Его отвлек стук в дверь. Это был майор Емелин. Он сообщил, что самолет с гостем задерживается по погодным условиям Москвы, вероятное время прибытия — завтра после обеда. Так что придется ночевать. Ребров ничего против не имел, только спросил:
— С оружием поможете?
— Это — без проблем, — махнул рукой Емелин. — Наше, трофейное — какое предпочитаете?
— А вот завтра с утра сходим на ваше стрельбище и отберем подходящее.
Оружие на стрельбище было на любой вкус.
— Ну, сержант, покажи-ка, как вы там в разведке стрелять умеете, — подначил Ребров азартного Гросмана с удовольствием перебиравшего автоматы и пистолеты.
Тот, решительно шмыгнув носом, выбрал себе немецкий «вальтер», и выпустил всю обойму в мишень. Потом сбегал проверить, куда легли пули. Вернулся страшно довольный собой:
— Я же говорил — девятки, восьмерки… Разведка порожняк не гонит!
Гросман покрутил головой, потом вкрадчиво спросил:
— А вы как, Денис Григорьевич? Постреляете или не будете? Если, конечно, давно не стреляли, то и срамиться не стоит. Тут привычка нужна.
Ребров поглядел на его хитрованскую рожу, усмехнулся, взял два пистолета и открыл огонь с обеих рук. Даже с места стрельбы было видно, как пули раздирают в клочья центр бумажных мишеней.
Гросман задумчиво почесал нос.
— Могем. Очень даже…
Ребров отложил пистолеты.
— Может, еще пару шмайсеров возьмем? Ты с ними как, имел дело?
— А то! — выгнул брови Гросман. — Мы в разведку только с ними ходили. Ловчее с ними-то.
— Пожалуй, — согласился Ребров. — А главное, если американцы вдруг остановят и начнут досматривать, скажем, что нашли по дороге.
Когда они вернулись на базу, там царили суета и напряженность. У штаба стоял озабоченный Александров, рядом с которым подпрыгивал от возбуждения майор Емелин. Когда Ребров подошел к ним, Александров успокаивал разволновавшегося Емелина.
— Вы, товарищ майор, не дергайтесь особо, ничего лишнего делать не надо. Все должно быть максимально буднично. Будет гость и с ним один сопровождающий немец. Ну и наших двое — охрана. Комнаты для них готовы?
— Так точно. Там у нас есть квартира с отдельным входом, туда гостя и определим.
— Ну и отлично. И вообще мы вас долго тут напрягать не станем, — еще раз успокоил его Александров. — Какой у нас распорядок, товарищ Ребров?
— Отдых, ужин, потом здоровый, но короткий сон. Тронемся на рассвете. Сначала мы, потом, где-то через полчаса, вы с гостем.
Услышав шум моторов во дворе, Ребров, лежавший одетым на кровати, подошел к окну.
Паулюс в каком-то гражданском плаще выбрался из машины — дверцу ему, как положено, распахнул подтянутый адъютант в штатском — и не торопясь огляделся. Уже вечерело, так что выражения его лица из окна третьего этажа разглядеть было трудно. Из помещения штаба вышел Александров, подошел к Паулюсу, что-то сказал. Тот коротко, по-военному кивнул.
Где-то через час Ребров и Александров решили прогуляться по саду, чтобы спокойно обменяться впечатлениями.
— И как он вам? — спросил Ребров. — Готов к работе?
— Выглядит он спокойным. Видно, что человек принял серьезное решение и представляет, что его ждет. Мне кажется, он выдержит. Хотя в зале, перед своими… Кто его знает, как на него все это подействует…
— В конце-концов, он должен понимать, что из свидетеля очень легко может превратиться в обвиняемого.
— Я думаю, ему в Москве на это настойчиво намекали. Хотя, что там у него на душе творится, какие кошки скребут… Он ведь долго колебался, боялся, что его показания могут быть восприняты как удар в спину Германии…
Возвращаясь к коттеджам, они увидели торопящегося к ним навстречу майора Емелина. Он размахивал руками и выглядел растерянным.
— Там такое дело… Не знаю прямо, что теперь… — причитал Емелин.
— Что случилось? — жестковато, чтобы привести его в чувство спросил Александров.
— Наш повар понес ему ужин, а он ужин не принял.
— Это еще почему? — изумился Александров. — Боится, что отравят? Можно подумать, именно для этого его сюда из Москвы и доставили!
— Нет, — замотал головой Емелин. — Представляете, заявил: «Я солдат и принимаю пищу только из солдатских рук»! А у нас повар — женщина! Где я ему тут официанта мужчину возьму?
Ребров с Александровым быстро переглянулись и невольно расхохотались.
— Вот что значит немецкий солдат! Орднунг прежде всего, — важно поднял палец Александров. — Когда в Сталинграде к нему обращались «генерал-полковник», он всегда поправлял — «фельдмаршал». Потому что — орднунг!
— Так что же делать? — жалобно уставился на них Емелин. — Кого я к нему пошлю? К фельдмаршалу этому?
В этот момент в дверях коттеджа показался веселый Гросман с бархоткой в руке и принялся начищать свои и без того сияющие сапоги.
— Будет ему солдат, — улыбнулся Ребров. — Настоящий советский солдат!
Он помахал рукой Гросману и, когда тот птицей подлетел к ним, пряча улыбку сказал:
— Есть задание, сержант. Особой важности! Нужно отнести ужин самому фельдмаршалу Паулюсу.
Лицо у Гросмана вытянулось.
— Так я вроде не слуга ему… Чего, больше некому? Почему я?
— Потому что ты — разведчик. И считай, что в разведку идешь. Только тебе не языка брать надо, а понаблюдать — как он себя ведет? Чего от него ждать можно? Понял? Других разведчиков тут нет. На тебя вся надежда.
Гросман покрутил головой, махнул рукой: надо так надо. На него надели белую куртку, поварской колпак и вручили тяжеленный поднос с бутылками. Молодая женщина шеф-повар объяснила, с какой стороны подойти, что куда поставить…
Гросмана не было минут десять. Майор Емелин весь извелся от беспокойства.
— Что он там делает так долго?
— Да вы не беспокойтесь, он без оружия, — успокоил его Ребров. И не удержавшись, пошутил: — Ну, в крайнем случае, возьмет в плен. Так далеко не уведет же…
Через несколько минут на ступеньках крыльца появился Гросман.
— Ну, докладывай, сержант, — приказал Ребров. — Что разведал?
— В общем так. Вхожу — они сидят за столом. Я поздоровался, они тоже. Я все расставил на столе, как было велено, он поблагодарил и вдруг предложил мне присесть… Ну, я не стал этого, конечно, делать, а он вдруг стал спрашивать меня: «Как вас зовут? Сколько вам лет? Откуда вы родом?».. А я почему-то возьми да ляпни, что из Сибири…
— Почему из Сибири? — не понял Александров.
— А сам не знаю, что на меня нашло! — пожал плечами Гросман. — Он весь съежился и говорит: «О-о, Сибириен… Кальт!» Холодно то есть. А потом вдруг спросил: «Вы были в Сталинграде?» Я говорю: «Нет». А он: «Это очень хорошо. Главное, что война закончилась…» А потом вдруг: «А как вы относитесь к немцам? Вы хотите им мстить?» Я говорю: «Немцы, они разные. Те, кто развязал войну и совершал преступления, должны понести наказание. Но это относится не ко всем немцам». Видимо, ему это понравилось, потому что он вдруг говорит: «Я хочу подарить на память о встрече одну вещь». И протягивает мне вот…
Гросман вынул из большого кармана куртки круглую пепельницу из коричневого мрамора с позолоченным ободом, на котором готическим шрифтом была выгравирована надпись «Фельдмаршал ФР Паулюс».
— Я ему говорю, что не курю. А он: «Я тоже. Но больше мне подарить вам нечего». Ну и чего мне теперь с ней делать?
Александров покрутил в руках тяжелую пепельницу.
— Фельдмаршал Паулюс… Видимо, это был подарок из Берлина ко дню рождения. Немцы сбросили с самолета в Сталинграде. Вполне возможно, лично от Гитлера… Историческая вещица. Подарок вам, товарищ сержант, вы и решайте.
К началу войны разведывательная сеть СССР охватывала около 50 стран. В ней насчитывалось более 300 легальных и нелегальных резидентур. Разведдеятельность очень хорошо финансировалась и располагала передовой научно-технической базой.
С июня 1940 года внешняя разведка НКВД и военная разведка передали в Москву около 450 сообщений о готовящейся против СССР агрессии со стороны Германии.
Глава IIЭсэсовцев у них хватит
Утренний туман белыми сугробами лежал на траве, которая оставалась зеленой всю баварскую зиму, путался в безлистных ветвях деревьев сада. Еще только светало, но во дворе базы уже все пришло в движение. Ребров ждал у машины, когда от парикмахера прибыл загримированный капитан Столетов. Высокий, сухопарый, в таком же плаще, как у Паулюса, он издалека действительно мог сойти за фельдмаршала. Бивший рядом в нетерпении копытом Гросман даже присвистнул от удивления.
Из подъезда коттеджа, позевывая, вышел Александров и тоже оценивающе окинул взглядом загримированного…
— А что, похож… Может его и на процесс выпустить, чтобы не волноваться? Доложит все, что надо.
— Я по-немецки знаю только «Хенде хох!» — улыбнулся капитан Столетов, смущенный тем, что все его пристально разглядывают. — Расшифруют сразу.
— Ну, тогда вперед, — уже серьезно сказал Александров, пожимая руку Реброву. — Значит, мы выезжаем через полчаса после вас?
— Как договорились, — подтвердил Ребров. — Если вдруг услышите впереди стрельбу, немедленно возвращайтесь назад.
— А вы?
— О нас не беспокойтесь, — успокоил его Ребров. — Мы к встрече готовы.
До поста на границе советской и американской зоны по пустынной дороге докатили быстро. Заспанный американский сержант посмотрел документы, взглянул мельком на пассажиров и поднял шлагбаум. Потом вдруг спросил:
— Вы работаете в Нюрнберге на процессе?
Ребров кивнул:
— Да, разбираем документы. Возим их грузовиками.
— Надо было давно перестрелять всех этих разбойников, — сплюнул сержант. — Все бы только спасибо сказали.
— Хотят все сделать по закону, — пожал плечами Ребров.
— Есть твари, для которых закон не писан, — пробурчал американец.