– Ладно, – смирился он. – Какой у вас тариф?
– Тридцать фунтов в неделю.
– Включая пользование ванной?
– При вашей комнате есть ванная.
– В деревенском поместье?
– Уолсингфорд Холл сверху донизу усовершенствован предком сэра Бакстона. Могу вас заверить, здесь аб-со-лю-ут-ный комфорт.
– Не ванной единой жив человек.
– У сэра Бакстона ве-ли-ко-ле-э-пный повар.
– Пищей ли жив он, мисс Виттекер?
– Если вы имеете в виду общество…
– Откровенно – да. Видел на днях фильм, действие происходит на Чертовом острове. Народ там, скажем так, пестрый. А здесь?
– Все гости сэра Бакстона социально безупре-эчны.
– Простите?
– Социально безупре-эчны.
– А десять раз не повторите! Собьетесь на «безупречно социальны».
Пруденс гордо промолчала.
– Теперь, – сказал Джо, – главное. Как тут обращаются с постояльцами? Буду с вами честен, мисс Виттекер. Я только что из деревни, там ходят неприятные слухи. Усталый пахарь, возвращаясь с поля, слышит порой страшные крики…
Изящная ножка начала нервно постукивать по полу.
– Я понимаю, – продолжал Джо, – я не чувствительный слюнтяй. Без дисциплины вам не управиться. Если дан приказ, чтобы все играли в крокет, а номер, к примеру, 6408 играет в классики, естественно, приходится проявить твердость. Это ясно. Если бы кто-то, на континенте, попытался улизнуть в божественный Неаполь, когда мистер Кук приказал, чтоб все отправлялись в красавицу Люцерну, – что было бы? Да, да. Но одно дело – дисциплина, и совсем другое – жестокость. Между ними есть разница.
– Мистер Ва-а-нрингэм…
– Я слышал, что один из платных гостей на прошлой неделе попытался удрать, и его травили собаками. Хорошо ли это, мисс Виттекер? Человечно ли? Есть ведь границы…
– Мистер Ва-анрингэм, вы же-ла-а-э-те комнату или нет? Я занята.
– Ничуточки вы не заняты. Когда мы подошли, вы стояли и плакали о Табби.
– Мистер Ва-анрингэм!
– Мисс Виттекер?
– Же-ла-а-э-те вы или не…
– Желаю.
– Прэ-кра-асно. Пойду распоряжусь.
Она удалилась, дыша достоинством и надменностью, а Джо не стал задерживать ее, хотя ему хотелось порасспросить и о том, правда ли, что здесь в ходу американская система поощрений, и есть ли у него шансы стать образцовым, привилегированным узником.
У него были другие, неотложные заботы. Пощелкивающий хлыст сэра Бакстона вдохновил его, подсказал решение, которое он искал с той минуты, когда Табби его подвел. Теперь он хотел одного – разыскать как можно скорее Адриана Пика.
Сбежав с террасы, он пустился по крутой пыльной дороге, ведущей к «Гусаку и Гусыне».
Адриан уже позавтракал и курил сигарету на топорной скамейке, созерцая Уолсингфорд Холл. Утром много чего случилось: ему не понравилась встреча с Джо; ветчина оказалась такой же паршивой, как вчера, а кофе – еще хуже; ночью мешали спать плеск воды, бьющей о борт, и неприятный скрежет под полом, напоминавший о словах Джин насчет клуба; наконец, неизвестная птица с пяти часов утра произносила «куа-куа», как бы подражая поскрипыванию проржавевших дверных петель.
Однако на Уолсингфорд Холл он смотрел с удовольствием. Каждый кирпичик, на его взгляд, просто излучал состоятельность, а человеку, с детства томящемуся тягой к большим деньгам, греет сердце мысль, что он завоевал сердце такой наследницы. Конечно, архитектура оскорбляла утонченный вкус, но была в ней та прелесть, какая есть в австралийском дядюшке-миллионере, хотя он носит яркоклетчатый костюм и пестрый жилет. Богатству дозволена эксцентричность. Ради начинки мы съедим и подгорелый пирог.
С легким, счастливым вздохом Адриан отшвырнул сигарету и закуривал новую, когда появился Джо. Не имея желания пускаться с ним в разговоры, Адриан поднялся и двинулся к воротам.
– Куда вы? – осведомился пришелец.
– К себе, на «Миньонетту».
– Не советую.
Джо легонько пихнул Адриана на топорную скамейку, уселся сам и опустил ему руку на плечо. Адриан плечо высвободил и отъехал подальше.
– Почему это?
– Потому.
– Да что такое?
– Там человек, с которым вам встречаться не стоит.
– Э?
– Во всяком случае, шел он туда. Мой брат Табби просил предупредить вас.
– О чем?
– Он такой чуткий…
– О – чем – вы – говорите?!
– Вот о чем. Не успели вы уйти, как прискакал мой брат Табби. Оказывается, он здесь гостит. Итак, он прискакал, вопя: «Где Пик?» Я отвечаю: «Ушел в гостиницу». – «Пускай там и сидит! Сэр Бакстон гонится за ним с охотничьим хлыстом. Собирается спустить с него шкуру!»
– Что?!
– Вот и я так закричал, а Табби объяснил мне. Оказывается, вы обручены с дочкой сэра Бакстона… Это правда?
– Да.
– Тайно?
– Да.
– Вы не очень богаты?
– Да.
– Ну вот и разгадка. Сэр Бакстон сердится. Не знаю, насколько хорошо вы его знаете… Изучали его душу?
– Я с ним вообще не знаком.
– А я его знаю близко. Обаятельнейший человек, если не гладить против шерсти. Если же гладить, склонен к ярости. Не его вина… Виноват солнечный удар, сразивший его и Африке. С тех пор он так и не оправился. Иногда мне кажется, что он не совсем… э… здоров.
Адриан побледнел, так побледнел, что знакомые дамы бросились бы за одеколоном и шампанским. Он клял себя – какое безумство побудило его настаивать, чтобы Джин сообщила отцу об их помолвке! Досадно, что эти девушки так буквально все понимают.
– По словам Табби, – продолжал Джо, – старикан в бешенстве. Хочет вас распотрошить. Табби старался eгo урезонить. «Лично я не стал бы», – говорил Табби. – «А я стану! – уперся сэр Бакстон. – Погляжу, что у него внутри!» Когда на него находит, он такой. Его не остановить, пока не выпустит пары. Вот, посудите. Нормальный человек приостановился бы и сказал себе: «Я не должен его потрошить. Он же в суд подаст и запросто выиграет дело. Надо обуздать себя». Какое там! У него и в помыслах нет, в какие неприятности он вляпается. Идет на что угодно ради мимолетного удовольствия. Уложит вас на несколько месяцев в больницу, и…
Адриан вскочил как ужаленный.
– Я уеду!
– Правильно. Хотел сам предложить. А с этой баржей я вас выручу. Сколько вы заплатили за аренду?
– Двадцать фунтов.
– Пришлю вам чек по почте. А теперь – бегите! Паковать вещи не стоит, я их тоже пришлю. По какому адресу?
– В телефонном справочнике есть. Интересно, когда поезд?
– И поезда не стал бы ждать. Наймите машину.
Скаредный Адриан содрогнулся, но понимал, что совет дельный.
– Ладно, – отвечал он и примолк. Джо ему не нравился, но он считал, что надо выказать хотя бы формальную благодарность. – Спасибо, Ванрингэм.
– Не за что. Доброго пути.
– Пока.
Джо откинулся на топорной скамейке, любуясь небом сквозь листву. Позади заговорили. Он обернулся на голос.
В рамке распахнутого окна стоял коротенький, кругленький, розовый человечек в мешковатом костюме. На ногах у него красовались (хотя Джо их и не видел) тупоносые ярко-желтые ботинки. На голове сидела шапочка, предназначавшаяся для американских студентов. Наконец, он жевал резинку.
– Ничего погода! – заметил он.
– Весьма.
– Послушайте, я правильно расслышал, этот парень назвал вас Ванрингэм?
– Да.
– Т.П.?
– Нет, Дж. Дж.
– О-о! – протянул толстячок чуть-чуть разочарованно. – Что ж, приятно познакомиться!
– Впа-а-лне! – откликнулся Джо.
10
Джин, как обычно, хлопотала все утро. Отец ее постыдно увиливал от платных гостей, мать вроде бы вообще не подозревала об их существовании, и развлекать их оставалось дочери.
Иногда остроглазый игрок в крокет перехватывал сэра Бакстона, прежде чем тот успевал нырнуть в ближайшую аллею, но все-таки роль веселого кабатчика выпадала Джин. Тем самым утро у нее всегда бывало хлопотливое.
Сегодня она поиграла в гольф с мистером Чиннери, поахала над рассказами полковника Тэннера, потолковала о мышах с мистером Bo-Боннером, повосхищалась вязанием миссис Шепли, обсудила газетные новости с миссис Флоссом, оценила обратный удар левой мистера Проффита и, уж конечно, поощрила мистера Биллинга на разнообразные развлечения, но остерегла, чтоб он не вздумал, как накануне, принимать солнечные ванны. Сейчас она расставляла цветы в столовой.
Закусив губу, сморщив маленький носик, Джин поправляла фиалки в плоской вазе, не надеясь на то, что толпа прожорливых гостей хоть как-то оценит ее искусство, но, как истинный художник, стремясь к совершенству. Наконец, добившись его, она отступила на шаг – и услышала:
– Привет!
Столовая Уолсингфорд Холла примыкала к террасе. В это дивное утро ее застекленные двери стояли нараспашку, и в них возник смутно знакомый человечек. Подойдя поближе, Джин узнала его – тот самый коротышка в мешковатом костюме, который помешал ее прощанию с Адрианом.
– Привет! – растерянно отозвалась она. Коротышка зашел в столовую. Глаза его глядели добродушно, челюсти ритмично двигались.
– Смотрю, вы тут, – объяснил он.
– Да.
– Булпит моя фамилия. Сэм Булпит.
В графстве Беркшир были девушки, которые давно бы вскинули брови и указали пришельцу на дверь. Но дружелюбная Джин не могла изображать баронетскую дочь даже перед чудаком в ярко-желтых ботинках. Она решила, что это агент какой-то коммерческой фирмы (дешевенькие драгоценности или, скажем, искусственные чулки), и мило улыбнулась.
– Здравствуйте, мистер Булпит! Как поживаете?
– На все сто. А вы как?
– Тоже ничего себе.
– Какой у вас шикарный дом!
– Вам нравится?
– Просто шик-блеск.
– Приятно слышать. Чем могу служить, мистер Булпит?
– Вроде бы ничем. А чего еще надо? Одно слово, нимфа с цветочками.
– Ну что ж. – Джин подошла к каминной полке и стала заниматься огромной вазой. – Надеюсь, скоро вы сообщите мне, что все-таки вам нужно.
– А?
– Интересно узнать, зачем вы пришли.
Гость впервые догадался, что он допустил упущение, – и он добродушно хохотнул, сверкнув ослепительными зубами. Да, этот человек умел над собой посмеяться.