.
Как же она не понимает, что мне не пять лет и школа не песочница, где для того, чтобы завести друзей, достаточно сказать незнакомцу «привет» и поделиться лопаткой или формой для куличиков. Это, блин, стресс! И еще какой! Все будут глазеть на меня, шептаться, усмехаться. Или станут игнорировать. Даже не знаю, что пугает меня больше.
Я уже видела, как это бывает. Когда в мой прежний класс пришла новенькая, над ней как только ни издевались. Я была единственной, кто предложил Карин общаться. Но теперь она далеко, как и моя относительно спокойная жизнь.
– Я уверена, все будет хорошо, – сказала мама, когда блендер затих.
– Да уж… – Перелив витаминный коктейль в высокий стакан-термос с крышкой, я закусила губу.
– Ну, что ты… – Мамина рука нежно коснулась моего плеча. – Не нужно так переживать. На новом месте всем трудно. Просто расслабься и верь, что все сложится. Ты ведь знаешь, милая, этот дом…
– Наш шанс начать все сначала, – вздохнула я, повторив ее собственные слова. Мама сказала это неделю назад, когда сообщила мне «радостную» новость о переезде в эту заснеженную глушь. – Городу нужен хороший ветеринар, – выдохнула я другую заученную фразу. – Иначе что делать бедным животным?
– Все верно. – Мама похлопала меня по плечу. – Ну все, мне пора. Извини, что не могу подкинуть до школы, нужно срочно принять одну госпожу, которая с раннего утра ожидает меня в приемной. Ее котику ночью стало плохо. Ты ведь понимаешь, я не могу…
– Да, мам. Понимаю. Конечно. – Я постаралась улыбнуться. Взяла термостакан и повернулась к ней. – Твой витаминный коктейль.
– Ох, спасибо, милая. – Мама подхватила его и поцеловала меня в щеку.
– Бутерброды в твоей сумке! – крикнула я ей на прощание.
– Что бы я без тебя делала?! – махнула мне мама рукой, на ходу натягивая куртку.
Я качнула головой, наблюдая за ее неуклюжими попытками одновременно удержать в руках стакан и сумку и надеть сапоги. Мама готова была заботиться обо всех вокруг, кроме себя. Если бы я не собирала ей перекус на работу, она бы весь день оставалась голодной.
Мне хватило пары дней в ветклинике Флодберга, чтобы понять, в каком напряжении маме приходится там работать. Временами там случаются затишья, и единственное развлечение – болтовня с какой-нибудь бабулей, которая притащила упитанного домашнего любимца на осмотр. Но чаще приемная похожа на отделение неотложки: непрекращающийся поток больных, которым требуется экстренная помощь. Не знаю, как будет в этом городишке, но, надеюсь, мама сможет отдыхать больше.
– Герда, оденься теплее! – прокричала она, отворив дверь. – Ну и мороз…
Ее слова унес ветер. «Бам», – хлопнула входная дверь.
Я подошла к окну, покрывшемуся наледью, и подула на него горячим дыханием. Образовалось пятнышко, открывающее вид на улицу. Снег кружился в воздухе, словно рой белых пчел. Мама рукой смела часть снежного покрывала с лобового стекла машины, открыла дверцу и забралась внутрь.
– Ой-ой-ой… – протянула я, заметив, что термостакан так и остался на крыше машины. – Мам, ты ведь не забудешь его взять… Блин!
Автомобиль тронулся с места, стакан качнулся и… полетел в снег.
Типичная мама.
– Эй, погоди! – прокричала я ей, распахнув дверь.
Мой голос эхом разнесся по улице. Мамина машина уже сверкала огнями вдали. Я сделала шаг за дверь, и босую ногу обожгло снегом.
– Ай!
Идея сбежать вниз босиком оказалась опасной и глупой. Надев ботинки и накинув куртку, я выбежала на улицу.
– Не боишься заболеть в такой чудесный праздник? – раздался чей-то голос за спиной, когда стакан уже был в моих руках.
Я обернулась.
Передо мной стояла пожилая госпожа в тонком пальто и кружевных перчатках по моде старых времен. И как ей самой не холодно в таком наряде?
– Здравствуйте.
Я вся вытянулась стрункой. И прижала мамин стакан к груди.
– Ты, должно быть, наша новая соседка? – Женщина прищурила один глаз.
– Герда, – кивнула я и протянула ей руку. – Герда Тюр.
– А та рассеянная госпожа? – Женщина кивнула в сторону дороги. – Твоя мать?
– Ага.
Она пожала мою ладонь. Ее рука на удивление оказалась горячей.
– Новый ветеринарный специалист, о котором все говорят?
– Да.
– Это хорошо. – Женщина не спешила отпускать мою руку. – Надо будет нам со Снежинкой наведаться. Это моя кошка.
– О. Ясно, – выдавила я, не зная, что еще сказать.
– А я Хельга. – Она встряхнула мою руку. – Хельга Кристенсен.
– Очень приятно.
Наконец, соседка отпустила ее.
– Ну, как вы устроились?
– Ничего. – Я пожала плечами. – Хорошо.
Меня уже начинало трясти от холода. Мороз кусал за голые щиколотки, снег больно лупил по лицу. Словно не снежинки это были, а мелкие осколки, способные по-настоящему ранить.
– Ладно, беги, – усмехнулась женщина. – Вижу, холодно тебе.
– Да, – кивнула я и попятилась к дому.
– Видела бы ты прошлогоднюю метель! – крикнула Хельга мне вслед. – Вот это зима бушевала! Знать, разозлил ее кто-то, поторопил уйти. Эх, а сейчас благодать…
Я забежала в дом, не дожидаясь завершения этой речи. Меня колотило от холода. Оставив маме сообщение о том, что стакан у меня, я поспешила наверх.