– Как ты себе это представляешь? – ответила она вопросом на вопрос.
Он понимал: нужна предельная осторожность. Блисс, конечно же, не доверяла ему, и ее нельзя винить.
– Пойдем дальше вместе. Если хочешь, пойдем медленно, не будем торопиться. Как скажешь.
– Значит, все сначала? Как раньше?
– Не думаю, что получится именно так, – без тени улыбки проговорил он. – Мы все-таки уже не дети… Но кое-что связывает нас. Мы оба стремимся к одному и тому же. Сейчас никто не сможет помешать нам.
Слушая Себастьяна, Блисс водила пальцем по его груди, то и дело касаясь соска. Он с трудом подавил желание тут же, прямо в машине, овладеть ею. Было очевидно: в эти мгновения Блисс, поглощенная своими мыслями, не осознает, насколько он возбужден.
– Мне нужно подумать над твоими словами, – сказала она наконец.
– Я не стану торопить тебя, – кивнул Себастьян.
Ему казалось, он вот-вот задохнется.
Блисс пыталась рассмотреть в темноте его лицо. Она провела пальцем по его груди, по бедру, по ноге. И невольно опустила глаза.
Он стиснул зубы, пытаясь сохранить над собой контроль.
– Ты слишком… Ты удивительный человек, Себастьян. Когда мы познакомились, ты был просто замечательным парнем. Я даже не мечтала о том, что ты взглянешь в мою сторону. Теперь ты… Ладно… – Она вскинула голову. – Ты просто есть, вот и все. – Блисс положила ладонь на его мускулистое бедро. – Я всегда восхищалась твоими ногами.
Его сердце остановилось.
– Это меня всегда восхищали твои ноги, – пробормотал Себастьян. Но если бы он сейчас прикоснулся к ней, все было бы кончено, обещание не торопиться было бы забыто.
– Мне надо идти. Близняшки и Бобби уже, наверное, ушли к себе в бунгало. И мне тоже пора спать. – Блисс усмехнулась. – Хотя бы постараюсь заснуть.
Усилием воли Себастьян заставил себя отстраниться от нее. Выпрямившись, зажег в салоне свет.
– Я дам тебе свой телефон.
– Зачем?
– Все очень просто. – Он взглянул на ее припухшие губы, на блестящие глаза. – Я хочу знать наверняка: ты обратишься ко мне, если понадобится. И прошу тебя, подумай над моими словами. Позвони мне, хорошо? Звони в любое время, днем или ночью, я сразу же примчусь.
Он вытащил бумажник, достал из него визитку с телефоном офиса в Бельвью и написал на обратной стороне карточки номер в Медине. Потом захлопнул бумажник и протянул визитку Блисс.
Она сидела напряженная, скованная.
Себастьян нахмурился.
– В чем дело? – Он вложил карточку в ее руку. – Блисс, что случилось?
– Ничего. – Она в смятении распахнула дверцу и выскочила из машины.
– Блисс! – Он бросился за ней. – Блисс, что случилось?!
– Ничего… – Она закашлялась. – Ничего. Сама не понимаю, что вдруг на меня нашло. Забудь, хорошо? Просто забудь.
Она побежала к калитке, открыла ее и сразу же захлопнула за собой.
Себастьян пошел следом за ней.
– Спокойной ночи, – проговорила Блисс. Она вернулась к калитке. – Спасибо, что подвез меня до дома.
– Блисс…
– Не ходи за мной. Забудь меня. Я не представляю для тебя никакой опасности.
Себастьян, ошеломленный случившимся, смотрел ей вслед. Она поспешила к дому. Что-то произошло. Что-то изменилось в тот момент, когда он передавал ей визитку.
Он сделал шаг к воротам. Забыть ее? Она не представляет никакой опасности?
– Отлично, – процедил он сквозь зубы. – Прекрасно, великолепно. Я умываю руки. Все! Живи как хочешь.
Глава 7
Блисс, задыхаясь, подбежала к парадной двери. Нащупала щель в стене между бревнами, вытащила ключ и заскочила в прихожую. На улице взревел мотор машины.
Блисс первым делом бросилась на кухню – посмотреть, ушли близняшки и Бобби домой или нет. Пусто, никого нет. Все уже отправились к себе в бунгало. У Фабиолы была Полли, у Полли – Фабиола, и у обеих – Бобби. Им нет нужды приводить в дом посторонних и пытаться превратить сообщество чужих людей в некое подобие семьи, они не чувствуют себя одинокими. К тридцати двум годам люди, как правило, уже знают, как им жить, находят свое место в этом мире.
«Улица полна пороков, Блисс. И может научить многому. Ты не имеешь об этом ни малейшего представления. Есть вещи, о которых ты никогда не прочитаешь в книгах. Ты многого не знаешь, не знаешь настоящей жизни. И если тебе вдруг придется оказаться лицом к лицу с правдой жизни, ты будешь шокирована».
Сколько лет прошло с тех пор, как отец, сидя за своим столом красного дерева, произнес эти слова! Разговор происходил в его кабинете, в прекрасном, ухоженном, красивом доме, в котором Блисс выросла и который никогда не был ей по-настоящему родным. Давно это было, много лет назад, но до сих пор в ушах звучит резкий голос отца. Она слушает его и старается не замечать радости и удовлетворения на лице матери, наблюдающей за тем, как обожаемый и боготворимый ею мужчина распекает нелюбимую дочь, чье поведение вызывает только негодование.
Всякий раз, попадая в сложную ситуацию, Блисс представляла, как она выслушивает очередную проповедь отца. Сегодня вечером она оказалась в весьма затруднительном положении – снова.
Не стоит упиваться жалостью к себе.
Блисс положила на стол пакет с пирожным для Бобби.
Себастьян сказал, что у них сейчас были бы дети, если бы они не расстались.
Но этого не будет никогда, они никогда не будут вместе. Так к чему впадать в слезливые сожаления по поводу того, что могло бы быть? «Некоторым из женщин нет нужды доказывать, что они могут найти свое место в этом мире, – заявила Киттен Уинтерс. – Например, твой отец никогда не хотел видеть рядом с собой женщину, которая считала бы себя более умной, чем он сам. Верно, Моррис?»
Нашла подходящее время вспомнить о родителях! Ведь она ни разу в жизни ничем их не порадовала. Так что теперь их мнение не должно ее интересовать.
«С нашим положением и связями ты можешь рассчитывать на такого мужа, о каком иным девушкам остается только мечтать, – сказал Моррис Уинтерс. – Работа в школе – дело хорошее. А преподавать в колледже? Не думаю, милая моя. Сейчас я требую от тебя не слишком много, всего лишь соответствия определенным нормам. Опять же – верность. Преданность. Самоотверженная отдача во всем. Вот, собственно, и все. Единство семьи – вот что нужно. Нашей семьи. Крепкий союз поможет осуществлению наших планов. Ты вполне симпатичная. Мы будем неплохо смотреться втроем».
Мамочка с папочкой мечтали о Белом доме. А Блисс никогда не считалась образцовой дочерью. В конце концов она восстала и объявила о своей самостоятельности и независимости. На людях родители твердили о безмерной, безграничной гордости за свою дочь. В действительности же, в домашней обстановке, они обращались к ней лишь с требованиями и предупреждениями либо для того, чтобы сообщить о «семейных мероприятиях». Когда Блисс решила посвятить себя общине художников в Хоул-Пойнте, ее матушка возложила на свои плечи тяжелую ношу – попыталась снова вовлечь Блисс в общественную жизнь, «цивилизовать» ее. Недавно Киттен позвонила и потребовала объяснить, почему в газетах всплыла история про Себастьяна и «Раптор вижн» и какое отношение все это имеет к Блисс.
Блисс достала из холодильника кувшин с лимонадом и наполнила высокий стакан. Затем вышла из кухни и побрела к себе через большую комнату, в которой частенько собирались постоянные обитатели общины. Она даже не потрудилась зажечь свет. Все пять лет, что Блисс прожила в доме тетушки, сестры отца – она и оставила племяннице дом в наследство, – ей было вполне достаточно света луны, чтобы найти дорогу.
«Она вполне может иметь успех среди мужчин, – говорила Киттен, – ей нужно лишь немного помочь. Заставить постричь эти ужасные космы и научить пользоваться косметикой. И еще, выброси свой гардероб! Доверься мне, и мы подберем для тебя вещи, которые помогут скрыть, во всяком случае, не станут подчеркивать твои недостатки. И конечно, нужно убрать эти жуткие очки. Заменить контактными линзами».
В прежние годы, когда Блисс была школьницей, мать категорически возражала против контактных линз. В конце концов Блисс и сама перестала настаивать. Особенно когда встретилась, а потом рассталась с Себастьяном.
Боль и волнение, горечь и разочарование снова обрушились на нее.
Пороки улицы и школа жизни. Вот почему она вдруг вспомнила о родителях. Папочка совершенно прав, она не прошла эту школу и ничего не знает. Иначе стала бы покрепче, была бы более уверенной в себе, не огорчалась бы из-за ерунды, из-за обычных житейских неприятностей.
Нет, не следует даже думать об этом нелепом предложении Себастьяна. Вернуться к прежнему, начать все сначала? Какой же дурой она выставила себя! Надо же было так поддаться, развесить уши! Да ему же совершенно нельзя верить! Значит, нечего так расстраиваться. Он таскает презерватив в бумажнике? Ну и что?
– Дура, дура, дура! – Ее лицо пылало.
Вдоль одной из стен, в комнате второго этажа, протянулся узкий балкон. Сверху открывался вид на гостиную. Когда-то, в былые времена, на этот балкончик выходили двери трех спален. Сейчас стены между этими комнатами снесли, и весь второй этаж превратился в жилище Блисс.
Себастьян так и не понял, почему она вдруг убежала от него.
Блисс вошла в так называемую библиотеку, комнату, уставленную книжными шкафами.
Естественно, он носит при себе презерватив. Все мужчины носят презервативы.
– Никаких представлений о жизни! Ничего не знаю! Ни в чем не разбираюсь! Не знаю элементарных вещей.
А все считают ее мудрой и все постигшей феминисткой.
Она понятия не имеет, как ведут себя большинство мужчин, не знает, таскают они с собой в бумажниках презервативы или нет. Если нет, то не мешало бы. На всякий случай.
Все правильно. Она стояла посреди комнаты со стаканом в руке. Нахмурившись, вглядывалась в размытую лунным светом темноту и злилась сама на себя. Себастьян – самый ответственный и надежный мужчина в мире. А всем другим не мешало бы проявлять больше ответственности.