– Вы знаете, вот как?
– Да, сэр.
– Надо полагать, по зрелом размышлении вы решили, что можете одолжить мне небольшую сумму?
– Нет, сэр.
– Что же тогда? – нахмурился я.
Он заговорщически оглянулся, сначала в одну сторону, потом в другую. Заглянул в гостиную. Бросил взгляд на лестницу.
– Мне это пришло в голову за чисткой столового серебра, сэр.
– Что пришло?
– Мысль, сэр. Я давно уже заметил, что мой мозг работает быстрее всего, когда я чищу серебро, сэр. Видимо, регулярные повторяющиеся движения способствуют мышлению. Его светлость часто замечали, что…
– К черту его светлость! Что за мысль?
Дворецкий снова принялся за свои шпионские игры. Потом прикрыл рот рукой и едва слышно прошептал:
– Зуб, сэр!
– Суп? Какой суп? – не понял я.
– Не суп, сэр. Зуб!
– Зуб?
– Да, сэр. Когда я чистил серебро, мне пришла мысль о зубе. Блеснула, как молния, сэр.
Я не уловил в его словах никакого смысла. Он вел себя, как дворецкий под мухой. Однако как дворецкий может быть под мухой в такой ранний час? На такое едва ли способен даже Эгги.
– Какой зуб?
– Ваш, сэр. – Его глаза лихорадочно заблестели. – Тот, который у вас, сэр!
Я продолжал доискиваться истины.
– У меня? Вчера у меня вырвали зуб…
– О нем я и говорю, сэр! Вам его дали?
– Дали? Наоборот, вырвали!
– Совершенно верно, сэр, только когда я был ребенком и ходил рвать зуб, врач обычно отдавал его мне потом, чтобы хранить вместе со всякими безделушками. Вот я и подумал…
– Нет, – покачал я головой, – что за ерун… Ах да, конечно, черт возьми! Он у меня в коробочке… Вот.
Я порылся в кармане и достал ее. Дворецкий испустил радостное восклицание.
– Вот и замечательно, сэр, – с облегчением сказал он, словно дворецкий, у которого камень с души свалился.
Я по-прежнему ничего не понимал.
– Ну и что?
Он снова вообразил себя секретным агентом. Посмотрел туда, посмотрел сюда. Проверил здесь, проверил там. Потом прошептал что-то, но так тихо, что я совсем уж ни черта не разобрал.
– Не валяйте дурака, говорите громче! – рявкнул я. Он нагнулся, приблизив губы к самому моему уху.
– Этот зуб золотой, сэр!
– Вы хотите сказать, в нем золотая пломба?
– Нет, деньги.
– Что?
– Да, сэр. Вот что внезапно пришло мне в голову за чисткой серебра. Сначала мой мозг представлял собой, как говорится, чистый лист, а потом вдруг – озарение! В тот момент я как раз протирал кубок, который мистер Бринкмайер выиграл на ежегодном гольф-турнире киномагнатов, и этот кубок просто выпал у меня из рук. «Лопни моя селезенка!» – воскликнул я…
– Как?
– «Лопни моя селезенка», сэр, – любимое восклицание его светлости в минуты волнения. «Лопни моя селезенка! – воскликнул я. – Зуб!»
– И что?
– Вы подумайте, сэр, подумайте! – возбужденно зашептал дворецкий. – Вспомните, как высоко ваше положение в глазах общественности. Вы – Кумир Американских Матерей, а почитатели знаменитостей готовы на все, чтобы добыть в качестве сувениров вещи, принадлежавшие их любимцам. За одну лишь пуговицу от брюк Фреда Астера была выплачена немалая сумма, весьма немалая, уверяю вас, а что такое пуговица по сравнению с зубом!
Мое тело пронизала дрожь. Я, наконец, понял.
– Так вы думаете, его можно продать?
– Без всякого труда, сэр, без всякого труда.
Дрожь усилилась, кровь застучала в ушах. Этот человек возрождал мои надежды.
– А кто купит?
– Да кто угодно, сэр! Любой богатый коллекционер… но это потребовало бы времени. Я бы предложил обратиться в какой-нибудь популярный журнал. «Чудесный экран» напрашивается сам собой. Сильно удивлюсь, если они не выложат хотя бы две тысячи долларов.
– Вы думаете?
– Да, сэр, легко, причем вернут себе эти деньги в десятикратном размере.
– Неужели?
– Ну конечно, сэр, – снисходительно заверил он. – Скорее всего, устроят конкурс среди читателей. Будут брать, к примеру, по доллару с каждого участника, а зуб получит тот, кто правильно ответит на вопрос, ну, там… верно расставит кинозвезд в порядке их популярности или что-нибудь в этом роде.
У меня голова шла кругом. Я чувствовал себя так, будто поставил на аутсайдера в главном забеге и он идет к финишу на три корпуса впереди всех.
– Две тысячи долларов? – В это трудно было поверить.
– Больше, сэр. Пять как минимум, но только если за дело возьмется опытный посредник.
– Вы знаете такого?
– М-м… если вы не против, сэр, я бы мог взяться и сам.
– А вам не трудно?
– Я буду счастлив услужить, сэр. За обычное комиссионное вознаграждение.
– А сколько это?
– Пятьдесят процентов, сэр.
– Так много? У моего знакомого писателя есть литературный агент, так он работает всего за десять.
– Литература – совсем другое дело, сэр. Зубы ценятся куда дороже.
– Нет, пятьдесят не пойдет, – решительно покачал я головой. – В конце концов, это мой зуб.
– Однако вам самому неудобно его продавать, – возразил он.
– Я знаю, но тем не менее…
– Вам нужен кто-то, умеющий торговаться.
– А вы умеете? – хмыкнул я. Дворецкий снисходительно усмехнулся.
– Если бы вам, сэр, довелось услышать, как я торгуюсь с местными поставщиками, вы бы не сомневались ни минуты.
Я задумчиво пожевал губами. Переговоры, наверное, зашли бы в тупик, но мой собеседник неожиданно сам сделал шаг навстречу.
– Ну хорошо, сэр, не будем спорить. Двадцать процентов вас устроят?
Эта цифра показалась мне разумной.
– Вполне.
Он тяжело вздохнул.
– Конечно, двадцать процентов с такой сделки вряд ли сделают меня богатым человеком, но будь по-вашему. В таком случае я попрошу вас передать мне коробочку с зубом и присовокупить к ней документ, подтверждающий подлинность, написанный вашей рукой. Издатели крайне придирчиво относятся к подобным вещам, особенно после того, как «Экранные иллюзии» погорели на футболке Кларка Гейбла, оказавшейся подделкой. Вот ручка, сэр. Вы можете написать несколько слов прямо на коробке.
– Э-э… что-нибудь вроде… «Собственный зуб Дж. Кули. Подлинность удостоверяю». И подпись. Годится?
– Прекрасно, сэр, прекрасно. Благодарю вас. Я отправлюсь в редакцию журнала немедленно по завершении обеда. К сожалению, до тех пор официальные обязанности не позволят мне отлучиться из дома.
Несколько часов спустя я прогуливался во дворе возле бассейна, весело напевая себе под нос. Обед был позади, а вместе с ним – и мои неприятности. Будущее, еще недавно затянутое тучами, теперь было озарено золотым сиянием.
Как просто и изящно разрешил все проблемы этот замечательный дворецкий! Я не смог бы отдать свои дела в более подходящие руки. Он будто всю жизнь только и занимался, что продажей чужих зубов. Мигом позвонил в «Чудесный экран», условился о встрече, не забыв оговорить, чтобы сумма была выплачена мелкими купюрами, и тут же отправился в редакцию заключать сделку.
Несмотря на отвратительный обед, в котором тема шпината была раздута до издевательских пропорций, и болезненную пустоту в желудке, я чувствовал себя, как заново родившийся ребенок. Бодрость и оптимизм переполняли мою душу. Даже если дворецкий окажется не таким уж и кудесником и сумеет выбить из издателя лишь пару тысяч, денег все равно за глаза хватит для моих целей, притом, что его спокойное уверенное лицо выдает человека, который своего не упустит и сумеет настоять на предельно высокой цене.
Таким образом, как уже было упомянуто, я весело напевал себе под нос и, наверное, продолжал бы в том же духе еще какое-то время, если бы мое внимание не привлек странный прерывистый свист, доносившийся из кустов по ту сторону лужайки. Я было подумал, что звуки издает какая-то местная птичка, однако вслед за свистом раздался женский голос:
– Эй, Джозеф!
Голос принадлежал Энн, и я пошел узнать, что она хочет.
16
Кусты росли так густо, что вначале я никак не мог ее разглядеть. Потом Энн, наконец, выглянула, и я понял, что она, вслед за дворецким, тоже решила поиграть в секретную службу. Многозначительно подмигнула, приложила палец к губам и скривила лицо в зловещей гримасе.
– Ш-ш… – хрипло прошептала она.
– Что?
– Тихо! Ни звука!
– В чем дело?
– Где мисс Бринкмайер?
– Не знаю, а что?
– Мы в стане врагов, юный Джозеф! Говори тише, ибо даже стены здесь имеют уши. У меня есть для тебя пирог со свининой.
Я был растроган, как никогда в жизни. Казалось, даже моя преданность Эйприл Джун отступила в сторону под натиском чувства благодарности к этой славной девушке. Только теперь я смог заглянуть в тайные глубины ее натуры.
– Он у тебя с собой? – весь дрожа, спросил я шепотом.
– Нет, в доме.
– А какой он?
– Самый большой, какой только бывает.
– Вот здорово!
– Тише! Тише! Ты уверен, что ее нет поблизости?
– Я не видел.
– Наверняка откуда-нибудь выскочит… Ага!
Со стороны дома послышался скрипучий голос, и, обернувшись, я и в самом деле заметил проклятие здешней округи. Бринкмайерша высовывалась из окна второго этажа. Вид у нее был злобный и подозрительный.
– Что это ты там делаешь? – крикнула она.
Явно подразумевалось, что делаю я то, чего делать не должен. Отсутствие доверия и элементарной доброжелательности ощущалось даже на таком расстоянии.
Наступил момент, требовавший скорого и творческого мышления.
– Рассматриваю жука! – крикнул я в ответ.
– Кого?
– Здесь жук. Я его рассматриваю.
– Никаких жуков у меня в доме!
Я удивленно поднял брови. Разумеется, без всякого толку: Бринкмайерша была слишком далеко.
– Зачем мне нести его в дом? Я просто наблюдаю за его повадками.
– Да? Ну хорошо, только смотри не извозись весь.
Ее голова скрылась, и Энн снова выглянула из кустов, словно лесная нимфа.
– Вот видишь! За каждым твоим шагом следят. Нести тебе пирог, юный Джозеф, все равно что доставлять донесения через линию фронта. Я собиралась оставить тебя здесь, в кустах, и сбегать в дом, но теперь нельзя: она увидит в окно. Знаешь что, ты лучше прогуляйся по лужайке и незаметно спрячься в купальной кабинке, там и жди.