А что теперь? Энн помолвлена с моим кузеном Эгги, а даже если бы не была помолвлена, я нахожусь в совсем неподходящей форме, чтобы просить ее разделить мою судьбу. Все чудовищные препятствия, отделявшие меня и Эйприл Джун, точно так же, и даже еще чудовищнее, стоят между мною и этой девушкой. Будь она даже свободна, кем надо быть, чтобы принять предложение руки и сердца от малыша Джо Кули?
Что ж, все кончено, подвел я итог, и меланхолически бормотал что-то про себя, когда Энн вышла из телефонной будки и присоединилась ко мне со вторым ореховым десертом.
– Поговорила, все в порядке, – объявила она.
Я не стал уточнять, что именно, и, вежливо кивнув, доел свою порцию, в то время как Энн только начала свою. Она спросила, не хочу ли я еще. Я хотел, и она заказала еще. Божественная девушка.
– Ну что ж, Джозеф, – сказала она, продолжая прерванную беседу, – у тебя выдался сегодня трудный денек, не правда ли?
Я невесело усмехнулся.
– Пожалуй.
– Как все прошло?
– Что?
– Открытие статуи Бринкмайера.
Я подпрыгнул на стуле, словно меня укусили за ногу. Кусок орехового десерта шлепнулся на стол с моей обессилевшей ложки. Хотите верьте, хотите нет, но в угаре давешних событий статуя совершенно вылетела у меня из головы.
– Боже мой! – воскликнул я.
– Что случилось?
Некоторое время я не мог выдавить ни слова. Потом, слегка запинаясь, выложил все. Энн слушала серьезно и внимательно. Когда я затронул тему лягушек, она задумчиво пожевала губами.
– Думаешь, мисс Бринкмайер нашла их?
– Если я сколько-нибудь разбираюсь в женских криках, то да, – ответил я. – Уверен на все сто, что нашла. А теперь еще и узнала, что я не пришел на церемонию, и у статуи, когда ее открыли, вдобавок оказался красный нос. Короче говоря, если бывают на свете дерьмовые ситуации, то это одна из них.
– Ты не должен говорить таких слов, Джозеф, – упрекнула она.
– Бывают случаи, – твердо сказал я, – когда приходится, и это как раз такой случай.
Энн понимающе вздохнула.
– Да, попал ты в историю.
Я убито кивнул. Она улыбнулась и продолжала:
– Но ты не волнуйся, завтра они обо всем забудут.
– Ты думаешь? – недоверчиво спросил я.
– Ну конечно.
Ее оптимизм подействовал на меня заразительно.
– Вот здорово!
Энн поднялась из-за стола.
– Теперь я должна отвести тебя домой, – сказала она. – Пошли, все будет в порядке.
Мы дошли до особняка Бринкмайеров, и только оставшись один у ворот, я обнаружил изъян в ее рассуждениях. Само собой, при темпе жизни, принятом в Голливуде, утро вполне может, как она сказала, приносить с собой забвение. Однако, рассуждая так, Энн не приняла в расчет одну маленькую деталь: прежде чем наступит утро, нужно, черт возьми, пережить вечер!
Все мои мысли обратились к мисс Бринкмайер. После всего, что произошло, надеяться на ее хорошее настроение было бы явно излишним оптимизмом. Чем более я приближался к месту назначения, тем крепче становилась моя уверенность, что одежную щетку следует рассматривать как жестокую неизбежность.
В таком задумчивом настроении я забрался на крышу пристройки, и едва поставил на нее ногу, как мои худшие опасения получили весомое подтверждение. В спальне горел свет, и это не обещало ничего хорошего.
Я тихо подкрался к окну и заглянул в него. Мои предположения полностью оправдались. Свет означал беду. Шторы не были задвинуты, и ничто не мешало видеть, что происходило внутри.
Мисс Бринкмайер сидела, напряженно выпрямившись на стуле. Ее лицо оставалось, как всегда, каменно-непроницаемым, но задумчивый мечтательный взгляд ясно указывал на то, что она пребывает в состоянии нетерпеливого ожидания. Мисс Бринкмайер была в розовом халате и в руке сжимала одежную щетку.
Загадочный взгляд был, таким образом, объяснен. Ждали здесь меня.
Я на цыпочках отступил к краю крыши и тихонько спустился обратно в сад. Ситуация со всей определенностью требовала долгих и упорных размышлений, и я принялся старательно упражнять свой мозг, безжалостно сжигая одну за другой нервные клетки, когда вдруг почувствовал, что рядом кто-то стоит. Это оказался какой-то незнакомый тип.
– Эй! – шепотом окликнул он.
– Да?
– Ты малыш Кули?
– Да.
– Приятно познакомиться. – Незнакомец оказался весьма воспитанным.
– Мне тоже приятно, – ответил я, чтобы не ударить в грязь лицом.
– Ну вот, – сказал он.
Сразу вслед за этим что-то мокрое и холодное шлепнуло меня по лицу, и я почувствовал резкий запах хлороформа. Неужели вдобавок ко всему, что выпало мне на долю в этот день, меня решили еще и похитить? Пожалуй, это уже слишком.
– Ничего себе новости! – успел сказать я сам себе. И потерял сознание.
24
О действии хлороформа я, к сожалению, знаю не много и в основном лишь из приключенческих романов, но мне кажется, что рядовой потребитель находится под его действием не слишком долго. Так что, если бы дело происходило ближе к началу дня, то, думаю, я бы пришел в норму уже очень скоро и вскочил бы свеженький как огурчик. Однако следует учесть, что денек у меня выдался жаркий, из тех, которые подтачивают силы и истощают нервную систему, не говоря уже о том, что мой организм и изначально не отличался особой крепостью. В результате, поникнув, как увядший лист, я так и оставался увядшим листом, не обнаруживая никакого интереса к общему ходу событий, в течение очень длительного времени. У меня остались лишь смутные воспоминания о поездке в автомобиле и остановке возле какого-то дома, в который меня внесли на руках. Проснулся я уже в постели и только следующим утром. Солнечный свет лился в окно, самодеятельный птичий хор заливался вовсю, а дальний перезвон колоколов безошибочно указывал, что наступило воскресенье.
Чтобы поправить здоровье, ничего нет лучше хорошего долгого сна. Кто-то назвал его милосердным целителем утомленной Природы и не слишком ошибся. Я с удовольствием отметил, что, если не считать незначительного онемения в частях тела, близко соприкасавшихся с ножом для разрезания бумаги, мое самочувствие не оставляло желать лучшего. Я встал с постели и выглянул в окно.
Дом стоял в самом конце переулка, упиравшегося другим концом в какую-то оживленную улицу. Позже я узнал, что это был проспект Вентура. В этих местах я раньше не бывал и теперь с интересом рассматривал окрестности. Внезапно мое обоняние поразил запах жареных сосисок и кофе, настолько сильный, что я тут же кинулся к одежде и принялся ее лихорадочно напяливать. Еще секунду назад в голову упорно лезли мысли об отрезанных пальцах, посланных по почте, и прочих милых шалостях, которыми занимаются похитители, чтобы поднять моральный дух тех, от кого они ждут выкупа, но теперь все это отошло на второй план. Лишь бы добраться до сосисок, а что будет потом, не так уж важно.
Уже почти готовый выскочить в дверь и спуститься вниз, я услышал стук в дверь и голос:
– Эй, там!
– Да? – ответил я.
– Как дела? – осведомился голос.
– Какие дела?
– Как себя чувствуешь?
– Есть хочу!
– Нет проблем. Сосиски с оладьями будешь?
– С оладьями? – переспросил я, дрожа от возбуждения.
– Ну да, – ответил невидимый голос. Бандит вел себя на удивление дружелюбно. – Накинь что-нибудь и присоединяйся.
Через две минуты я уже спустился в гостиную, где узрел банду в полном составе. Гангстеры сидели вокруг стола, на котором красовалось блюдо с сосисками, такое широкое, что в моей душе зазвучали фанфары. Стало ясно, что скаредничать здесь не принято.
Мне раньше никогда не приходилось видеть живых бандитов, и я рассматривал их с понятным любопытством. Их было трое, все как один с окладистыми бородами, что делало компанию похожей на групповой фотоснимок знаменитостей Викторианской эпохи. Такие заросли на лице едва ли добавляли присутствовавшим элегантности, однако нельзя забывать, что в избранной ими профессии приходится больше думать о практической стороне вещей, чем о внешнем виде. Во всяком случае, дела, похоже, обстояли не так плохо, как могли бы. Бороды были фальшивые, их выдавали резинки, проходившие над ушами. По крайней мере, я попал в руки не настоящих убежденных бородачей, а тех, кто вынужден уродовать себя лишь в целях конспирации.
Безусловно, это открытие заранее расположило меня в их пользу, однако следует отметить, что похитители и в самом деле оказались довольно милыми людьми, обнаружив явное желание угодить гостю. Они представились, соответственно, как Джордж, Эдди и Фред, выразили надежду, что я хорошо выспался, и предложили занять место за столом. Джордж положил мне сосисок. Эдди сообщил, что оладьи будут готовы сию минуту, и добавил, что если сосиски поджарены не так, как я предпочитаю, мне достаточно сказать лишь слово. Фред принес вежливые извинения за хлороформ.
– Мне очень жаль, малыш, – сказал он. – Ты ведь нормально себя чувствуешь, правда?
– Отлично, – улыбнулся я, – лучше не бывает.
– Вот и славно. Просто Джордж и Эдди устроили мне тут выволочку за то, что я так с тобой обошелся…
– Не нужно было этого делать! – перебил Джордж, укоризненно покачав головой.
– Он бы и так не стал рыпаться, я сразу понял, – присоединился Эдди.
– Ясное дело, – поджал губы Фред, – но на все существуют свои правила. У каждого свой метод, так ведь? Человек с артистическими наклонностями имеет право выражать их так, как ему хочется…
– Довольно, – холодно произнес Джордж, который, по-видимому, был чем-то вроде председателя в этой организации. – Иди присмотри за оладьями.
– Черт побери, – недовольно пробормотал Фред. Бедняга явно обиделся. – Метод есть метод…
Он уныло побрел на кухню, а Джордж снова принялся извиняться:
– Надеюсь, ты не в претензии? Фред просто помешан на своем методе, такой уж у него характер. Ты должен его простить.
Я горячо заверил его, что вопрос с хлороформом исчерпан.
– Во всяком случае, – заметил Эдди, – в его пользу можно сказать, что никто так не умеет жарить оладьи. Просто пальчики оближешь!