– Фредди! – воскликнул сэр Герберт. – Я думал, ты не приедешь.
Фредди кивнул и пояснил:
– Передумал, знаете ли. Привет, тетя Лидия.
– Доброе утро, Фредди. Ты знаком с мистером Уэзерби?
– Конечно. Здравствуйте, мистер Уэзерби. Как там иски и киски?
Стряпчий угрюмо улыбнулся, сел к столу и стал строчить пером по бумаге. Леди Лидия обратилась к племяннику:
– А почему ты решил приехать?
– Важное дело. Где Тони?
– В саду. С… невестой.
– Что? – Фредди вздрогнул. – Я думал, Вайолет его бросила.
– Да. Это другая, Полли Браун.
Фредди очень обрадовался.
– Неужели Тони подцепил такую девушку? Молодец! Да, прямо скажу, молодец!
– Рада, что тебе это нравится…
– А уж он, я думаю, рад! – не унимался Фредди. – У меня для него тоже хорошие новости. Будет петь и плясать.
Сэр Герберт, звонивший в звонок, вернулся и спросил:
– Какие новости?
Племянник посмотрел на него сурово.
– Такие, – сказал он. – Только для Тони. Прости, дядя Герберт, ты чересчур любопытен.
И, погрозив баронету пальцем, он направился в сад. Леди Лидия пожала плечами, заметив при этом:
– Ну и семейка!
Открылась дверь, появился Слингсби.
– Вы звонили, сэр Герберт?
– Где миссис Прайс?
– Здесь, сэр Герберт.
– За дверью?
– Да, сэр Герберт.
– Пусть войдет. Останьтесь и вы. Нам будет нужен свидетель.
Мистер Уэзерби встал с бумагой в руке.
– Готово? – спросил сэр Герберт. Юрист вручил ему бумагу. – Прекрасно.
Дверь открылась снова, и появилась мамаша Прайс в черном шелковом платье.
23
Мамаша была трезва и настороженна. Ей все это не нравилось. Как греки и римляне, она руководствовалась знамениями и, когда Тони сжег документ, сочла это знаком небес. Иначе говоря, она считала, что ошиблась, поставив подпись.
Две недели жила она в таком убеждении, но сегодня, на Мотт-стрит, ей перешла дорогу черная кошка. Мнения об этих кошках разделяются. Одна школа мысли полагает, что они к счастью, другая – что к беде. Третья, самая маленькая, считает их просто предупреждением. К этой школе принадлежала и мамаша Прайс, а потому не знала, чего, собственно, ждать. Тем самым держалась она как Даниил, только что попавший в львиный ров [23].
– А, миссис Прайс! – сказал сэр Герберт.
– Да, Сырырбырт, – согласилась она, хотя и несколько нервно.
– Садитесь, – сказала леди Лидия таким голосом, словно с удовольствием бы предложила ей чашечку цикуты.
– Спасибо, Ледилиди.
– Это, – сообщил сэр Герберт, – мистер Уэзерби, наш поверенный.
Мамаша Прайс, осторожно присевшая на краешек кресла, поднялась и сделала книксен. Тревога снедала ее. Из разных журналов она знала все о семейных поверенных. От них добра не жди. Им по силам отменить последнюю волю, похитить наследника, что там – убить баронета. Этого Уэзерби она заподозрила сразу, и теперь, ерзая в кресле, жалобно глядела на хозяйку.
– А можно я капельку выпью, Ледилиди?
– Нет!
– Ну ладно, – смирилась мамаша, безутешно сопя.
– Поймите, миссис Прайс, – вкрадчиво сказал сэр Герберт, – мы пригласили вас не на пир и не на банкет. Это – деловое совещание. Позже вас угостят портвейном.
– Спасибо вам большое, Сырырбырт…
– Ну что ж, Уэзерби, начнем, – сказал баронет. Юрист, протиравший до сих пор очки, надел их и сухо, резко покашлял. От этих неприятных звуков свидетельница затряслась, как желе. Можно было и не кидать на нее дополнительный взгляд над очками, чтобы сообщить, что охота началась. Если бы зловещий служитель закона крикнул «Ату ее, ату!», это бы ничего не прибавило.
– Миссис Прайс, – начал он.
– Да, сэр?
– Насколько я понял, вы нервничаете.
– Чего я делаю, сэр?
– Беспокоитесь, – перевел сэр Герберт.
– Да нет, Сырырбырт, меня в автомобиле укачало.
– Ага, ага… Что ж, возьмите себя в руки. Бояться вам нечего, если… Как вы считаете, Уэзерби?
– Именно, – подтвердил юрист. – Если вы скажете правду.
– Всю правду, – уточнила хозяйка.
– И ничего, кроме правды.
– Ой, господи! – пробормотала мамаша, несмело поднимая руку.
Сэр Герберт взглянул на юриста.
– Подпишем бумагу? – сказал он.
– Вот именно.
– Другими словами, документ?
– Именно, именно, – подтвердил поверенный, держащий упомянутый листок.
Все помолчали. Мужчины и леди Лидия серьезно смотрели друг на друга. Мамаша заползла в кресло, как черепаха в панцирь. Странные слова свистели над ее головой, и она совсем пала духом. Бодрости ей не прибавил и новый кашель юриста.
– Итак, миссис Прайс…
– Да, сэр?
Он вперил в нее очки.
– Мне известно, – грозно произнес он, – что вы распространяете крайне сомнительные слухи, пытаясь принести вред нынешнему лорду Дройтвичу, то есть лишить его имений и титула.
Из двадцати слов этой фразы мамаша поняла не больше семи, но покорно ответила:
– Да, сэр.
– Теперь скажите, миссис Прайс, не бывало ли у вас галлюцинаций?
– Чего, сэр?
– Ну, видений.
– Нет, сэр.
– А на мой взгляд, бывали. Вы обладаете очень богатым воображением, – произнес юрист, все больше походивший на удава, гипнотизирующего жертву. – Я утверждаю… утверждаю, миссис Прайс… что ваша история – чистейшая фикция.
– А что это, сэр? – осторожно спросила мамаша. Юрист опять покашлял, а кроме того постучал по столу футляром от очков.
– Задам вам несколько вопросов, – сказал он. – Любите ли вы читать, миссис Прайс?
– Да, сэр.
– Что именно?
– Журнал такой, «Фэмили Геролд».
– Так-так. А ходите ли вы в театр?
– Да, сэр. Если пьеса хорошая… Чувствительная.
– Та-ак. Теперь слушайте, миссис Прайс. Напомню вам, что подмененные дети – распространенный сюжет журнальных рассказов, что же до пьес, именно эту ситуацию пародирует покойный У. Ш. Гилберт в «Отмщении младенца».
– Это вы к чему, сэр?
– К тому, миссис Прайс, что на вас заметно повлияли рассказы, мелодрамы и, быть может, горячительные напитки.
– Вот именно! – вступил в беседу сэр Герберт.
– Точнее не скажешь, – одобрила и леди Лидия.
По всей вероятной, супруги едва удержались от крика «Ура!».
Мамаша не сразу поняла речь юриста, но вскоре все-таки встала и даже подбоченилась.
– Садитесь, – сказал поверенный. Она послушно села, прибавив:
– Сию минуту, сэр.
– Теперь, – продолжал он, – мы переходим к следующему пункту. Две недели назад вы подписали документ, гласящий, что в указанной истории нет ни слова правды.
– Да, сэр. Его сожгли.
– Это мне известно. Не беспокойтесь, я приготовил другой. Будьте добры, подойдите сюда.
Он указал на стол.
– Возьмите перо, миссис Прайс. Прошу! Вот здесь, вот здесь.
– Слингсби, – сказал сэр Герберт. Дворецкий вышел вперед.
– Заверьте подпись миссис Прайс.
– Сию минуту, сэр Герберт.
– Видите ли, миссис Прайс, – пояснил мистер Уэзерби. – Подписывая эту бумагу, вы действуете в собственных интересах. Если вы не подпишете, вы окажетесь в крайне затруднительном положении. Суд непременно спросит, почему один раз вы клянетесь в одном, а другой раз – в другом. Лжесвидетельство – тяжкое преступление.
– Чего, сэр?
– Лже-сви-де-тель-ство.
Мамаша Прайс поняла, что значила черная кошка. Она испуганно схватила перо, а поверенный, облегченно вздохнув, снял очки и стал протирать их.
Стол стоял у окна, и, подняв на мгновение взор, страдалица увидела поросшую кустами лужайку. Она вгляделась получше, застыла – и воскликнула:
– Ой!
Сэр Герберт вскочил, раздраженно бросив:
– Что там еще?
Мамаша твердо взглянула на него. Теперь она знала, что напутала с этой кошкой… Да, конечно, знак свыше – но для чего? Чтобы не подписывать. Иначе в тот самый миг, когда она склонилась над бумагой, не появилось бы такое знамение, яснее которого не сыщешь.
– Не подпишу, – сказала она.
– Что?!
– Не буду, и все тут.
– В чем дело? – крикнула леди Лидия. Мамаша Прайс воздела руку, указывая на окно.
– Вот!
На кусте сидела сорока.
24
Когда в большой гостиной одновременно кричат: «Что за чушь!», «Она с ума сошла», «Черт побери!» и «Да вы сами посмотрите!», какофония может испугать внезапного пришельца.
И впрямь, Сид испугался. Шум как раз достиг апогея, и ему почудилось, что он попал в клуб, на дебаты. Это его огорчило. Казалось бы, поступил как граф, разрешил этим гадам собраться в его собственном доме, а они интриги разводят, мало того – скандалы.
– Ти-ихо! – взвыл он.
Шум угас, и он холодно оглядел присутствующих.
– Да уж! – горестно вымолвил он. – Совещаньице, ничего себе. А по мне, попугаи в клетке, один к одному.
Сэра Герберта глубоко огорчило его появление.
– Уходите!
Сид на него взглянул.
– Не ори, змей.
Тут он заметил мамашу Прайс и очень удивился.
– А ты чего явилась?
Мамаша волновалась.
– Ой, Сид! – закричала она. – В самое время увидела!
– Кого это?
– Да сороку. Это верный знак. А то я уж стала подписывать.
– Подписывать? – Сид понял ее. – Ну, я скажу, голубчики! Опять за свое! Нет, такого змея… – обратился он к сэру Герберту. – Только отойди, только их оставь, а они… Ума с ними решишься! Эй, вы! – Он тыкнул в юриста. – Чего с ними связались? Напишу лорду-канцлеру, мигом из сутяг погонят.
Решив, что все это не по плечу слабой женщине, леди Лидия воззвала к сильному полу:
– Неужели вы не можете выгнать этого субъекта?
– Куда им! – отвечал Сид. – Сперва я тут кой-чего сделаю.
Он повернулся к дверям, как Веллингтон к воинам под Ватерлоо, и скомандовал:
– Лестницу!
И лакей Чарльз внес стремянку, на которую растерянно воззрился сэр Герберт.
– Это еще что? – спросил он.
Сид показал на портрет Длинного Меча.