Еще в детстве развилось у Садыкова это нездоровое чувство, и он не пытался избавиться от него. Наоборот, с годами оно еще сильнее овладело всем его существом, и он гадил подло, ни с кем не считаясь, испытывая при этом ненасытную радость.
Правда, работая в больнице, Азиз сдерживал себя, и многие думали, что это хороший, бескорыстный работник. В прошлом году за многотысячный проезд на машине без капитального ремонта его наградили почетной грамотой. К нему обращались за помощью молодые водители, и он всегда старался сделать так, чтобы об этой помощи знали все. На общих собраниях его нередко видели за трибуной - он умел говорить и производил на слушателей неплохое впечатление. Первой поняла сущность его поступков Катя Мезенцева.
Это случилось полтора года назад. Был праздник - Первое мая. Работники больницы на машинах выехали за город. Расположились у небольшой горной реки, в редком ветвистом кустарнике, среди которого поднимались тутовые деревья. Позавтракав и наговорившись вдоволь, все разбрелись по берегу реки.
Катя оказалась с молодыми врачами Манзурой и Эркином Хасановыми. Они приехали в Янгишахар из Ташкента после окончания медицинского института. Через месяц поженились и жили в небольшом домике, расположенном во дворе больницы.
- Хорошо-то как! - прижимаясь к Эркину, восхищенно проговорила Манзура.
- Да, Манзура! - улыбнулся Эркин.
- Давай посидим на этом камне?
- Давай.
- Ты не устал?
- Что ты!
- У тебя какие-то грустные глаза.
- Вот чудачка!
Катя подошла с ними к лысому валуну, с радостью прислушиваясь к веселым шуткам и песням, доносившимся до нее со всех сторон. «Давно я не была такой счастливой, - думала она. - Теперь буду каждый год приезжать сюда. Все такие милые, хорошие товарищи».
Катя свернула за дерево, стоявшее около валуна. «Что это я за ними увязалась? - спросила она себя с упреком. - У них своя жизнь. Манзура от радости совсем потеряла голову. Когда-то и я была такой…»
Счастье, только что баловавшее Катю, куда-то исчезло, и на нее навалилась такая тоска, что хотелось на виду у всех по-бабьи разреветься. Ее уже не восхищали ни веселый смех и говор товарищей, ни река, ни изумрудный ковер из трав и цветов. Она закрыла уши, чтобы ничего не слышать, и побежала, еще сама не зная куда, проникнутая только одним желанием: уйти как можно дальше от всего, что ее привлекало несколько минут назад. Потом, когда не было сил бежать, она упала на траву и долго лежала, глядя на небо, покрытое легкими, перистыми облаками. В голове не было никаких мыслей, и ей не хотелось о чем-либо думать. Хотелось бесконечно долго прислушиваться к тишине, которая все сильнее и сильнее обступала ее, принося с собою глубокий покой.
Через несколько минут ее начал одолевать сон, и она задремала. В это время кто-то позвал ее тихим, срывающимся голосом:
- Катюша!
Она нехотя открыла глаза и увидела перед собой склоненного Азиза Садыкова. В правой руке у него был небольшой букет полевых цветов.
- Возьмите. Это вам.
- Спасибо.
- Я еще принесу. Хотите?
- Не надо.
- Красивая вы…
Она села, кладя рядом цветы. На ней было голубоватое сильно декольтированное платье, и ее тело на фоне всего зеленого, казалось, было вылито из светлой тонкой бронзы.
Садыков взял букет и снова протянул ей:
- Держите!
Как только она протянула руку, он всем телом навалился на нее и начал целовать ее полуобнаженную грудь. От неожиданности Катя до того растерялась, что не оказала ему никакого сопротивления. Он воспринял это по-своему и зашептал, обдавая ее винным перегаром:
- Катя! Катя!
- Пустите! - задохнулась она от гнева и обиды.
- Катя!.. Проси все, что захочешь! У меня есть много денег Я ничего не пожалею! Только не гони меня! Пожалуйста… Я давно люблю тебя!.. Не гони!
- Пустите!
- Не пущу! Ка-а…
Азиз недоговорил - внезапно почувствовал такую боль в животе, что на какой-то период потерял сознание.
Катя подняла булыжник и отошла с ним в сторону.
У пришедшего в себя Азиза весь хмель вылетел из головы. Ему стало страшно. «Еще ударит, сволочь, - забеспокоился он. - Разбирайся потом - кто прав, кто виноват? Не надо было связываться. Есть же другие… Хотя бы не закричала. Таджиддин Эргашевич никогда не простит мне этого».
- Брось камень. Я пошутил.
- Не подходите! - подняла Катя руку с булыжником.
- Пошутил я… - Азиз все-таки сделал к ней шаг.
- Не подходите! Считаю до трех: раз…
- Екатерина Ивановна…
- Два…
- Сумасшедшая, - остановился Садыков. Он некоторое время еще смотрел на нее умоляюще, потом отошел немного и заговорил озлобленно, заправляя рубашку, выбившуюся из брюк. - Подумаешь, недотрога! Я же знаю, что ты была замужем. Все равно когда-нибудь не вытерпишь, сама бросишься на шею. Не мне, так другому. Видал я таких, как ты. Все вы только для виду ерепенитесь. Строите из себя черт знает кого. Ты еще не раз пожалеешь, недотрога…
Она стояла с камнем в руке до тех пор, пока Садыков не ушел. Потом упала на землю и заплакала. Ей было горько не только потому, что теперь уже окончательно был испорчен праздник. Перед нею снова встало прошлое. Оно напомнило о себе своей жестокостью, которая жгла, будто углями, ее израненную душу.
Наступит ли когда-нибудь этому конец? Сможет ли она опять жить полной жизнью? Сумеет ли победить прошлое?
Позади послышались тяжелые шаги, и кто-то хриплым басом спросил:
- Товарищ, вы не скажете, где находится больница?
Садыков обернулся и, не вынимая рук из карманов, кивнул влево:
- В конце сквера.
- Благодарю. Я, значит, недавно в Янгишахаре. Приехал из Ташкента. К жене. Во-от. Она работает в этой больнице.
Садыкову словно под ноги налили расплавленный свинец:
- Как ее фамилия?
- Мезенцева.
- Екатерина Ивановна?
- Вы ее знаете?
- Я работаю в больнице, Гафуров, - соврал Садыков.
- Депринцев.
- Соскучились?
- Жена! - многозначительно произнес Анатолий. - Вот принес ужин.
- Ну-ну, давай, старайся… Старайся, - усмехнулся Садыков. - Пчела тоже старается. Жаль, не понимает только, что трудом ее другие пользуются.
- Вам что-нибудь известно о…
- Всем известно, не одному мне, - прервал Азиз. - Тут недавно сидела она с одним милиционером. Парень, видать, не промах… Конечно, ему все дозволено: блюститель порядка!
- Ну, а она-то что? - рванулся к Садыкову Анатолий. - Как она, значит, к нему относилась?
- Известно как. Как все бабы!
Азиз глубоко вздохнул, сделав вид, что ему искренне жаль Анатолия, и, попрощавшись, направился в больницу.
Анатолий, немного постояв, зло швырнул сверток и зашагал к автобусной остановке.
АЛИБИ ЭРГАША И К
1.
Младший лейтенант Шаикрамов довольно потер руки - ну теперь-то у него имелись достаточно веские улики. Магазинная кража будет раскрыта в два счета. Эти молодчики не смогут выставить свое алиби - он распутает все.
- Эргаш Каримов, Равиль Муртазин, Жора Шофман, - с наслаждением произнес Шаикрамов, останавливаясь посредине кабинета. - Шайка-лейка… Главарь, конечно, Эргаш Каримов. Он, так сказать, уже имеет достаточный опыт: был в заключении. Сидел за воровство. Горбатого могила исправит.
Будто что-то вспомнив, Лазиз поднял палец и, потоптавшись на месте, сел за двухтумбовый письменный стол, заваленный разноцветными толстыми папками.
Что же было известно ему, оперуполномоченному отделения уголовного розыска, о магазинной краже? Какие улики имел он в своем распоряжении? Что заставило его подозревать в преступлении эту компанию?
…Директор магазина - низкий, круглый, как шар, с большой плешью, узкими мятущимися глазами - говорил, бегая по магазину:
- Товарищи дорогие!.. Товарищи? Что же это получается? Как это понять? Пропали самые ценные вещи. Тысяч на двадцать! Это же целое состояние!.. Пожалуйста, пожалуйста, я не буду мешать… Якуб Панасович, голубчик, вы меня знаете, я никогда не брал чужого. Всегда работал, как вол. Какой ужас! Какой ужас! Целое состояние! Двадцать тысяч!.. Почти четверть миллиона старыми деньгами!
Автюхович с лупой в руках рассматривал какие-то темноватые пятна, видневшиеся на полу. Когда директор кончил говорить, он на минуту оторвался от своего занятия и, не спуская с директора глаз, спросил с любопытством;
- Волнуетесь, Гани Бахтиярович?
- Как не волноваться! Каждый будет волноваться!
Столько вещей пропало… Вы только подумайте? На такую сумму!
- На какую же?
- Да я же вам уже полчаса говорю: на двадцать тысяч. Это целое…
- Вы же только что зашли. Как вы смогли так быстро определить все? У вас что - электронный счетчик с собой?
Директор засуетился, выхватил из кармана большой клетчатый платок, поспешно вытер разом вспотевшее лицо.
- Все шутите, Якуб Панасович. А мне не до шуток. Я столько лет работаю в торговой сети… У меня уже особый нюх выработался… Эх, поймать бы гадов, которые залезли в магазин, я бы их передушил, как клопов.
- Поймаем, Гани Бахтиярович, - заверил Автюхович.
- Вот спасибо, вот спасибо! - директор повеселел. - Как там у Маяковского? «Моя милиция - меня бережет!»
- Поэт хорошо сказал - выпрямился Якуб Панасович.
У сторожа магазина, древнего старика, слова пришлось вытягивать клещами. С ним беседовали после осмотра места происшествия.
- Проспали, товарищ Беспалов?
- Я не спал.
- Как же вы не заметили воров?
- Темно.
- Кругом электрические лампочки.
- Если бы солнце.
- Вы кого-нибудь видели около магазина?
- Ночью?
- Ночью.
- Не видел.
- Где вы находились?
- Везде находился.
- В будке?
- Зачем в будке?
- Где же?
- На улице.
- Так всю ночь и провели на улице?
- Зачем всю ночь? Ночь большая.
- Значит, заходили в будку?
- Заходил.