— Миша, а радио здесь имеется? — ни с того ни с сего спросил Шевелев.
— В этом бегунке все имеется, — заверил Лепилов.
— Тогда включи, а?
— Это зачем?
— Чтобы радио слушать, а не тебя, — на голубом глазу заявил Шевелев.
— Уел, — признал свое поражение Лепилов и включил радио. Зазывно-кокетливый женский голос переливчато завывал в бойком ритме:
Я помню все твои трещинки…
— Веселые дела! — удивился Лепилов. — Мои трещинки она помнит. А какие у меня трещинки? Трещинка — у нее. Так ведь?
— А может она лесбиянка, — заметил с заднего сиденья третий пассажир. Все помолчали, обдумывая вероятность подобного предположения. — Ребята, а что я там буду конкретно делать?
— Неспокойный ты какой-то, Андрюха. Тебе же Сергей сказал: изучить систему охранной сигнализации музея, — ответил Шевелев.
— А зачем? — не унимался Андрюха.
— Изучишь, тогда он тебе скажет, зачем! — отрезал Дмитрий.
— Нет, про трещинки я слушать не могу, — решил Лепилов и выключил радио. — Лучше уж я сам спою нашу строевую. А вы подпевайте: «Ох, рано встает охрана!»
Проскочили Торжок, застроенный разномастными домами, и выехали на узкую асфальтовую полосу, проложенную среди полей и редких перелесков. Вскоре показался длинный озерный залив.
«Паккард» и «БМВ» остановились у музея.
Первым в это культурное учреждение проник Лепилов. Под сводами вестибюля он осмотрелся. По стенам были размещены витрины с вышитыми полотенцами, бисерными кокошниками, расписными передниками, дореволюционными газетами и многочисленными пожелтевшими фотографиями. А прямо у входа торчала конторка кассира, за которой никого не было.
— Есть кто-нибудь?! — зычно позвал Лепилов.
На зык поспешно прибыл миниатюрный гражданин неопределенных лет. Пристальный милицейский взгляд Лепилова сразу определил: гражданин слегка выпивши.
— Ты кто? — невежливо поинтересовался Лепилов.
— Сторож, — ответил гражданин.
— А где кассир? — продолжал Миша все так же грубо.
— Я и кассир, — сознался сторож.
— Тогда шесть билетов! — приказал Лепилов. — Почем они у тебя?
— Пять рублей штука, — ответил кассир.
— Дорого берете! — возмутился наглый охранник Лепилов.
— У нас музей очень замечательный, — объяснил кассир.
— И чем же он замечательный? — Наглец Миша презрительно скосорылился.
— Да уж не знаю. Так знающие люди говорят… — Выпивший гражданин неопределенно пошевелил в воздухе пальцами.
— А сейчас в музее есть знающие люди, которые так говорят? — пытал субтильного сторожа нахал Лепилов.
— Есть, — кивнул тот. — Экскурсовод Валентин Сергеевич.
— Так зови знающего! — велел «бык» Миша.
Звать не пришлось, уже больно мощен был голос Лепилова: на его громыханье явился краснопиджачник Валентин.
— Вот, Валя… — начал было сторож-кассир. Краснопиджачник зыркнул на него, и он исправился: — Вас видеть хотят, Валентин Сергеевич.
— Чем могу быть полезен? — Обучен был краснопиджачник, обучен.
— Многим, браток, — сурово сказал Лепилов. — Мой босс со своим другом ни с того ни с сего решили ваш музей посетить. Чем-нибудь удивить можешь? Мы у вас проездом, к волжскому истоку едем. Стоит им время терять?
Краснопиджачник видел в окно «Паккард», «БМВ», солидно беседующих у входа джентльменов. И двух охранников рядом с ними видел.
— Не знаю, удивим мы вас или не удивим, но в нашем музее имеется ряд экспонатов, которыми не побрезговали бы многие столичные хранилища.
— Лады, — удовлетворился Лепилов. — Проведешь экскурсию как надо — в обиде не будешь.
Он кинулся к выходу, распахнул дверь, позвал умильно:
— Анатолий Яковлевич, Сергей Васильевич, нас уже ждут!
Владелец заводов, газет, пароходов был демократичен: в экскурсии принимала участие вся шестерка. Бизнесмен и джентльмен вели себя подобающе: сосредоточенны, предельно внимательны и любознательны. Остальные же — сообразно обязанностям и характерам: шофер покорился судьбе и послушно следовал за хозяином, двое охранников, отстав, делали вид, что исполняют свою столь важную работу — стояли в дверях, сторожа входы и выходы. А третий охранник, преодолевая невыносимую скуку, отделился от всех и бесцельно бродил по залам.
— Наш музей, — курским соловьем заливался Валентин Сергеевич, — был основан в самом начале двадцатого века. Сперва это были две комнаты при церковно-приходском училище, в которых экспонировались этнографические предметы деревенского быта…
Услышав словосочетание «этнографические предметы», джентльмен косо глянул на экскурсовода. Однако тот ничего не заметил: ему самому такое словосочетание отнюдь не казалось ни странным, ни неуклюжим.
— Но в девятнадцатом году, — продолжал Валентин, — музей получил в свое распоряжение это здание и пополнил свой фонд за счет богатейшей коллекции купца-мецената Кукушкина…
— А купца Кукушкина расстреляли, — грустно не то догадался, не то спросил бизнесмен.
— Да, — так же грустно подтвердил краснопиджачник. — Но, как потом оказалось, по ошибке. Вы еще о чем-то хотели спросить?
— Да нет, продолжайте.
— Сейчас мы входим в зал, где хранится наша гордость — серебряная, бронзовая, оловянная, латунная и медная посуда, с которой едали наши предки. — Произнеся столь изысканную фразу, экскурсовод обвел аудиторию торжествующим взглядом. — Здесь тарелки, блюда, ендовы, штофы «журавли» семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого веков. Прошу обратить внимание на выразительность форм и изящество отделки…
…Охранник Андрюха ходил у окон, осматривал притолоки и стенды. Незаметно пробрался к электрораспределительному щиту…
Курский соловей, не умолкая, подходил к финалу:
— Вот в основном и все наши сокровища, которые ярко иллюстрируют культурный уровень, быт и нравы нашего своеобразнейшего края. Хотелось бы показать вам новейшие поступления, но увы, в зале, где они размещены, ведутся небольшие ремонтные работы. Да и мы, используя это время, решили произвести учет…
— Учет! — заворчал от двери Лепилов. — Здесь что, колбасный ларек?
— Миша, — тихим голосом прервал тираду «быка» джентльмен, извлек из внутреннего кармана бумажник, а из бумажника двадцатидолларовую купюру. — Здесь все свои люди. Я, дорогой, простите, не запомнил вашего имени-отчества…
— Валентин Сергеевич, — немедленно доложил краснопиджачник.
— Этого хватит, чтобы преодолеть все препятствия, Валентин Сергеевич? — Джентльмен протянул банкноту.
— Не в этом дело… — замялся экскурсовод. — Просто помещение не совсем готово к приему посетителей…
— Если вы считаете для себя невозможным принять эти деньги, то отдайте их вашим плотникам, чтобы они как можно скорее все привели в надлежащий вид, — вмешался бизнесмен.
Валентин Сергеевич при такой постановке вопроса свободно принял купюру, небрежно сунул в карман и попробовал пошутить:
— Что ж, будем считать вас нашими спонсорами, — и махнул рукой, указывая направление. — Прошу.
Двухсветный зал испещряли яркие тени в виде геометрических фигур: это шалило невысокое уже солнце. Даже две-три рейки — следы неторопливого ремонта — не мешали теплому сверканию стендов в центре зала, уюту, исходящему от межоконных банкеток. Стариной веяло от портретов кавалеров и дам в париках и фижмах. И сову все увидели сразу же. Она сидела на небольшом постаменте в темном углу, но глаза ее, огромные зеленые глаза, горели мистическим каким-то огнем.
Анатолий Яковлевич, не отрывая взгляда от совы, рванулся было к постаменту, но был незаметно остановлен твердой рукой и мягким шепотом Никольского:
— Успокойтесь. Для начала полюбуйтесь портретами.
— В этом зале мы постарались воссоздать образ торжественного дворянского зала середины прошлого века, однако не нарушая при этом последовательность экспозиции, — дудел в свою дуду Валентин Сергеевич. Закончить ему не дал Лепилов:
— Откуда дворянский-то? Хозяин купцом был.
— Ну, это, конечно, не буквальное воссоздание, а некоторым образом фантазия на тему… — замельтешил экскурсовод.
— Лучше помолчи. Не мешай людям смотреть. Они, я думаю, поболе тебя понимают, — внятным шепотом посоветовал Лепилов.
Эти люди уж точно понимали в искусстве поболе незадачливого краснопиджачника. Рассматривая портреты, они неторопливо приближались к заветному углу. Добрались. Анатолий Яковлевич, не отрывая глаз от птички, машинально похлопал по внутреннему карману пиджака.
— Лупу доставать не надо, — тихо-тихо посоветовал Никольский. — Смотрите так, — и громко добавил, повернувшись к краснопиджачнику: — Уж не Фаберже ли это?
— К сожалению, нет. В манере Фаберже, как утверждают знатоки, — солидно ответил Валентин Сергеевич и кашлянул в кулак.
— Мы вас задерживаем? — осведомился джентльмен.
— Что вы, что вы! — замахал руками тот. — До закрытия еще двадцать минут.
Бизнесмен и джентльмен проследовали к «Паккарду», у раскрытой дверцы которого их уже ждал шофер. Двое охранников направились к «БМВ». А главный охранник Миша задержался, стоя рядом с Валентином Сергеевичем, который обходительно вышел проводить дорогих гостей. Когда пятеро расселись по автомобилям, Миша, не поворачивая головы, произнес без выражения:
— Я ж тебе сказал: не обделю. А ты крысятничаешь, козел, — и зашагал к «БМВ». Вскоре обе машины медленно тронулись с места.
…У залива, на обочине пустынной асфальтовой полосы безнадежно голосовал рыбак. Обычный рыбак: каскетка, штормовка, рюкзак, резиновые сапоги.
— Останови, — приказал шоферу Никольский. «Паккард» остановился. В хвост ему пристроился «БМВ». Никольский вышел на обочину и позвал: — Лепилов!
Лепилов выбрался из-за руля «БМВ». Метров сто было до рыбака. Рыбак бежал им навстречу, а они шли медленно: заметно хромал Никольский. Встретились. Рыбак сиял:
— Здравствуйте, Сергей Васильевич, здравствуй, Миша. — Миша похлопал рыбака по плечу, а Никольский пожал ему руку.
— Обрадуй нас, Вешняков! — предложил майор.