В раздевалке раздался дружный смех.
– Моя мама уже два года живет в Мехико, – сквозь зубы процедила я, натягивая джинсы.
– Мехико? – Мороз вздернула жирно подведенные карандашом брови. – Я думала, правильно – Мексика. Или где это вообще?
– Какая же ты тупая, Мороз! – не выдержала Ирка.
Настя только растерянно захлопала ресницами.
– Ну ты, Ирочка, за язычком следи, – в свою очередь, вступилась за подругу Оксана Соболь.
– Оу, ты вообще помолчала бы! – кипятилась Ирка. Третьякова заводилась с пол-оборота. Мы с Ирой долго думали, что делать с Соболь, но пока у нас отсутствовали доказательства. Поэтому было решено с боевыми действиями повременить. Тем более, что в деле появилась новая подозреваемая – Циглер.
Не знаю, чем бы закончился наш спор, так как Ирка уже воинственно сжала кулаки, но тут в раздевалку завалились шумные семиклассницы...
Марк не говорил со мной на тему дурацкого коллажа, чему я была очень рада. Какой же он все-таки правильный, тактичный, добрый, воспитанный, понимающий.
Василевский надувал шары, а я уже отработанным движением их завязывала. Все мои мысли до сих пор были только о том злополучном посте в «Подслушано». Как я не гнала от себя образ Катерины, она все равно стояла у меня перед глазами. Меня пугали предстоящие перемены, так как совершенно очевидно, что в этот раз отец был настроен решительно. Значит, скоро Катерина переедет к нам. Мамочки… Я не сразу расслышала, о чем спросил у меня Марк.
– А? Что? – встрепенулась я.
– Вера, с тобой все в порядке?
– Да, все хорошо, – кивнула я, моля про себя, чтоб он не завел тему о том коллаже.
– Тогда держи! – Марк приготовил для меня новый воздушный шар.
Замешкавшись, я протянула руку к шару, а когда Василевский его передавал, шар с забавным звуком, сдувшись, подлетел вверх, а затем шлепнулся на пол. Мы оба проследили за ним, а встретившись взглядами, рассмеялись.
Внезапно Марк как-то неуклюже шагнул вперед и дотронулся губами до моей макушки.
– Ой! – от неожиданности я вскрикнула.
– Извини, – смутился Василевский моей реакции. – Как-то случайно вышло.
– Угу, – промычала я. Нет бы что-то кокетливое сказать в ответ, но все произошло так быстро, что я вконец растерялась. Впервые попала в такое положение. Пока судорожно придумывала, чтобы такого сказать легкого и непринужденного, будто красивые парни каждый день целуют меня в макушку, в глубине зала громко лопнул шар. Мы с Марком оба вздрогнули и обернулись. Тут же в кармане Василевского заиграл телефон. Когда одноклассник взял трубку, я не придумала ничего умнее, как просто сбежать. Ноги сами понесли меня к выходу.
Выбежав сломя голову из актового зала, врезалась кому-то в грудь.
– Верона, ничего себе, разогналась! Я как раз тебя ищу. Ира сказала, ты зал украшаешь…
– Я чуть нос на бок не свернула! – перебив Никиту, пожаловалась я. Схватилась за ушибленный нос. От боли брызнули слезы.
– А куда ты так несешься? – удивился Никита, оглядывая мое лицо. – Ну-ка, посмотри на меня.
Тогда я убрала ладони от носа и, подняв голову, уставилась на Ярового. Никита продолжал внимательно изучать меня.
– У-у, – наконец протянул он с самым серьезным видом.
– Что там? – испугалась я.
– Блин.
– Никит, что? – ударилась я в панику.
Яровой осторожно взял меня пальцами за подбородок и немного развернул лицо.
– Вот вроде норм. Теперь ровно. Всегда так ходи.
– Яровой! – рассердилась я.
– Да все хорошо, Верона, – рассмеялся Никита. – Я пошутил. Нос как нос. С таким жить можно.
– Ну, спасибо! – буркнула я, снова осторожно дотронувшись до носа.
– Не сказать, чтобы очень красивый, но и уродливым его не назовешь, – продолжил насмешливо Никита.
– Да замолчи ты!
За два года я забыла, как Яровой может допекать.
– В следующий раз смотри, куда бежишь, – предупредил Никита.
– Угу.
В этот момент из актового зала вышел Марк. Он оглядел нас с Никитой, затем сухо проронил:
– Привет, Ник!
– Привет!
– Вер, – обратился ко мне Василевский, – я там все доделал. Сейчас мне домой надо. Мама звонила.
– Да, конечно! – закивала я. – Спасибо огромное за помощь, Марк!
Когда Василевский скрылся из виду, Никита снова уставился на меня.
– Ну? – не выдержала я внимательного взгляда Ярового. Его серые глаза сияли. – Опять что-то с носом не то?
– Вы вдвоем украшали зал?
– А что?
Тогда Никита, не говоря больше ни слова, первым направился в пустой актовый зал. Там на полу повсюду лежали связки воздушный шаров, тяжелые портьеры слабо шевелились из-за сквозняка, а из открытых окон слышался птичий гомон.
– Мм, – промычал Никита, самодовольно поглядывая в мою сторону. – План с айподом сработал?
– На что ты намекаешь? – насупилась я. И, наверное, в ту секунду ужасно покраснела.
– Чем вы тут занимались?
– Да тебе какая разница?
Я вспомнила, что Марк поцеловал меня в макушку, и дыхание снова перехватило. Никита, пиная попадавшиеся на пути воздушные шары, подошел к огромному окну и уселся на подоконник.
– Сейчас встретил Лидочку в коридоре, – недовольным тоном начал Яровой. – Она мне уже расписала, какая замечательная олимпиада по физике будет в нашу смену в лагере, и как она рада, что я еду защищать честь нашей гимназии.
– Ой-ой. – Я приложила ладонь к щеке, будто у меня только что страшно разболелся зуб. Так вот зачем меня искал Никита.
– Ты с ней до сих пор не поговорила, да?
Я покачала головой:
– Прости.
– Так и думал.
– Но я обязательно выполню свою часть договора! – горячо заверила я. Не люблю быть обязанной. – Если пообещала, значит, сделаю. Ты меня хорошо знаешь.
– Хорошо знаю, – странно усмехнувшись, согласился Никита.
Я стояла напротив и смотрела на Ярового. Вспомнила, что когда-то бывший друг был единственным человеком, которому я могла рассказать все на свете. И почему-то именно он находил в утешение те самые слова, которые я ждала.
– Мне просто в эти дни совсем не до этого было, – зачем-то сказала я. И если Яровой решит, что сейчас я имею в виду наши непонятные зарождающиеся отношения с Марком – я Никиту придушу.
Думала, Яровой, как обычно, проигнорирует мое оправдание, но он спросил:
– Что-то случилось?
– Ты что, не читаешь школьное «Подслушано»?
Никита рассмеялся.
– На фига мне это? Ты бы еще спросила, смотрю ли я «Пусть говорят».
И его насмешливый тон вернул меня в реальность. Слишком большая пропасть образовалась за эти два года между нами. Придется рассказать Никите то, о чем мне пока говорить не хотелось. Судя по всему, Яровой решил, что под «мне было не до этого» я подразумевала флирт с Василевским, а, разумеется, не какую-то свалившуюся мне на голову Катерину.
– Ладно, забей! – вздохнула я, отыскивая свой рюкзак.
Возможно, на моем лице отразилось разочарование, потому как Никита все-таки поинтересовался:
– Нет, Вер, серьезно. Все в порядке?
Я замерла на месте с тяжелым рюкзаком в руках. Рассеянно скользнула взглядом по расслабленной позе Ярового, по бордовым портьерам, по разноцветным связкам шаров… А птицы за окном стали кричать еще пронзительней.
– Да, все хорошо, – наконец ответила я. – Завтра же поговорю с Лидией Андреевной.
Закинув за спину рюкзак, первой вышла из актового зала.
***
Яркий свет софитов похож на слепящее июльское солнце. У меня слезятся глаза, а когда я спускаюсь со сцены, охватывает какое-то полудремотное состояние. Будто я на самом деле не в гимназии, а в огромной пустыне. Болит голова, хочется пить, а пылинки, кружащиеся в лучах прожекторов – маленькие песчинки. И звезды, которые накануне мы с Иркой вырезали из фольги, раздвоились, усыпали весь потолок актового зала... Кажется, я все-таки заразилась от папы, потому что в горле страшно першило.
Тем не менее, усевшись в кресло и прикрыв глаза, я начала снова негромко и упрямо повторять слова:
– У каждого человека свои звезды. Одним – тем, кто странствует, – они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они – как задача, которую надо решить. Для моего дельца они – золото. Но для всех этих людей звезды – немые. А у тебя будут совсем особенные звезды…
Ирка плюхнулась рядом со мной в одно из кресел и внимательно осмотрела. Затем, нахмурившись, спросила:
– Ты чего там бубнишь?
– Слова повторяю, – сказала я. Язык еле шевелился во рту.
– Выглядишь паршиво, – покачала головой Третьякова.
Затем подруга потрогала мой лоб и быстро отдернула руку, будто обожглась.
– Серьезно, Азарова, иди домой. Не до репетиций!
– Правда, такой горячий? – Я тоже потрогала свой лоб. Глаза жгло. – А «Маленький принц»? Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда… такая звезда…
– Такая звезда, где я живу, где я смеюсь, – и ты услышишь, что все звезды смеются. У тебя будут звезды, которые умеют смеяться! – внезапно проговорила Леля Селезнева, отличница из «Б» класса. Леля сидела через пару кресел от нас. Мы с Ирой удивленно уставились на девчонку. Та тут же покраснела.
– Я обожаю «Маленького принца», – призналась Леля. – Наизусть знаю!
– Почему ты не вызвалась исполнять роль Принца? – резонно поинтересовалась я. Мне-то из-за этого пришлось слова учить.
Леля еще больше покраснела.
– Лидия Андреевна сразу твою кандидатуру одобрила, Вера, – ответила она. Тут уж настала моя очередь краснеть.
– К тому же, – шепотом начала Леля, пересаживаясь на один стул ближе к нам. Ирка, почуяв новую сплетню, склонилась через меня к Селезневой. Иногда подруга напоминала мне Андрея Малахова в поисках интриг и сенсаций. – Мне очень нравится Пирожков!
Мы с Ирой одновременно уставились на сцену и разыскали взглядами Пирожкова – единственного парня, который согласился участвовать в постановке. Грузный одноклассник стоял возле кулис и с задумчивым видом грыз ногти.