19. Эта версия наиболее популярна у современных авторов, хотя видно, что Белаш не очевидец описываемых событий. По Белашу в Большом Токмаке произошла лишь встреча Махно и Никифоровой, подробности их ругани у Алексея Чубенко, ближайшего сподвижника Махно в то время, уж он-то точно видел это своими глазами20. Чубенко больше никаких имен не упоминает, называя их как «30 террористов» и «люди Никифоровой».
И, наконец, «Версия № 3», явно не совпадающая с первыми двумя. Автор – Лев Задов, один из руководящих работников махновской контрразведки. Вот что пишет современный украинский исследователь махновского движения Ю.П. Кравец: «Свои показания Задов давал в ГПУ Украины в Харькове и уже отсюда в ноябре 1924 года в Москву на имя начальника Секретного отдела ОГПУ СССР Дерибаса «для сведения» была направлена выписка из его показаний по делу о взрыве в Леонтьевском переулке. (…) Вот правильный текст по заверенной копии, сохранившейся в агентурном деле (оригинал выписки, по-видимому, должен быть приобщен к архивному уголовному делу о взрыве): «… на ст. Токмак было устроено собрание инициативной группы, где было предложено КОВАЛЕВИЧЕМ Казимиром, приехавшим в то время из Москвы, ехать всей группой в Москву с целью совершения террористических актов в верхах красных руководителей, и почти единогласно порешили выехать в Москву и вообще на Север. На этом же собрании КОВАЛЕВИЧ сообщил, что в Москве ставится им же дело, т. е. ограбление какого-то совучреждения, где находилось 40 миллионов рублей. <…> в Москву уехали следующие лица: Ковалевич Казимир, Глагзон Яшка, Гречаник Мишка, Шестеркин Петр, Ляля, жена Шестеркина, Приходько Иван, Курбатов Николай, Федька Беленький, Тямин Мишка, Любка Черная. Тогда же с ними выехала Маруся Никифорова и еще ряд лиц, именующих себя анархистами, но не принадлежащих к нашей группе и имена которых я не знаю». В любом случае, в тот момент, когда Махно перестраивал оставшиеся у него силы для партизанской борьбы в тылу Деникина, группа его бойцов, в том числе из его контрразведки, ориентировавшаяся на М. Никифорову, отправилась для подпольной работы в Москву. Был ли К. Ковалевич среди них с самого начала или присоединился только в Харькове – доступные на сегодняшний день источники не дают ответить однозначно.
А в это время в Москве оставшиеся там анархисты подполья (группа в 20–30 человек) под руководством Льва Черного и Александра Шапиро вели деятельность не столь активную. Проводились собрания, про какие-либо их воззвания того времени ничего не известно. Видимо, не было денег напечатать листовки, а для экспроприаций не хватало опытных организаторов. С приездом людей с Украины дело пошло. После нескольких экспроприаций (потеряв при этом одного убитого товарища) удалось напечатать несколько листовок и выпустить первый номер газеты под названием «Анархия». Да, люди рисковали жизнью ради выпуска листовок. На первом номере «Анархии» стоит дата выпуска: 29 сентября 1919 года. По воспоминаниям Александра Шапиро номер был выпущен на квартире Льва Черного. Газета подпольная: все материалы анонимные. Через какое-то время Лев Черный вышел из организации по принципиальным соображениям, продолжая при этом полемизировать с Ковалевичем о методах борьбы за революцию. Ковалевич остается во главе литературной группы анархистов подполья, в таких воззваниях как «Где выход?» сразу узнается его авторский стиль. Понятно, что «Декларация анархистов подполья» это плод коллективного обсуждения. Вскоре после выхода второго номера «Анархии» в подпольной типографии на даче в Красково в конце октября, организация подверглась серии ударов со стороны ВЧК. Многие из ее активистов погибли или в засадах, как Ковалевич и Соболев, или как семеро анархистов на даче в Красково, которые взорвали себя, чтобы не сдаться большевистским палачам. Из показаний арестованных анархистов подполья чекисты составили целую главу в выпущенной в 1920 году «Красной книги ВЧК». Книга издана безобразно: как правило, никаких дат описываемых событий, даты под показаниями также приводятся не часто. Местами создается впечатление, что порядок показаний нарушен. Их авторство, как я уже указывал, также зачастую сомнительно. Составитель комментариев в издании 1989 года полковник КГБ Алексей Велидов местами вносит еще большую путаницу. И самое главное: где показания «провокатора № 1» среди анархистов подполья, Петра Шестеркина? Их там нет. После того, как он дал обширные показания на анархистов подполья, Шестеркин еще долгие годы служил в «органах», дожив до 60-х годов прошлого века.
За те три с половиной месяца, после возвращения в Москву и до своей гибели, Казимир Ковалевич успел сделать многое. Возглавляемая им литературная группа анархистов подполья выпустила два номера газеты и пять листовок. Кроме того, на Ковалевиче лежали общеорганизационные и финансовые обязанности. Организация росла, направляя своих активистов в другие города. И все это в условиях беспрецедентного прессинга со стороны Лубянки, после того как несколько человек из боевой группы организации анархистов подполья взорвали 25 сентября 1919 года московский горком партии большевиков. Повальные обыски и аресты среди легальных анархистов становились в те дни обычным делом. Были ли Ковалевич, его соратники, их революционная борьба обречены? Мы не может этого утверждать, разделенные с ними столетием, за которое горизонт свободного и справедливого общества стал только дальше. Тем более страстный голос Казимира Ковалевича против диктатуры, против смертной казни, за вольный труд должен быть услышан нашими современниками.
В марте 1918 г. К. Ковалевич закончил одну из своих статей такими словами: «Наступает вторая весна революции. Многих и многих товарищей среди нас уже нет, – они погибли. Но, несмотря на это, мы крепко верим, что с расцветом пахучей вешней листвы снова вспыхнут святые огоньки революции. Трудящиеся поймут и осознают себя…». Этот оптимизм не может не вдохновлять.
1 Анатолий Горелик. Первая бомба анархистов // «Рассвет», 21 сентября 1925. № 402. С. 2.
2 В. Худолей. Анархические течения накануне 1917 г. // Михаилу Бакунину. 1876–1926. Очерки истории анархического движения в России. М., 1926. С. 320.
3 В ноябре 1918 г. Сергей Васильевич Двумянцев оказался причастен к интересному эпизоду в связи с задержанием группы анархистов и левых эсеров, и в том числе М.Г. Никифоровой. В связи с предстоящей годовщиной Октябрьской революции, левые эсеры и анархисты планировали поддержать своих соратников, отправив делегацию в Тулу и далее до Курска. 6 ноября 1918 г. на Курском вокзале была задержана агитационная комиссия, которую избрали на основании решения Пленума Московского Железнодорожного Совета из представителей трех левых течений (по 3 человека от анархистов, коммунистов и левых эсеров) для выступления намитингах по случаю первой Октябрьской годовщины. Для проезда комиссии было выделено два вагона: один по Курской, другой по Нижегородской железным дорогам. Среди задержанных были левые эсеры И.З. Залыгин, И.М. Красков, приятель Махно Н.Л. Стамо, Ш.И. Ерухимович, анархисты М.Г. Никифорова, Н.В. Васильев, большевик С.В. Двумянцев, а также случайно оказавшаяся с ними М.И. Шаева (сочувствующая ПЛСР). Шолом Ерухимович был делегирован Московским Комитетом левых эсеров для выступления на митинге в Курске. Краскова пригласил Стамо по предложению Залыгина (распорядителя поездки) для выступления в Туле, так как им не хватало агитаторов. Там же должна была выступить приглашенная анархистами Маруся Никифорова. Ожидая Залыгина в чайной 1-го класса, Ерухимович, по-видимому, продемонстрировал одному из агитаторов левоэсеровскую прокламацию. Увидевший мельком листовку Н.Г. Медведев (делегат 6-го Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов из Владимира) начал резкими высказываниями в адрес ПЛСР провоцировать Ерухимовича. Отвечая на обвинения Медведева в том, что «левые эсеры устроили в Петрограде заговор совместно с англо-французскими буржуями против Советской власти», Ерухимович заявил, что «Брестский мир следовало сорвать», так как он не дал большевикам ничего и они «сделали большую услугу германскому капитализму, заключив Брестский мирный договор». После попытки милиционера успокоить спорящих Ерухимович по настоянию Медведева был препровожден в железнодорожную ЧК. Туда же для разбирательства были вскоре доставлены анархист Никита Васильевич Васильев (у которого была изъята анархистская литература, в том числе сочинения П.А. Кропоткина и А.А. Карелина), Стамо, Никифорова и Шаева, не имевшие кроме удостоверений личности соответствующих мандатов для проезда в вагоне. Ерухимовичу инкриминировалась попытка антисоветской агитации. К нему на выручку вскоре явились члены железнодорожного Совета Двумянцев и Залыгин, который возмущался действиями ЧК, назвав ее «старорежимной охранкой». После разбирательства члены агитационной комиссии были отпущены 8 ноября, решения по делу не выносилось. Председатель отдела ЧК Московско-Курской, Нижегородской, Муромской и Окружной железной дороги Т.А. Ярошенко указал в протоколе на необходимость энергичного расследования против Васильева, Стамо и Залыгина, подозревая их в антисоветской агитации. Характерно, что найденная среди принадлежавших им анархистских и левоэсеровских агитационных материалов коммунистическая литература рассматривалась как маскировка их поездки (ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-38598. Л. 52–56). «Проживающая в гор. Москве, Кудринская площадь, д. № 1, кв. 20» Мария Григорьевна Никифорова, анархистка-коммунистка, из граждан г. Екатеринослава, «лета отказалась указывать» и «показала, что она была пригашена партией анархистов для выступления на митингах в гор. Туле. При ней брошюры анархического характера. Более показать ничего не может». Подписывать протокол допроса Никифорова отказалась.
4 Анархия, 1 июня 1918. № 74. С. 4.
5 Там же, 10 мая 1918. № 55. С. 3.
6 Там же, 18 мая 1918. № 62. С. 3. Текст статьи:
Анархистское движение в Москве
Площадь у Донского монастыря.