– Джун.
– Вот-вот. Теперь припоминаю. Моя невеста работает пресс-секретарем как раз у этой самой Эйприл Джун, вот она-то меня и привела.
Давно уже гадая, как перейти к деликатным темам, я тут же ухватился за представившийся повод.
– Я как раз хотел с тобой об этом поговорить…
– О чем?
– О твоей помолвке.
Говорил я несколько сухо, с отчетливой главосемейной ноткой, побуждаемый уколами старушки-совести, которая вдруг решила напомнить о себе. Надежды, возлагавшиеся на меня Плимсоллом и тетушкой Кларой, пока никак не оправдывались. Посланный, чтобы вернуть на путь истинный этого оболтуса, я за целую неделю палец о палец не ударил. Как сошел с поезда в Лос-Анджелесе, так ни разу и не вспомнил о поручении. Вот что может сделать с человеком любовь.
Эгги напряженно обдумывал мои слова.
– О помолвке? – переспросил он.
– Да.
– О моей помолвке?
– О твоей.
– А что с ней?
– Вот именно, что с ней?
– Я – счастливейший из смертных.
– В отличие от тетушки Клары, – сухо заметил я.
– Какой тетушки Клары?
– Твоей матери.
– Ах, мамаша! Как же, помню. Выпьем за нее!
– Нет.
– Ну, как хочешь. Хотя это не слишком вежливо. Так что там с ней стряслось? Почему она не счастливейший из смертных?
– Потому что совсем извелась из-за тебя.
– Боже правый, с какой стати? Со мной все в порядке.
– Ни черта не в порядке! Стыдись, Эгремонт! Удрал в Голливуд и качаешь в себя всякую дрянь, как насос…
– Меньше пафоса, старина! – слабо запротестовал он. Не в бровь, а в глаз. Я и правда несколько переборщил.
Однако мне казалось, что возвышенный стиль был здесь как раз к месту. Нет ничего лучше старого доброго викторианства, если хочешь кого-нибудь от души пропесочить.
– Говорю как могу. На тебя тошно смотреть!
Лицо Эгги исказилось болезненной гримасой.
– И это говорит Реджинальд Хавершот? – укоризненно начал он. – Мой кузен Реджинальд, который в позапрошлый Новый год в компании со мной и Стинкером Помроем расколотил двадцать три бокала в Европейском кафе и был вышвырнут оттуда со скандалом и дракой…
Я остановил его спокойным жестом. Истинная любовь настолько очистила меня, что воспоминания о былых подвигах вызывали лишь отвращение.
– Не будем об этом, сейчас меня интересуют твои дела. Ты давно помолвлен?
– Довольно-таки.
– Значит, собираешься жениться?
– Да, мой друг, именно так.
Я затруднился сразу что-либо ответить. Старый Плимсолл велел мне употребить все свое влияние, но где его взять? У Эгремонта собственных денег больше чем достаточно. Пригрози я, что оставлю его без единого шиллинга, он лишь попросит показать ему этот шиллинг, пожмет плечами и пойдет своей дорогой.
– Ну что ж, если собираешься, – сказал я, – то, по крайней мере, бросил бы пить…
Эгги покачал головой.
– Ты не понимаешь, старина. Я не могу. У меня есть подозрение, что эта девушка решилась на помолвку в надежде меня исправить. Представляешь, как глупо она себя почувствует, если я вдруг возьму и исправлюсь сам, без ее помощи! Это совсем собьет ее с толку. Чего доброго, совсем потеряет интерес и бросит меня. Тут не все так просто, знаешь ли. Мне представляется самой надежной и здравой политикой поддерживать разумную степень опьянения до самого венчания, а потом, в течение медового месяца, постепенно снижать градус.
Теория казалась не хуже всякой другой, однако у меня не было времени в нее вникать.
– Кто эта твоя невеста?
– Ее зовут… м-м… – Эгги мучительно наморщил лоб. – Э-э… Спроси ты меня еще час назад – даже полчаса… О! – оживился он. – Вот и она! Пусть сама и скажет!
Он приветственно помахал рукой. Я обернулся. Через лужайку к нам направлялась девушка. Довольно стройная, но хорошенькая или нет, я определить не мог, потому что лицо оставалось в тени. Она помахала в ответ.
– Эгги, вот ты где! Так я и думала.
Звук ее голоса заставил меня вздрогнуть и вглядеться пристальнее. В тот же самый момент что-то в моем облике заставило ее саму вздрогнуть и уставиться на меня. И так мы вглядывались друг в друга несколько мгновений, пока последние сомнения не отпали.
Она смотрела на меня, я – на Энн Баннистер.
4
– Энн! – воскликнул я.
– Баннистер! – подхватил Эгги, хлопнув себя по лбу. – Я знал, что рано или поздно вспомню! Так и вертелось на языке. Привет, Энн! Познакомься с моим кузеном Реджи.
– Мы уже встречались, – сказала она.
– В смысле, не сегодня?
– Задолго до сегодня. Мы – старые друзья.
– Старые друзья?
– Очень старые.
– Тогда мы просто обязаны за это выпить. Эй, бармен…
– Нет, – отрезала Энн. – И вообще, хватит ошиваться у стойки.
– Но разве мы не отпразднуем…
– Нет.
– О! – Эгги тяжело вздохнул.
– Эгремонт Маннеринг, ты сейчас пойдешь прогуляешься и вернешься трезвым как стеклышко.
– Я уже как стеклышко…
– Тогда как алмаз! Ни слова больше!
С Энн всегда было трудно спорить. Я заметил это еще в прежние времена. Маленькая, живая, полная огня и энергии, из тех, кто умеет расчистить себе путь. Эгги потрусил прочь, как овечка, с безропотным видом, и мы остались вдвоем.
Некоторое время царило молчание. Я погрузился мыслями в прошлое, она, по-видимому, тоже.
Для полноты картины я, пожалуй, расскажу о прошлом, в которое мы погрузились. Энн Баннистер, как я уже упомянул, была журналисткой, и мы познакомились во время ее отпуска в Каннах. Очень подружились, я сделал предложение, она не возражала. Все шло как по маслу, до поры до времени.
Потом, совершенно неожиданно, помолвка расстроилась. Наша любовь мчалась вперед на всех парах, и вдруг – крушение. Случилось вот что. Однажды тихим вечером мы сидели рядышком на веранде казино Пальм-Бич, любуясь водами средиземноморской лагуны, залитой лунным светом. Энн сжала мою руку и нежно прижалась ко мне, ожидая слов любви, на которые имела полное право рассчитывать. Я обнял ее за плечи и сказал:
– Черт, мои ноги!
Я имел в виду, что они болели. В тот момент, когда я обнял ее, боль прямо-таки пронизала меня. В тот вечер я обул новые лакированные туфли, а вы знаете, что творят эти модные фасоны с человеческими конечностями. Впрочем, я не отрицаю, что момент для моего замечания был выбран не самый подходящий. Энн восприняла его в штыки. Она была явно разочарована. Даже отвернулась, причем с весьма раздраженным видом. В надежде исправить положение я наклонился, чтобы нежно поцеловать ее в затылок.
На самом деле все было правильно, в смысле, само намерение, однако я не учел, что во рту у меня дымилась сигара, а когда осознал этот факт, было уже поздно. Отпрыгнув и зашипев, как ошпаренная кошка, Энн обозвала меня бесчувственным пентюхом и заявила, что между нами все кончено, а когда на следующий день я явился в гостиницу с цветами, чтобы начать все сначала, оказалось, что она уехала. Так она и ушла из моей жизни…
Чтобы вернуться теперь, через два года.
Признаюсь, я несколько растерялся, оказавшись лицом к лицу с осколком тех безвозвратно ушедших дней. Сталкиваясь с девушкой, с которой когда-то был помолвлен, всегда испытываешь неловкость. Не знаешь толком, как себя вести. Если радуешься жизни, ей обидно, а если вешаешь нос, то так и видишь ее злорадную ухмылку, мол, ага, получил, так тебе и надо! О собственной гордости тоже не следует забывать. Пожалуй, лучше всего состроить этакую холодную непроницаемую мину, как у героев романов.
Что касается Энн, то она уже вполне овладела собой – женщины искушеннее в этих делах, чем мужчины.
– Ба! – сказала она, приветливо улыбнувшись, словно я был просто знакомым, мало что значащим для нее, но которого приятно вновь увидеть. – Реджи! Какими судьбами?
Ну что ж, все правильно. В конце концов, что было, то прошло. Драма осталась позади. Когда она порвала со мной, я здорово дергался. Не стану врать, что потерял сон и мне кусок в горло не лез – сплю я всегда как бревно и ем от души трижды в день, невзирая ни на какие душевные трагедии, – но все же что-то в моей жизни разладилось. Ходил мрачный, раздраженный, много курил, почитывал слезливые сонеты, в общем, вы понимаете. Однако теперь все давно уже прошло, и мы вполне могли общаться спокойно, как друзья, так что, следуя ее примеру, я ответил легко и добродушно:
– Привет! Рад тебя видеть.
– Как поживаешь?
– Спасибо, неплохо.
– Ноги больше не беспокоят?
– Нисколько.
– Вот и отлично.
– Выглядишь на все сто.
Тут я нисколько не преувеличил. Энн была из тех, кто всегда выглядит так, словно только что сделал гимнастику и принял холодный душ.
– Спасибо, не жалуюсь. А тебя каким ветром занесло в Голливуд?
– Да так, разные дела… – Я замялся. Возникла неловкая пауза. – Так ты, значит, обручилась со стариной Эгги?
– Да. Меня, похоже, тянет к вашей семье.
– Пожалуй.
– Ты не против?
Я подумал, прежде чем ответить.
– Ну, на мой взгляд, это, пожалуй, самое лучшее, что Эгги сделал за всю свою жизнь. А вот ты… Твое будущее представляется не слишком радужным.
– Почему? Тебе не нравится Эгги?
– Я люблю его как родного брата, мы друзья с младенчества, только мне кажется, что для домашнего употребления тебе больше подошел бы кто-нибудь, кто хоть иногда бывает трезвым.
– У Эгги все в порядке.
– Это точно, – хмыкнул я. – Его-то все устраивает.
– В нем много хорошего.
– О да! И с каждой минутой все больше.
– Его главная беда – слишком много денег и свободного времени. Все, что ему нужно, это работа, и я нашла ему работу.
– И он согласился? – недоверчиво спросил я.
– Еще бы не согласился.
Я уважительно взглянул на нее.
– Энн, ты просто чудо!
– С какой это стати?
– Никому еще не удавалось запрячь Эгги.
– Ну что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз. Завтра он начнет работать.
– Здорово! Не могу не посочувствовать тому, на кого он будет работать, но все равно здорово. Все родственники так волновались…