— Не надо! — еще решительнее отказался мальчик. — Я на птиц на живых люблю смотреть, они интересные. А убитая мне ни к чему.
Не прибавив более ни слова, он побежал к деревне. «Вот ты какой!» — растерянно думал я, глядя вслед мальчугану.
Солнце коснулось горизонта. Последние лучи заскользили по плесу, разбрасывая всюду сверкающие золотистые полосы. У меня почему-то пропало всякое желание продолжать охоту, несмотря на то, что лысухи словно нарочно то и дело показывались из тростника. Я спрятал свой трофей в рюкзак и пошел домой. Впереди за кустами послышался грохот пустых бочек, а затем показалась и знакомая телега Григория, — он работал водовозом и сейчас ехал к озеру за водой. Придержав лошадей, закричал, стараясь перекрыть грохот пустых бочек:
— Что, с добычей, или опять попом?
— Попом, — ответил я и свернул в сторону.
НА ТЯГЕ
— Хорр! Хорр-р-р!
На сиреневом вечернем небе показался силуэт небольшой птицы. Она летела медленно и невысоко: чуть выше елей и берез, выстроившихся по обеим сторонам лесной просеки. Когда птица пролетала надо мной, хорошо были видны длинный клюв и с мягким округлением крылья.
— Хорр! Хор-р-р! — вальдшнеп протянул вдоль просеки и исчез в сумерках.
А немного погодя в вечерней тишине снова послышалось:
— Хорр! Хоррр!
Летел второй долгоносик.
Вот это и есть тяга вальдшнепов. Бывает она весной, когда лопаются почки на деревьях, когда от земли пахнет старыми листьями и снегом, когда солнце уходит на покой за неровную кромку леса на горизонте и небо расцвечивается дивными вечерними красками. В лесу тишина.
И вдруг:
— Хорр! Хор-р-р!
Вдоль просеки, лесной дороги или опушки тянет лесной кулик-вальдшнеп. Иногда навстречу ему вылетает такой же долгоносик. Они встречаются в воздухе, и начинается бой. Птицы наносят друг другу удары крыльями и длинными носами — оружие мало подходящее для подобных сражений. Наиболее сильный и ловкий боец побеждает противника, и тот оставляет поле боя. А где-то внизу раздается нежный окрик самочки, ради которой и сражались длинноносые дуэлянты.
Тяга вальдшнепов — то же, что и весенние драки тетеревов на лесных полянах и вырубках, токование глухаря или весенние игры иных птиц.
Раньше, когда весенняя охота открывалась ежегодно, были любители ходить на тягу вальдшнепов. Обычно выбиралась просека, лесная дорога или опушка, вдоль которой летели долгоносики. Охотник приходил на место при последних лучах солнца, становился где-нибудь под деревом или кустом и ждал. Угасает солнце, лес наполняют прозрачные весенние сумерки. И вот чуткую тишину засыпающего леса нарушает характерный звук:
— Хоррр!
На темнеющем небе рисуется силуэт птицы. Она приближается, летит над головой охотника. Гремит, раскатываясь по лесу, выстрел. Вальдшнеп обрывает полет и падает. Немного погодя тянет второй кулик. С каждой минутой стрельба затрудняется, сумерки густеют и скоро уже ничего не видно, кроме звезд, щедро усыпавших весеннее небо. За один вечер удавалось брать двух-трех, изредка пять лесных куликов, а вся охота длилась не более получаса. Иногда вальдшнепы не летели совсем. Причины достаточно не ясны, но чаще всего это зависит от погоды.
Теперь охота на тяге почти забыта, по крайней мере, в наших краях. Возможно, не только потому, что перевелись ценители такой охоты, несравнимой с другими, но и потому, что весной охоту разрешают редко и с ограничениями. Я считаю, что это правильно: запасы дичи надо сохранять и умножать.
На тяге вальдшнепов мне приходилось бывать раза три, и я пережил особые, волнующие минуты, какие другая охота дать не может. Вальдшнепы живут не в каждом лесу. Их можно встретить на Урале там, где есть сосна или береза и осина, смешанная с елью. Лесной кулик — птица ночная, днем его увидишь редко. Размером он побольше горлинки, буро-рыжеватой, какой-то ржавой окраски и среди прошлогодних опавших листьев его трудно разглядеть. Вальдшнеп — единственный лесной кулик.
Если весной приходится бывать в таких местах, где встречается эта птица, я иду на просеку, выбираю подходящее место, сажусь на какой нибудь пенек или поваленное дерево и жду. Ружья, разумеется, у меня с собой нет. Да и не нужно оно мне. Варварство стрелять птицу в лучшую пору ее жизни, когда она готовится дать жизнь будущим поколениям.
Просто я сижу и жду. Слушаю лесные шорохи, пью нектар весеннего воздуха, любуюсь красотой пробуждающейся от зимнего сна природы. И вдруг мое ухо улавливает странный, волнующий звук:
— Хорр! Хо-р-р!
Птицы еще не видно, но она где-то здесь, близко. Напряженно всматриваюсь, и вот на фоне заката различаю грациозный силуэт кулика. Потом летит еще один и еще. В воздухе разгорается турнир между двумя лесными бойцами.
Быстро темнеет. Последняя розовая полоса на небе тает, видны только острые вершинки елей да яркие звезды. Я встаю и, счастливый тем, что еще раз побывал на тяге вальдшнепов, шагаю по лесной дороге к мерцающим вдали огонькам селения.
ПЕРВАЯ СТОЙКА
— Нора! Ко мне!
Красивая, белая, в черных пятнах, собака подбежала и остановилась, ожидая дальнейших приказаний.
— Ну-с, пойдем сдавать экзамен.
Сеттер всем своим видом выражает готовность сдавать любой экзамен. Моей воспитаннице нет и года. Она еще ребенок, любит поиграть и пошалить. Но когда дело идет о работе, Нора серьезна. Она усвоила все предыдущие уроки и теперь должна показать свои способности в поле.
Сегодня первый день, как разрешена охота с лягавой собакой. Одет я легко, потому что знаю: придется много ходить, к тому же августовское утро сразу началось жарой. Ружье, патронташ и небольшая сумка через плечо вроде кондукторской — вот и все снаряжение. Мы идем к вокзалу, садимся в электропоезд и через час выходим на тихой маленькой станции. Сразу же за последними домами поселка начинается поле. По нему разбросаны березовые островки, а за полем виднеется лес. Я уже бывал здесь раньше и знаю, что в поле можно встретить перепелок и серых куропаток, а в лесу — тетеревов.
Нора все время натягивает поводок, часто оглядывается на меня, словно просит: ну, отпусти же, хозяин. Ее ноздри жадно втягивают воздух.
— Подожди, — говорю я, — еще рано. Вот отойдем немного, тогда и начнем.
Но у моей воспитанницы терпения явно не хватает. Она возбуждена и стремится вперед. Наконец, отстегиваю поводок. Сеттер, получив свободу, мчится вдаль. Свисток заставляет собаку остановиться.
— Ищи! — строго приказываю я и более мягко добавляю: — И не суетись. Помни — сдаешь экзамен.
Нора снова устремляется вперед, но теперь она бежит правильным челноком: метров пятьдесят вправо, поворачивает, и столько же влево, потом опять вправо. Такой поиск собаки и называется челнок.
Я иду сзади, внимательно наблюдая за сеттером. Немного тревожусь: Нора — собака родовитая, родители у нее имеют и дипломы, и медали. А какова-то она будет здесь, в поле? Вот Нора задержала поиск, остановилась. «Нашла!» — подумал я, но моя воспитанница побежала дальше. Проходя мимо этого места, я увидел мышиную нору.
— Тьфу, черт! — тихонько выругался я.
Мы уже миновали половину поля, а Нора ничего не нашла. Не может быть, чтобы в поле не было дичи.
Наверное, собака просто не чует ее. И словно в ответ на мои невеселые мысли Нора повела. Я это понял сразу, я хорошо изучил ее повадки. Собака продвигалась особенной, какой-то ползущей походкой. Потом она остановилась, вытянула шею, нацелившись в одну точку, поджала переднюю лапу. Сделала осторожный маленький шаг и снова замерла, превратившись в изваяние. Это была стойка. Самая настоящая, можно сказать, классическая.
Я тихо подошел к сеттеру сзади шагов на пятнадцать, поднял ружье. Сколько она так способна простоять?
— Вперед, Нора!
Собака сделала совсем маленький шажок.
— Вперед.
Еще шаг… Из-за куста с треском вылетело штук пять молодых тетеревов. Я выстрелил, и одна из птиц упала. Собака бросилась за ней. Приняв от Норы наш общий первый трофей, я ласково потрепал ее по шелковистой шерсти.
— Молодчина ты, умница.
Трудно сказать, кто из нас был более счастлив. Теперь я уже твердо знал: моя воспитанница экзамен выдержит с честью. И не ошибся. Нора находила перепелок, серых куропаток (этих птиц мы не стреляли), тетеревов и на болотце — бекасов.
Уставшие, мы отдыхали в лесу на берегу небольшого веселого ручья. Хорошо пахло грибами и смородиной. Над венчиками цветов хлопотал толстый мохнатый шмель и грозно жужжал.
ЛАПТАШ
Есть у нас в области озеро с таким непонятным названием: Лапташ. Озеро небольшое, но примечательно тем, что в нем водится хороший окунь и карась. Другой рыбы здесь нет. Причем попадаются окуни до килограмма и даже, говорят, больше. Сюда наведываются рыбаки и зимой и летом, и не только наши челябинские, но и свердловчане.
На Лапташ мы приехали большой компанией на грузовой машине. Взяли с собой резиновые надувные лодки одно- и двухместные. Мне досталась одноместная лодка, и, подготовив спиннинг и удочки, я не мешкая выехал. Не терпелось начать ловлю в ожидании чудес, о которых столько наслышался.
Но вечер этих ожиданий не оправдал. До темноты я хлестал озеро спиннингом во всех направлениях, пробовал ловить на обыкновенную поплавочную удочку и выудил всего двух небольших окуньков. Такие встречались и на других водоемах. Где же знаменитые килограммовые окуни?..
На берегу уже пылал большой костер, и к нему съезжались все наши рыбаки. У товарищей дело обстояло не лучше. Все мы немного приуныли. Но впереди еще утренняя заря. Неужели она не выручит?
Спать почти не пришлось. Ночь была тихая, звездная.
Мы сидели у костра, пили чай, курили, рассказывали разные истории. С озера доносились легкие всплески воды, кряканье уток. (Утка на Лапташе очень редкая гостья).
С первыми признаками рассвета я столкнул в воду свою лодку и тихонько поплыл вдоль кромки тростников, время от времени посылая спиннингом блесну в глубины озера. До пяти часов не было ни одной поклевки. В пять ча