Люда шла, по-прежнему не глядя на спутника, но ее шаг стал не таким стремительным.
– Но он так и не дал мне его. Я и подумал: может быть, он сам встретился с вами перед отъездом.
– Ничего подобного!
– Он тяжело переживал…
– Могу представить!
– Это правда.
– Естественно. Такая нежная ранимая душа…
– Люда, зачем вы без конца иронизируете?
– Скажите спасибо, что я этим и ограничиваюсь.
– Послушайте-ка!
Уланову осточертело беспрестанно нагонять Люду, он схватил ее за плечо и повернул к себе. Теперь они стояли лицом к лицу, совсем рядом.
– Он очень страдал из-за того, что, по его словам, совершил какую-то глупость. Я не знаю, что случилось между вами, но Паша мне сказал, что за все происшедшее винит только себя. И еще, что его скоро отправят домой, поэтому и о письме говорил. С того дня я его не видел, он исчез совершенно внезапно, но я уверен – письмо это где-то должно быть! Возможно, он оставил его дома или где-то еще – но оно есть, я убежден!
– Зачем вы мне говорите об этом? – спросила Люда.
– Потому что это было очень важно для него. Понимаете?
– Понимаю, – кивнула Люда. – Но мне это, в общем, теперь безразлично.
32
Гареев прибыл в президентский дворец поздним вечером. Его встретил Сулеми и проводил в свой кабинет, распорядившись подать гостю чай.
Полковник выглядел утомленным, и Сулеми не стал ни о чем расспрашивать гостя. Это было не принято. Будет необходимость – сам расскажет.
– Как наши дела? – поинтересовался Гареев.
Человек в униформе внес поднос с чаем, бережно поставил на стол. Сулеми подождал, пока тот удалится, сел в кресло.
– Учимся.
– Получается?
– Кажется, да, – кивнул Сулеми.
– Я не видел нашего общего друга с того дня, как мы доставили его во дворец.
– Значит, для вас встреча с ним будет приятным сюрпризом, – одними углами губ улыбнулся Сулеми.
Гареев принялся за чай. Ему не терпелось увидеть Хомутова, но он знал, что здесь ничего не делается быстро. Всему свое время.
– Замечательный чай! – похвалил он.
Сулеми в знак признательности приложил ладонь к сердцу.
– Президент Фархад уже видел его?
– В новом обличии – нет.
– Я сгораю от любопытства, – признался Гареев. – Может быть, пройдем к нему?
Сулеми отставил пиалу. Покинув кабинет, они миновали пустынный коридор и поднялись этажом выше. Сулеми своим ключом отпер дверь, распахнул ее. Гареев переступил порог и сейчас же увидел человека, сидящего за столом. Он обернулся на шум и поднялся во весь рост. Гареев вопросительно взглянул на Сулеми, беспомощно развел руками:
– Неужели это он?
Сулеми коротко кивнул.
– Павел! Поприветствуйте гостя! – попросил он.
Хомутов двинулся к ним по ковру, ступая степенно и в то же время не без грации, протянул руку полковнику и с чувством встряхнул ее. Гареев рассмеялся.
– Вот это да! Ну, ничего не скажешь.
– Вам случалось видеться с президентом? – поинтересовался Хомутов.
– И не раз. Великолепно у тебя получается. А что еще ты уже умеешь?
– Покажите все, что мы с вами отработали, Павел, – предложил Сулеми.
Хомутов разыграл перед ними несколько коротких сцен: президент приветствует участников военного парада, с интересом слушает пояснения сопровождающих его лиц, беседует с трудящимися. Гареев наблюдал с острым любопытством, но если поначалу с лица его не сходило выражение благожелательного одобрения, то спустя четверть часа он уже выглядел озабоченным. Сулеми заметил перемену, махнул Хомутову, чтобы тот остановился, спросил слегка обеспокоенно:
– Что-нибудь не так, товарищ Гареев? Вас что-то беспокоит?
Полковник выдержал паузу, затем медленно, словно примеряясь к каждому слову, проговорил:
– Я только сейчас понял, в чем дело. Все это очень похоже на выступление талантливого пародиста. Сходство поражает в первую минуту, а потом присмотришься и видишь – и то не так, и это.
– Осмелюсь предположить, что это связано с тем, что вы знаете – перед вами Павел Хомутов, – сказал Сулеми.
– Не в том дело. Нет сходства в мелочах. Если кому-то придет в голову присмотреться к нему внимательнее – разоблачения не миновать. Со всеми вытекающими последствиями.
При упоминании о последствиях Сулеми чуть втянул голову в плечи. Гареев вздохнул.
– Не годится, – сказал он. – Придется еще и еще работать.
Полковник поднялся с кресла, хлопнув Хомутова по плечу:
– Не огорчайся. Все еще впереди.
Хомутов имел довольно мрачный вид.
– Может быть, нужна помощь? – спросил Гареев у Сулеми.
Тот подумал и покачал головой.
– Нет, мы, думаю, справимся.
Гареев опустил тяжелые веки.
– Но в целом – мы на верном пути. И побольше уверенности в себе, Хомутов! Ведь ты как-никак президент! Что это такое – изображаешь главу государства, выступающего с докладом, а голос тонкий и дрожит, как у подростка.
Хомутов взглянул на Сулеми. Тот улыбнулся в усы, покачал головой:
– Нет, товарищ Гареев. Голос у Павла сейчас все больше приближается к президентскому. Для этого он принимает специальные средства.
– Что за средства?
– Гормональные препараты.
– Вы не очень то с этим, – хмыкнул Гареев. – Голос голосом, а от этих таблеток еще, чего доброго, усы расти перестанут.
Все трое рассмеялись. Разговор был окончен.
– Да, я хотел спросить, – проговорил Хомутов. – В посольском городке кто-нибудь знает, где я нахожусь?
– Само собой, – Гареев посмотрел Хомутову в глаза. – Ты уже дома, вот что о тебе известно. Отбыл спецрейсом вместе с высоким гостем из Москвы.
Заметив, что Хомутов намерен что-то еще спросить, добавил, стараясь опередить вопрос:
– Это необходимо. Придется подчиниться обстоятельствам.
Он не желал больше говорить об этом и вышел, увлекая за собой Сулеми.
Хлопнула дверь, звонко щелкнул замок. Хомутов остался в одиночестве.
33
Сын одного из членов Политбюро, будучи в нетрезвом состоянии, при задержании оказал сопротивление и ранил милиционера. Невестка другого по возвращении из туристической поездки в Австралию предъявила на таможне товаров на сумму свыше трех тысяч долларов, хотя при выезде, судя по таможенной декларации, имела при себе сто двадцать один доллар. Внук третьего поддерживает контакты с лицами, склонными к употреблению наркотических средств. Ни в одном из случаев делу не был дан ход. Именно он, Шеф, позволил беззвучно погасить эти истории, сделав вид, что ему ничего не известно. Но все они, члены высшего синклита партии, знали, что он полностью информирован.
Он размышлял об этом, сидя за длинным столом карельской березы в зале, где обычно заседало Политбюро. Еще не все прибыли, оставались свободные места, и Шеф скользил рассеянным взглядом по лицам присутствующих.
Десять минут назад Генеральный сказал ему с глазу на глаз:
– Сегодня будет слушаться вопрос о предоставлении помощи Фархаду. Боюсь, однако, что твое предложение может не пройти. История с Афганистаном много напортила.
Шеф знал, о чем идет речь. Неделю назад душманы атаковали советскую военную колонну и полностью уничтожили ее. Обычно информация о подобных происшествиях занимала несколько строк в ежедневных обзорах, рассылаемых членам Политбюро. Но в этот раз кто-то переусердствовал – происшедшее подробно комментировалось, сводка сопровождалась цветными фотографиями, снятыми на месте разгрома колонны. Шеф видел эти снимки: развороченные грузовики, обгоревшие трупы с выколотыми глазами. Мальчики, не старше девятнадцати…
Снимки эти не могли возникнуть сами по себе. Кто-то разыгрывал свою партию, и первый ход сделан вполне грамотно. Шеф еще не знал, кто именно за этим стоит, но было ясно, что мало-помалу формируется оппозиция старому руководству, и эти люди склонны делать политику несколько иными средствами.
– Я полагаю, что руководство партии все-таки пойдет навстречу джебрайским товарищам, – сказал Шеф голосом, лишенным эмоций.
Генеральному незачем было предупреждать его о возможных сложностях. Всем им, сидящим за этим полированным столом, Шеф знал истинную цену. Знал он о них и такое, что позволяло ему смотреть им в глаза с холодной брезгливостью.
– Ну что, товарищи, будем начинать? – словно прожевывая каждое слово, сказал наконец генсек.
С речью у него не ладилось давно. Шеф знал, что Генеральному осталось немного – он имел на рабочем столе перечень лекарств, которые доставлялись для него из Швейцарии. Специалисты его ведомства, ознакомившись с перечнем, утверждали, что человек, которому эти лекарства предназначены, протянет полгода, в лучшем случае – год.
Разумеется, все сидящие в зале видели, что Генеральный стремительно дряхлеет, но у Шефа, в отличие от них, был козырь – он обладал подробнейшей информацией не только на Генерального, но и на всех присутствующих, и это ставило его в исключительные условия. Желающих занять место Генерального было немало, но желающих вступить в борьбу с Шефом – ни одного. Такая арифметика.
– Итак, – прогудел Генеральный, – вы получили документы по джебрайскому вопросу. Товарищ Фархад просит нас оказать помощь. Ситуация ясна, политическая целесообразность этой акции очевидна. Прошу высказываться.
Воцарилась тишина. Генеральный смотрел на Шефа, но тот делал вид, что не замечает этого взгляда.
– Какие есть предложения? – спросил генсек.
– Интернациональная помощь всегда рассматривалась как наша первостепенная обязанность, – осторожно начал Молодой. Он сидел правее, между ними грузно возвышался Кадровик, и Шеф подался вперед, чтобы лучше видеть говорящего.
– Причем эта помощь должна быть тем масштабнее, чем труднее приходится нашим друзьям, – продолжал Молодой.
«Неплохо, – подумал Шеф. – Берет инициативу в руки». Но едва он успел завершить эту мысль, как Молодой, словно невзначай, сдвинул в сторону лежащие перед ним бумаги, открывая стопку ярких фотографий. Шеф их тотчас же узнал, как узнали и все присутствующие. Молодой скользнул по ним взглядом, словно только что обнаружив.