– Когда прочитали завещание, – вставила леди Эббот, – оказалось, что этот Загорин все оставил Сэму.
– Вернул ему, видите ли, остроту чувств. Да-с, сэр, получил я пятьдесят миллионов и отплыл в Европу, стал тут жить как самый заправский миллионер. И знаете что? Я тоже захандрил. Вот так фокус! Поболтался я во Франции, на юге, – ничего меня не берет. Провел пару недель в Париже, опять без толку. Грызет хандра, и все. Приехал в Лондон, услышал об этой работенке – вклеить повестку молодому Ванрингэму, – и мне показалось: вот он, ответ на мои молитвы.
– Расскажи Баку, как тебе пришла идея насчет дома, Сэм.
– Сейчас, сейчас. Несколько минут назад, когда мисс Пруденс принесла мне одежду и я оделся, стали мы болтать. Она рассказывает мне, что иск о возмещении убытков снимается, они помирились. А теперь ей нужна работа для Табби, потому что мачеха вышвырнет его, точно грязную перчатку. И вот она упоминает, что сделка у вас сорвалась. А я и говорю себе: «Почему бы нет?». Тут получится шикарный клуб, лорд Эббот. От Лондона – недалеко. Комнат масса. Просторные площадки. Живописный пейзаж. Парочки тысячами будут катить сюда на машинах. Так что, если готовы обсудить дело, я – в игре. Мисс Виттекер поставлю заправлять тут всем. У этой девочки мозги варят. Да, чуть не забыл! Когда моя племянница выйдет замуж, я подарю ей полмиллиона долларов. Я еще в спальне хотел сказать, да вы убежали.
– Хорошая мысль, правда? – спросила леди Эббот.
Сэр Бакстон ответил не сразу. Он таращился на шурина, раздираемый раскаянием, что был так слеп к несравненным его качествам. С чего вообще ему померещилось, будто он ему не нравится? Это с такой улыбкой, которую он принял было за отвратительнейшую ухмылку! Вот, почесывает в затылке рукой, которая может, если ей вздумается, выписать чек на миллионы. Да перед ним тот самый, кого он всю жизнь мечтал встретить!
– Чтоб я треснул! – наконец молвил он.
Чиннери ликовал не меньше. Пятьсот фунтов могут показаться мелочью одной из бывших миссис Чиннери – у всех этих дам взгляд на деньги самый широкий, – но для него они значили немало. Все эти изнурительные месяцы он мечтал о них, как отец о блудном сыне, исчезнувшем вдали. Теперь тот вернулся в отчий дом. Сняв роговые очки, Чиннери стал протирать их в полном трансе.
– М-да! – бормотал он. – А, черт!
– Нет, чтоб я треснул! – повторил сэр Бакстон.
– Говорила же я тебе, все образуется, – заключила леди Эббот.
А за сорок миль отсюда, в лондонской квартире, Джо Ванрингэм тяжело поднялся с кресла. Ему показалось, что десятимильная прогулка по улицам поможет скоротать свинцово-тяжкие часы. Он вышел и захлопнул дверь.
Но тут же остановился… прислушался… распахнул дверь – и вернулся.
Настойчиво звонил телефон.