– Вот такой же в точности денек был, голубое небо, птички щебечут-заливаются. Он за мной потом полпути гнался, с вилами, что ли, я уж не стал останавливаться.
– Значит, на судебного исполнителя можно и нападать? – заинтересовалась леди Эббот.
– Что ты, нельзя! Но бывает, бывает.
– Ты бы поосторожнее…
– То есть как?
– Да знаешь, у нас гостит брат этого Ванрингэма.
– Ну и что?
– Да ничего. Только он рассказывал Баку, что был когда-то боксером.
– Где это он был боксером?
– На океанском побережье, несколько лет назад.
– Сроду про такого не слыхивал. Небось из этих, которых выпускают для разогрева. Знаешь, – продолжал Булпит, – однажды я влепил иск самому Келли, чемпиону в среднем весе – и где? У него в собственном доме. Сидит, ужинает со своим братом Майком, тот был борец, с кузнецом Сирилом, тоже из цирка, и сестрицей Женевьевой, эта исполняла в мюзик-холле силовой номер. Ванрингэм? Тьфу! Сосунок!
– Какая у тебя жизнь! – невольно восхитилась леди Эббот. – Всякого навидался!
– Да, случалась. Вот, помню, вклеивал иск заклинателю змей. Шестнадцать змеюк, одна другой больше. Всех на меня натравил.
– А когда ты пошел по этой части?
– Лет через девять-десять после нашей с тобой последней встречи.
– А платят как?
– Средне. Главное тут не деньги. Главное – азарт!
– Вроде охоты у Бака?
– Вот, вот. Они-то думают, что тебя обставили, – ан нет, пожалте иск!
– Не пойму только, как ты вклеишь этот иск Табби Ванрингэму?
– Уж как-нибудь да изловчусь.
– Бакенбарды не нацепляй. Твою физиономию не замаскируешь.
Булпит усмехнулся самой идее – ну кто прибегает к такой банальщине!
– А ступишь ногой на нашу землю, Бак тебя по террасе размажет.
Тут Булпит немного озаботился.
– Ты уж постарайся, внуши милорду, я против него ничего не имею.
– А он – имеет.
– Я редко кому нравлюсь! – вздохнул Булпит. – В нашей профессии всегда так…
Леди Эббот поднялась и указала пальцем на холм.
– Хорошее у тебя зрение, Сэм?
– Ничего, бывает хуже.
– А видишь тот большой кедр? Вон, дальше, за холмом.
– Да, вижу. Я его заметил, еще когда у вас был.
– Так вот, Табби сидит под этим деревом с интересной книгой. Ему приказано не двигаться с места. Как ты мечтаешь до него добраться – выше моего понимания.
– Ловкость рук.
– Ну, прямо!
– Да, да.
В глазах леди Эббот засветилось невольное уважение. Наполеоновский тип мужчин всегда вызывает уважение у женщин.
– А тебе доводилось проигрывать?
– Только один раз, – со скромной гордостью отвечал Булпит. – В последней моей работе. Был такой Элмер Загорин, король ночных клубов. Владел, понимаешь, сетью клубов во всех больших городах. Миллионер, а отказался заплатить сорок долларов за восстановитель волос. Говорит, волосы у него так и не восстановились. У-ух, и погонялся же я за ним! Прочесывал, как говорится, страну. Но он меня все-таки обставил.
– Да?
– Да-с! Взял и помер. Слабое, видите ли, сердце. Осталось заверенное письмо, что я, это, подарил ему счастье, он с детства так не веселился. Вроде излечил его от хандры. Ему все осточертело, прям обрыдло – богатство, богачи, миллионеры там всякие. Скучал и тосковал, пока я не появился. Висел, понимаешь, у него на хвосте. Тут не захочешь, а побегаешь.
– Как лисицы. Бак говорит, погоня доставляет им больше удовольствия, чем охотникам.
– Вот, вот! Хороший был человек, – почтительно произнес Булпит, как бы возлагая венок на могилу миллионера. – Стыд и позор, что не довелось познакомиться.
Они помолчали. Леди Эббот поглядывала на Холл, словно прикидывая утомительное расстояние, какое ей предстоит покрыть.
– Что ж, до свидания, – легонько вздохнула она. – Приятно тебя повидать.
– А тебя-то!
– Удобно на этом пароходе?
– А то! Как жучку на коврике.
– Где ты ешь?
– В гостинице.
– Бак вроде не велел тебя обслуживать?
– Куда им деваться? – со скромным триумфом отозвался Булпит. – Не обслужат – потеряют лицензию. Твой лорд может заставить, чтоб меня турнули, но когда доходит дело до еды или там напитков, я – клиент, у них нет выбора. Закон!
– Ясно. До свидания, Сэм.
– До свидания, сестричка.
И, добавив любезный совет смотреть повнимательнее, чтобы не всучили фальшивую монетку, Булпит стал глядеть, как сестра, подозвав Джеймса и Джона, величественно тронулась в обратный путь.
А в Уолсингфорд Холле сэр Бакстон утюжил подъездную дорожку в компании нового друга.
Заскорузлое безразличие природы к горестям человеческим стало такой расхожей банальностью, что даже самые захудалые поэты, и те стыдятся плакаться на это в стихах. Литературные круги давно уже приняли как данность, что нашу минуту скорби природа непременно выбирает для широчайшей своей улыбки. Правило это действовало и сейчас. На сердце сэра Бакстона лежал камень, но небеса не проливали слез сочувствия; Уолсингфорд Холл купался в золотистых лучах.
Расхаживал сэр Бакстон энергичными короткими шажками, Джо с трудом приноравливался к нему. Баронет побеседовал с Чиннери, и тот такого понарассказывал, что волнение достигло предела. На тему «Сэм Булпит» этот многажды женатый мужчина мог разглагольствовать бесконечно. Американец набросал портрет истинного гения, против которого тщетно и затевать борьбу, иллюстрируя свои доводы подходящими случаями, которые сэр Бакстон и пересказывал Джо.
– А еще был такой Джоркинс, – нагонял он страху, переходя на припрыжку, подскоки и рысцу. – Тоже пытался его обхитрить. Уйдет через заднюю дверь, пересечет проулок, спустится в подвал напротив, выберется на крышу, доберется до конца улицы и только там выйдет вниз через крайний дом. Казалось бы, безопасность обеспечена…
Джо предугадывал, что это всего лишь акт первый.
– Но! – возопил сэр Бакстон. – Но, разнюхав про его уловки, Булпит подходит к полисмену и говорит: «Начальник, тут какой-то дядя выскальзывает в заднюю дверь, пересекает проулок, спускается в подвал напротив…» Ну, и так далее. Полисмен устроил во дворе засаду…
– Увидел, как этот тип выскальзывает в заднюю дверь, пересекает проулок, спускается…
– Именно. И в конце маршрута хвать его за шиворот! «Что такое?» – «Да ничего. Это я на пари. Я почтенный домовладелец, моя фамилия Джоркинс…» – «Да? – выскакивает Булпит. – Тогда это для вас!» И вклеивает ему повестку. Ну, как вам?
– Сущий дьявол.
– И мерзавец.
– Табби надо избегать задней двери.
– Булпит и в парадную проникнет!
– Какой многогранный! – заметил Джо.
– А вот еще. Приходит он с бутылкой шампанского. Дворецкий посчитал, что шампанскому всякий обрадуется, ничего не заподозрил и впустил его. Ну, а он всучил повестку.
– К счастью, мы в деревне. Здесь удивятся, если кто-то будет бегать по домам с шампанским.
– Верно. Да, это – закавыка. Но, дорогой мой, изобретательности его нет предела. Чиннери рассказывал, для того чтобы вклеить повестку человеку, отдыхавшему у моря, Булпит надел купальный костюм и заплыл на частный пляж.
– Сюда ему вплавь не подобраться!
– Верно, верно. А все-таки боюсь я его. Вы, часом, не знаете, какие у нас законы на этот счет?
– Не знаю. Думаю, что дурацкие.
– Чиннери говорит, исполнителю запрещается проникать в дом силой, но он имеет право войти в открытую дверь или влезть в открытое окно. Если такой закон действует у нас, проблема – жуткая. В такую погоду нельзя держать окна закрытыми. И еще, вы говорили с братом?
– Да.
– Как вам его позиция?
– Да мелет глупости – ну и пускай меня тащат в суд, плевать я хотел!
– Именно! Когда я с ним утром беседовал, он уперся. Прямо напрашивается на судебное разбирательство. Спятил, что ли?
– Видите ли, оскорбленной стороной Табби считает себя. Он заподозрил, что мисс Виттекер обманывала его, принимала подарки от соперника. Когда я с ним разговаривал, он рвал и метал. Пусть, говорит, это вытащат на яркий свет и мир нас рассудит! Ему только того и хочется.
– Тогда зачем бороться?
– Нет, нет! Все в порядке. Я указал ему, какой эффект произведет на нашу общую мачеху этот суд. Он уже не хочет предаться беспристрастному правосудию. Оставил я его прозревшим, согласился играть с нами. Не бойтесь, Бак. Табби не подведет.
– Джо! – глубоко вздохнул сэр Бакстон, и голос у него благодарно дрогнул. – О, душенька! Здравствуй.
Слегка прихрамывая, как марафонский бегун, леди Эббот достигла финиша.
– Гуляла?
– Сэма навещала.
Лицо сэра Бакстона, просиявшее было при виде жены, снова помрачнело.
– Мы с Джо как раз его обсуждали. Что он тебе сказал?
– Сказал, что он своего не упустит.
– Да?
– Да.
– А не намекнул, как думает действовать?
– Нет. Вряд ли ты на это рассчитывал! Ты уж поверь, что-то он задумал. Я ему говорю, что Табби сидит под кедром с книжкой, с места не сдвинется. И что? Ничего. Ухмыльнулся и стал хвастаться. Но ты не волнуйся, все образуется, – невозмутимо заключила леди Эббот.
И с этой подбадривающей фразой отправилась своей дорогой, торопясь поскорее добраться до любимого канапе.
Сэра Бакстона, преданного идеям Чиннери, а значит – пессимистической философии, прогнозы ее не особенно взбодрили. Перед ним маячил образ гениального клейщика, изготовившегося к прыжку. Нарушая угрюмое молчание, воцарившееся после ухода леди Эббот, он заметил, что самое худшее здесь – ожидание, ведь в любой миг может грянуть беда.
– Не унывайте, – посочувствовал Джо. – Хотя я вас понимаю. Нелегко для нервной системы. Наверное, вроде этой охоты, а? Сколько раз, когда вы пробирались по африканским джунглям…
– В Африке нет никаких джунглей.
– Нет джунглей?
– Нет.
– А я думал – есть. Ладно, сколько раз, когда вы пробирались по тамошним заменителям джунглей, из-за кулис доносилось хриплое дыхание, и вы догадывались, что вот-вот на вас прыгнет леопард. Что тут хуже всего? Неопределенность. Вы не знали, когда именно зверь вцепится в заднюю запонку воротничка. Так и с этим Булпитом. Каков, спрашиваем мы, будет его следующий ход?