Рийя подняла голову - лицо тотчас покрылось легкими холодными хлопьями снега. Она довольно рассмеялась.
- Ты что? - удивился Василий.
- Так, - одними губами произнесла она.
- Вспомнила что-нибудь?
- Нет.
Василий прижал локоть Рийи и пошел медленнее.
- Ты о чем думаешь, Василь?
- О тебе.
Он обнял ее.
- Васенька…
- Люблю я тебя, Рийка!
Она прижалась к мужу, позабыв обо всем. Он поцеловал ее в мокрые губы и долго смотрел в глаза, разглаживая большими пальцами ее взметнувшиеся, будто удивленные, брови.
Узорные снежинки все падали и падали, серебрясь в свете уличных фонарей.
- Я боюсь иногда за тебя…
- Почему, Рийя?
- Лезешь ты везде.
- Ты тоже лезешь.
- Меня не тронут, я женщина.
- У меня есть кулаки.
- Кулаки не помогут. Ты осторожнее, Васенька, с хулиганами. Я умру, если что-нибудь случится с тобой.
Ее полные красивые губы дрогнули. Она поспешно отвернулась и, освободившись из его объятий, поспешно пошла вперед.
Он догнал ее, взял за руку.
- Успокойся. Ничего со мной не случится.
Держась за руки, не чувствуя снега, не видя ничего
вокруг себя, они шли, радуясь своему счастью.
Неожиданно из переулка появился Жан Мороз, насвистывающий беспечный мотив. Он был в полупальто, в шапке, в больших ботинках на микропористой подошве. Должно быть, только что произошло какое-то радостное событие, потому что лицо его светилось улыбкой.
- Угадайте, где я сейчас был? - простодушно сказал он.
- В ресторане, - не задумываясь, ответил Василий.
- Старо… Рийя, скажи ты! Твой муж живет вчерашним днем.
Рийя пожала плечами. Угадать, где находился Мороз, было так же трудно, как и достигнуть Марса. Слишком извилисты были его пути.
Впрочем, Василий мог и не ошибиться, сказав, что Мороз был в ресторане. Что-то не нравилась Рийе его глуповатая улыбка. Наверно, он все-таки выпил.
- Где ты был? Если не в ресторане, то в пивной.
- Старо, дети, старо. Кто же пьет в такую погоду? Я опять был у Людмилы Кузьминичны.
- Все рассказал?
- Все, - выдохнул он облегченно.
- Простила?
- Конечно. Это же мировая гражданка. Если бы я мог, при жизни-поставил ей памятник. И сделал бы надпись золотыми буквами: «Женщина»!
Василий с удивлением взглянул на Мороза. Нет, в этом человеке было что-то такое от романтики. Шалопай и вдруг - памятник «Женщина»…
- Знаете что, - снова оживился Мороз. - Пойдемте в клуб маслозавода. Там сегодня танцы.
- Что ты, Жан, уже поздно,- взглянул Василий на часы. - Сходим как-нибудь в другой раз.
- Правда, Ваня, - сказала, словно попросила извинения, Рийя, - уже двенадцатый час.
- Как хотите.
Взгляд у Мороза потух. Он неестественно громко рассмеялся, вытащив и снова положив в карман какую-то брошюру.
- Ты не сердись, Ваня, - тихо попросила Рийя.
- Кому это нужно?
Расстегнув полупальто, он уступил молодоженам дорогу и зашагал в ночь.
- Что это он? - пожал плечами Василий.
- Оригинальничает, как всегда, - ответила Рийя. Они пошли домой. Василий рассказывал о своем
детстве, о том, как ему было трудно, когда мать осталась одна, о своем нынешнем счастье.
Рийя вслух мечтала о будущем.
2.
К Морозу вялой походкой подошел Равиль Муртазин и покровительственно похлопал по плечу:
- Пришел, «Кому это нужно»?
- Чего тебе? - хмуро отозвался Жан.
- Дело есть.
- Мифическое?
- Почти.
- Топай.
- Я серьезно.
- Топай! - побагровел Мороз.
Равиль струсил - задом втиснулся в танцующие пары и исчез где-то посередине зала.
Мороз направился к музыкантам. Они сидели около сцены, в углу, отгороженные несколькими стульями. Недалеко от них стояли Эргаш и Жора. Жора, наверно, выпил. У него было мокрое красное лицо. Эргаш хмурился, нервно разминая в руках папиросу. Он за кем-то следил.
- Трудимся? - кивнул Жан музыкантам.
Барабанщик - молодой, длинный парень с усиками - подмигнул ему и заходил на стуле, колдуя над тремя барабанами.
- Вихляешься? Кому это нужно?
- Публике!
- Какая тут публика? Та-ак, - обвел взглядом расходившиеся пары Мороз. - Ни одного порядочного человека не видно.
- Что-то ты сегодня не в духе, - заметил аккордеонист.
- Думаешь, от вашей музыки будешь в духе?' От нее, как зверь, завоешь, иль заплачешь, как дитя… Что вы сейчас исполняли?
- Вальс, - ответил аккордеонист.
- Миф. Люди танцевали рок-н-ролл…
Позади Мороза засмеялись. Это взорвало пианиста - толстого, маленького мужчину с выкрашенной гривой взлохмаченных волос:
- Что ты понимаешь в музыке, утюг?
- Столько же, сколько и вы. Только я не играю и не порчу нервы слушателям. Было бы неплохо, если бы вы пошли в. грузчики. С вашей комплекцией стыдно сидеть среди этих усатеньких птенчиков…
- Да как вы смеете?! - закричал пианист.
- Не надо шуметь, маэстро. Кому это нужно? Поберегите свои нервы, иначе вы не сможете сыграть рок-н-ролл, то есть, простите, мифический вальс, под звуки которого люди корчатся, как дикари.
В толпе снова раздался смех.
Пианист заметался за стульями, пытаясь пробиться к Морозу.
Кто-то с восхищением произнес:
- Ну и Мороз. Ну и «Кому это нужно»! Артист!
Равиль, оказавшийся в толпе, выпятил грудь:
- Мой друг. Ясно?
- Неужели он дружит с тобой? - заметила маленькая курносая девушка.. - Ты же без водки шагу не шагнешь.
- Научился пить у него, - продолжал хвастать Равиль.
Пианист, наконец, раздвинул стулья и, оказавшись в толпе, заорал:
- Дружинники! Дружинники!
Аккордеонист и барабанщик подошли к нему сзади и, взяв под руки посадили на прежнее место.
- Я ему покажу! Я ему покажу дикарей! - повторял пианист запальчиво.
Мороз не слышал этой угрозы. Он уже шел к Эргашу и Жоре, около которых стояли Рита Горлова и сильно накрашенная женщина, лет тридцати пяти.
- Привет возмутителю спокойствия! - увидел Жана Шофман.
Мороз не удостоил его взглядом. Он галантно раскланялся перед Ритой и ее подругой:
- Царицам бала мое глубокое почтение!
- А, Жанчик, - заулыбалась Рита. - Здравствуй. Как я тебя долго не видела.
- Кому эго нужно? Достаточно, что ты видишь Эргаша и его апостолов.
- Верно, - согласился Каримов. - Хочешь выпить?
- Кто же упивается в такие чудные вечера. Звездный снег, музыка, женщины…
- Ты начинаешь портиться, Жанчик, - заметила Рита.
- Сеньора, у вас превратное понятие обо мне.
Заиграл оркестр.
К Рите подошел Анатолий. Мороз брезгливо сощурился: миф, а не танцор. Он отвернулся от него и увидел, как несколько пьяных парней направилось к группе девушек, стоявших у Окна. Самый высокий, с папиросой в зубах, схватил за руку молоденькую блондинку и потащил в круг танцующих. Она стала вырываться.
- Помогите!
Музыка оборвалась.
Длинный хлестнул отборной матерщиной.
- Играйте!
Заиграл один пианист. Остальные не стали.
Вдруг по залу, будто холодный ветер, пробежал и тут же умолк говор. В дверях показались трое Дружинников - две девушки и мужчина. Они направились к длинному. Тот замер, держа руку девушки. В налитых кровью глазах заблестели бешеные огоньки.
- Отпустите ее и пройдемте с нами, - потребовал мужчина.
- Больше ничего не хочешь?
- Дай ты ему, Якорь, чего он к тебе пристал, сексот несчастный, - посоветовал один из дружков длинного.
- Подожди… Ты вот что, - обратился к мужчине длинный, должно быть, главарь компании, - оставь нам своих очаровательных спутниц и мы выйдем отсюда по-хорошему, без шума и прочих сантиментов.
- Пошляк! - гневно бросила чернявая дружинница.
- О! - ухмыльнулся хулиган, - ты, оказывается, с характером: Я люблю таких.
Он потянулся к ней, и в тот же миг мужчина, применив болевой прием самбо, свалил его с ног.
- Полундра!
Хулиганы бросились на мужчину. У одного сверкнул в руке нож.
Мороза будто ветром сдуло с места. Он подскочил к парню с ножом и нанес ему в челюсть такой тяжелый удар, что парень мешком рухнул на пол.
Эргаш подошел к Равилю:
- Помоги!
- Кому? - обернулся Равиль.
- Морозу.
Равиль, помедлив секунду, будто что-то обдумывал, пошел к Морозу…
Ответственный дежурный по отделу милиции докладывал Абдурахманову по телефону:
- Товарищ подполковник, в клубе маслозавода дружинники с помощью отдыхающих задержали пьяных хулиганов.
- Где они сейчас? - устало спросил Абдурахманов. Было поздно, хотелось спать.
- В штабе дружины.
- Голиков знает об этом?
- Да.
- Хорошо… Больше никаких происшествий нет?
- Нет.
Положив трубку, Абдурахманов закурил и долго сидел у телефона, невидящими глазами глядя на его граненые бока, в которых стыли блики настольной электрической лампочки.
БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
1.
Еще раз прочитав письмо, поступившее в горком от гражданки М. Толстовой, Ядгаров подчеркнул красным карандашом слова: «Нет правды в Янгишахаре», пододвинул к себе телефон и набрал номер Абдурахманова.
- Почему вы не прописываете к матери сына с семьей? - поздоровавшись поинтересовался. Ядгаров.
- Кого вы имеете в виду, Таджитдин Касымович?
- Толстовых.
- Как? - раздался удивленный возглас Абдурахманова. - Разве они еще не прописаны? Я дал команду начальнику паспортного отделения сразу же, как только побывал-а у меня гражданка Неверова.
- Без ее посещения ты не мог этого сделать?
- Не знал я, Таджитдин Касымович.
- Плохо, - пожурил Ядгаров. - О том, что происходит в отделе, ты должен знать.
- Постараюсь исправиться, Таджитдин Касымович.
Секретарь повесил трубку. Нет, так дальше работать
нельзя. В последнее время поступает все больше жалоб о незаконных действиях Абдурахманова. Надо что-то делать, иначе он наломает немало дров.