– Еще бы! – поддакнул я, убрав улыбку, не встретившую восторгов публики, и делая теперь ставку на сочувствие. – Когда тебя швыряют в бассейн, нервная система неизбежно страдает. Когда я это увидел, то сказал себе…
Мисс Бринкмайер, которая после меткого броска бессильно упала на подушки, снова вдруг села.
– Ты что, все видел?
– Да, а как же.
– Ты смог бы опознать того негодяя?
– Демона, – поправил мистер Бринкмайер, любивший точность. – Должно быть, тот самый, о котором писали в газетах.
– Ты сможешь опознать этого демона? – повторила она.
– Само собой, – уверенно кивнул я. – Такой мелкий, плюгавый, лицо тонкое, как у женщины…
– Чушь! – фыркнула Бринкмайерша. – Он был здоровенный, как горилла!
– Да нет, что вы!
– Пф! – отмахнулась она с той характерной теплотой, которую всегда обнаруживала в моем присутствии. – Мальчишка – просто идиот!
Мистер Бринкмайер снова решил прибегнуть к дипломатии.
– А может быть, – прищурился он, – это и была горилла?
– Ты тоже идиот, и еще похуже!
– Я просто вспомнил, – продолжал он, – что Метро-Голдуин-Майер как раз снимает что-то про Африку…
– Боже мой, что за чушь, – вздохнула она.
– Вот одна из их горилл и сбежала… Так или иначе, полиция скоро приедет и во всем разберется.
– Как же, разберется она, – хмыкнула мисс Бринкмайер, которая явно не питала особого доверия к представителям властей. – Ладно, что теперь говорить. Разговор о другом: Мичиганских Матерей я отменила.
– Как! – воскликнул я, потрясенный радостной новостью. – Отправили их обратно в Мичиган? Отлично! Правильное решение.
– Не будь кретином! С какой стати мне их отправлять? Я просто перенесла прием на завтра, потому что сегодня не в состоянии ими заниматься.
– И на открытии статуи тоже не сможешь быть, – незаметно подмигнул мне Бринкмайер. – Вот беда-то!
– Ну конечно, не смогу. Остается только надеяться, что вы с мальчишкой все там не провалите… Теперь убери его. – Она с содроганием взглянула на меня и вновь устало откинулась на подушки. – Мне еще хуже делается от этой дурацкой физиономии. Отведи в комнату и не выпускай до самой церемонии.
– Да, дорогая, – закивал Бринкмайер, – очень хорошо. А ты постарайся как следует выспаться.
Мы вышли в коридор. Здесь он немного расслабился, оставив манеры любящего брата у постели больной сестры, а у меня в комнате расцвел сияющей улыбкой и отвесил мне шлепок по спине.
– Йо-хо-хо!
Удар был столь неожиданным, что от падения меня спас только комод.
– Простите? – удивленно обернулся я.
– Она не придет открывать статую! – радостно объяснил он.
– Я слышал.
– Ты что, не понимаешь? – Он попытался снова огреть меня по спине, но на сей раз я был начеку. – Это значит, что фрак и стоячий воротничок отменяются!
– О!
– И гардения тоже!
– О!
– И никаких гетр!
Его энтузиазм оказался заразительным.
– А поцелуй? – воскликнул я. – Его тоже не будет?
– Ну конечно!
– Достаточно ведь обменяться вежливыми кивками, правда?
– Само собой!
– А может, и всю дурацкую затею с букетом отменим? – с надеждой спросил я.
Однако заходить так далеко мистер Бринкмайер оказался не готов.
– Нет, – вздохнул он, – боюсь, эпизод с букетом придется сохранить. В женских колонках про это любят писать, а если сестра ничего не найдет в газетах, то сразу спросит.
Я мрачно кивнул. В президенты кинокомпаний дураков не берут.
– Да, вы правы.
– Но без поцелуев!
– Разумеется.
– Без воротничков, без гардений и без гетр! – Закончив разговор на этой счастливой ноте, он направился к двери. – Йо-хо-хо!
Оставшись один, я в радостном возбуждении принялся мерить шагами комнату. Разумеется, будущее все еще оставалось окрашенным в мрачные тона. Проклятые Мичиганские Матери никуда не делись, их просто отложили. Нос статуи оставался таким же красным. Две оставшиеся лягушки по-прежнему наслаждались свободой. Тем не менее я успел уже столько всего натерпеться, что был благодарен судьбе за любой подарок, и одной мысли о том, что мы не будем публично целоваться с Т. П. Бринкмайером, оказалось достаточно, чтобы заставить меня чуть ли не парить в воздухе от счастья.
Впрочем, в этом восторженном состоянии я пребывал недолго. Дверца стенного шкафа тихонько приоткрылась, и оттуда показалось лицо, которое, несмотря на свежевыбритую верхнюю губу, я не мог не узнать.
– Привет! – сказал Джо Кули, вылезая из шкафа. – Как делишки?
Меня охватила волна возмущения. Я еще не забыл тот оборванный телефонный разговор.
– Как делишки? – холодно переспросил я. – Лучше скажи, какого дьявола ты бросаешь трубку, когда я с тобой говорю? Так что насчет денег?
– Денег?
– Я сказал, что мне нужны деньги, чтобы выбраться отсюда.
– Ах вот оно что, ты хочешь денег?
– Разумеется, хочу. По-моему, я обрисовал ситуацию достаточно прозрачно. Если я не получу денег в ближайшие два часа, то окажусь на краю пропасти.
– Понимаю. У меня сейчас ничего с собой нет, но я сразу пришлю, как только смогу.
Я понял, как сильно заблуждался в отношении него.
– Правда?
– Ну конечно, – улыбнулся он, – можешь не сомневаться… Ну как тебе представление в саду? Повезло мне, что застал ее там. Я вообще-то не к старухе шел, а за записной книжкой… – Он внезапно замолк и прислушался. – Ага, это, должно быть, фараоны приперлись.
Снизу и в самом деле доносился гул голосов. Вежливое блеяние Бринкмайера смешивалось с низкими хрипловатыми нотками, которые, как правило, выдают присутствие служителей порядка. Если вас хоть раз просили предъявить водительские права, вы уже не ошибетесь.
– Тебе лучше делать ноги, – посоветовал я.
Он не выказал никаких признаков беспокойства, словно полностью держал ситуацию под контролем.
– Нет, сэр, я здесь ничем не рискую. Они придут искать куда угодно, только не к тебе. Небось думают, я уже за пару миль отсюда. Пошуруют немного для порядка, а потом пойдут прочесывать улицы в городе. Так что, приятель, я тут командую парадом, и все у меня тип-топ! Да, сэр! Те двое вчера, а сегодня парочка режиссеров и теперь вот сама мамаша Бринкмайер! Неплохой счет, а? Ладно, ты-то как поживаешь?
Вдохновленный возможностью излить свои беды, я поведал ему в красках о предательстве мнимого дворецкого и встретил понимание и сочувствие. Потом рассказал о лягушках, и он с уважением заметил, что, как бы дело ни кончилось, я могу гордиться этим славным эпизодом. По поводу же трагической отставки Энн лишь пренебрежительно махнул рукой.
– Энн не пропадет, ей светит место пресс-секретаря. Кстати, я как раз хотел тебя предупредить…
– Она мне говорила.
– Да? Ну и отлично. Надеюсь, дельце выгорит, она ведь дамочка не промах, наша Энн. Не знаю, кто ее хочет взять, но наверняка кто-то из суперзвезд. Так что за нее можешь не беспокоиться.
Я мог бы сказать ему, что Энн собиралась работать на Эйприл Джун, но предпочел промолчать, боясь услышать новые оскорбительные замечания в ее адрес, что, безусловно, омрачило бы едва установившееся взаимное доверие. Мне не хотелось подталкивать собеседника к каким-нибудь необдуманным высказываниям как раз в тот момент, когда особенно важно его задобрить и не дать повода передумать насчет денег. Поэтому я лишь одобрительно что-то промычал и поспешил перевести разговор на другую тему, весьма меня интересовавшую, а именно на таинственного пятнистого мальчишку.
– Ты знаешь, – начал я, – тут недавно в саду какой-то тип с пятнистым лицом высунулся из-за стены и сказал: «Фу-ты, ну-ты». Кто бы это мог быть? Ты с ним не знаком, случайно?
Малыш Кули задумался.
– Пятнистый?
– Да.
– А что за пятна?
– Обыкновенные. Пятна как пятна. Да, и еще рыжий.
– А, тогда знаю, – просветлел он. – Это же Орландо Флауер.
– А кто он такой?
– Да так, мелкий актеришка, который завидует чужой славе. Не обращай внимания, просто пустое место. Мы с ним однажды вместе снимались в какой-то картине, так он потом врал, будто я распорядился при монтаже вырезать его лучшие сцены, «фу-ты, ну-ты», больше ничего не сказал?
– Еще назвал меня маленьким лордом Фаунтлероем.
– Ну все, значит, он самый – то и дело меня так называл. Наплюй на этого идиота. Я в него обычно апельсинами кидал.
– Какое совпадение, я тоже!
– Ну и правильно, действуй и дальше в таком же духе. Ему полезно… – Джо Кули подошел к окну и окинул зорким взглядом окрестности. – Ага, фараоны уже убрались, стало быть, и мне пора сматывать удочки. Только отдай мне ту записную книжку.
– Записную книжку?
– Ну да. Говорю же, я пришел за ней.
– Что за книжка?
– Ну, я же тебе рассказывал, помнишь? Когда еще мы сидели у врача в приемной. Та самая, в которую я записывал имена людей, которых собирался вздуть, когда вырасту.
Я нахмурился. Страх уронить родовую честь Хавершотов вновь ожил в моей душе. Как бы то ни было, этот мальчишка теперь был главой семьи, и его близкое знакомство с тюремной камерой вне всякого сомнения бросило бы тень на наше гордое имя. Согласно его собственным признаниям, он уже подлежал судебному преследованию за нападение на рекламного агента, продюсера, двух режиссеров и мисс Бринкмайер, а теперь замышляет еще и новые бесчинства.
– Ты не будешь больше избивать людей! – сказал я строго.
– Нет, буду, еще как буду! – горячо возразил он. – Я заполучил такие славные кулаки, так зачем им пропадать без дела. У меня в списке еще уйма типов, которые это заслужили, но без книжки я их не вспомню. Давай ее сюда!
– Откуда я знаю, где твоя чертова книжка!
– У тебя в заднем кармане.
– Как, прямо здесь?
– Ну да, – хмыкнул он. – Доставай.
Я полез в карман и действительно обнаружил тоненькую записную книжку в изящном переплете из красной кожи с вытисненными серебром голубками.
Джо Кули радостно схватил ее.