Идет митинг анархистов. Рабочие, женщины, дети, подростки, там и тут интеллигенты, вдали стоят два попа.
Говорит один оратор анархист, его сменяет другой. Оба говорят о тех лжи и обмане, которыми нас окутало современное «социалистическое» государство, о том тупике, в который завели трудовой народ большевики, о бесправии, расстрелах, насилиях, уничтожении всяких свобод. Наступило царство чиновничьего социализма, произвола и хамства. Ораторы указывают на результаты «передышки» большевиков, на измену и предательство Финляндии, на захват немцами Крыма, поход их на Кавказ, отнятие у нас черноморского флота. А что сделано внутри России? Ничего. С проведением социализации земли борются, разработка лесных и др. богатств ведется по указке чиновников, самодеятельность в массах не только не возбуждается, а гасится там, где она проявляется. То же и на жел. дорогах, на заводах, фабриках. Всюду стараются насадить хорошо оплачиваемых комиссаров чиновников, уничтожают самоуправление трудящихся. Жилищный вопрос в городах не решен. Рабочие по-прежнему ютятся в подвалах, особняки пустуют. Народ голодает, а в ресторанах богатые едят по-прежнему, как хотят и что хотят. Народ раздет, а власти развешивают по всему городу материю для своего удовольствия. Надвигается гроза, и единственный выход это взяться всем за оружие, всем потребовать разрыва с Германией, изгнания графа Мирбаха из России и объединиться всему лево-революционному фронту. Социальная революция должна дать право на жизнь каждому. Не должно быть безработных, не должно быть бездомных, раздетых, голодных. Не диктатурой, не пулеметами хлеб гнать из деревни в город, а доставлением необходимых деревне предметов: плугов, («Почему в Симонове лежат 700 плугов до сих пор и не отданы деревне?» – спрашивает кто-то из рабочих), ткани, сапог, железа, и тогда деревня даст хлеб, мясо, яйца. Германские приемы насилия над крестьянами потерпят крах и вызовут озлобление.
Неожиданно появляется автомобиль. В нем человек шесть красноармейцев, во главе с военным комиссаром замоскворецкого района. Комиссар берет слово. Несет от него вином, – явно хмельной человек, упитанный, сытый, на фуражке краснеется каинова печать. Комиссар-большевик силится доказать, что «передышка» необходима, нужен мир, войну надо было кончить. Говорит о расстрелах Керенским за 4 яблока солдата на фронте, говорит заплетающимся языком об интернациональном пролетариате, говорит о выступлении контр-революционеров, которых он отбил только что, о каком-то звоне колоколов, о выступлении попов и т. п. чушь. Нужно было видеть и это выступление комиссара-большевика, и негодование, презрение, насмешку и издевательство толпы, чтобы понять, почему его не захотели слушать, почему его со свистом и шиканьем проводили, когда он «отбывал» с митинга, почему так единодушно принята резолюция выступавших анархистов Вл. Бармаша и К. Ковалевича. Мы требуем: 1) разрыва с Германией, 2) удаления Мирбаха, 3) всеобщего вооружения, 4) единения всего лево-революционного фронта.
Взял слово рабочий и сказал: «Солдат на фронте расстреливали за 4 яблока, а вчера при мне в Тамбове расстреляли женщину за то, что у нее было 8 яиц и 4 фун. хлеба с собой. Местный тамбовский совет издал приказ расстреливать всякого, кто везет более 4-х фунтов хлеба», и замолчал. «Позор убийцам! – грянула толпа. – Где у них мир? Где свобода? Где хлеб? Одни погромы, расстрелы безоружных. Долой их, насильников, убийц!».
Слово взял старик, назвавшийся с.-р. «Я слышал здесь крик боли, призыв человека, я слышал негодование свободного народа и вот почему я поднял руку за резолюцию анархистов. Это говорили не демагоги, не обманщики народа, а люди, любящие народ и понимающие, в какую пропасть завели нас наши управители. Шлихтер с карательными отрядами отнимает хлеб у сибирских мужиков, а мужики жгут хлеб, и не дают насильникам. Каждый пуд хлеба стоит пятьсот рублей. Мирная делегация, ехавшая в Киев, реквизировала в Орле себе провизию, отъехала от Орла до ближайшей станции и шесть часов пьянствовала и объедалась в салон-вагонах, а сидевшие в товарных вагонах люди, милостиво прицепленных к поезду депутации, ожидали, наблюдая пьяную гульбу шатавшихся делегатов в рубашках, едва владевших ногами и языком. Они ехали заключать похабный мир с гетманом Скоропадским. Как же будут смотреть на нас и Скоропадские и Мирбахи? – с презрением и омерзением. Там все знают и все понимают. И вот почему нарушают всякие наши договоры и будут нарушать. Мы кричим, что это клочки бумаги, и там знают это и, не считаясь с мирными договорами, громят и грабят Россию. Стыдно и больно и за Россию, и за ее правителей». Указал оратор и на то, как у солдаток, мужья и сыновья которых находятся в плену, удержали часть пособия и вместо выдачи за 2 месяца выдали за 1 1/2, удержав за полмесяца в пользу «первомайских торжеств». Насупились лица, злоба, ненависть и жажда мести застыли на усталых лицах рабочих и женщин. Уже было поздно. Митинг закончился. Толпа в 500–600 человек стала расходиться вслед за ушедшими устроителями митинга.
7 Анархия, 14 мая 1918. № 58. С. 1.
8 Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. Том 2, часть 1. М., 2010. С. 72.
9 Анархия, 15 мая 1918. № 59. С. 1.
10 «Телеграммы с линий.
Петроград Ц. копии: Временному Правительству, Центральному Исполнительному Комитету Совета Солдатских и Рабочих Депутатов, Центральное Бюро Профессиональных Союзов. Москва: Викжель, Московские С. Р. и С. Д., по всей сети Российских ж. д., всем Главным Дорожным Комитетам, от Москвы до Курска, Нижнего, Мурома, Богородска, по кольцу Окружной, всем ЛЧ и ЛМ. Управление Курской Н.
Двенадцать часов. Все ожидания и надежды на мирное разрешение вопроса о прибавках наголодавшимся железнодорожникам исчерпались последней истекшей исторической минутой. Железнодорожники все, как один, хорошо понимают, что лишь продуктивная и планомерная деятельность железных дорог может укрепить завоеванную кровью свободу, и они в постоянном труде терпели и ждали месяцами экономического улучшения невозможно-трудного своего быта. Но напрасно: справедливые наши требования отвергнуты, очередные же задачи во весь рост встали перед нами. Разрешить эти задачи мы сможем лишь уничтожив занесенную над нами и нашими семействами беспощадную десницу голода. Во имя будущего свободы, во имя братства мы принуждены ныне мощно подать свой голос за прекращение разделения желѣзнодорожников на сынов и пасынков. Выступая в защиту наших требований, мы убеждены, что при желании, Правительство, поняв наше невозможно-трудное положение, могло бы найти выход для подачи нам помощи, не доводя нас до забастовки. Оно этого не сделало. Вина не наша. Мы много ждали. Выступая с протестом, мы твердо верим, что братья всех видов труда, окажут нам поддержку. Мы также верим, что наша администрация наконец поймет невозможность препятствования проведению забастовки, что она, как часть трудящихся, сознает свои задачи, а те из них, забастовка которым – нечто ужасное, не вызывая недоразумений, сочтут своим гражданским долгом уйти. Итак, брошенный вызов принят. С болью в сердце мы решительно выступаем за правое дело. Забастовка на Московско-Курской, Нижегородской, Муромской и Окружной ж. д. в 12 часов ночи 24/9 организованно началась.
За Председателя ЛН. Ковалевич
Главстач Кур. Садов
Секретарь Лизунов».
Воля и думы железнодорожника. 28 сентября 1917. № 45. С. 4
11 «Движение железнодорожников
Несуразная политика совнаркома насаждения жандармщины дает уже свои плоды.
Сначала на периферии, затем и в центрах начали вспыхивать разрозненные забастовки железнодорожников.
На станции «Люблино» М.-Курской ж.д. объявлена забастовка. Положение движения на этой дороге стало угрожающим. Возникли опасения, что забастовка и движение могут охватить весь узел.
Центральный орган этой дороги сильно озабочен ликвидацией забастовки.
Вчера члены дорожного совета: тт. Преображенский, Филиппов и Ковалевич явились в полдень на общее собрание служб.
Настроение масс приподнятое, лихорадочное, с очевидным сознанием начатой борьбы.
До их прихода была собранием принята резолюция забастовку продолжать, причем выставлены требования о прекращении расстрелов и арестов рабочих, свободной закупке хлеба и провозе его.
Прибывшая делегация со станции «Серпухов» заявила о готовящейся и там забастовке.
Тов. Ковалевич взял слово и в короткой речи указал, что протесты против неправильных действий – одно, неорганизованная и подогреваемая черносотенным элементом забастовка – другое.
Протестовать нужно, отмены вредных декретов требовать нужно, но бастовать в то время, когда за спиной стоит немецкая и русская реакция, невозможно.
Указав далее, что «Москва II», очевидно бастовать не будет, т. Ковалевич призвал забастовку прекратить, предъявив свои требования власти ультимативно.
Забастовавшие рабочие и служащие выслушали его внимательно.
Есть надежда, что забастовка будет ликвидирована, если власть пойдет на уступки предъявленным требованиям».
Анархия. 28 июня 1918. № 96. С. 3
12 Голос труженика. Июль-август 1925 г. № 9-10. С. 21.
13 Голос труженика. Ноябрь 1925 г. № 13. С. 14.
14 Саша-Петр. Лев Черный (Биографический очерк) в книге: Лев Черный. Новое направление в анархизме: Ассоциационный анархизм. Нью-Йорк, 1923. С. IX.
15 Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. Том 2, часть 3. Октябрь 1918 – март 1919 г. М., 2017. С. 679.
16 Воля и думы железнодорожника. 28 ноября 1918. № 81. С. 1
17 Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. Том 2, часть 3. Октябрь 1918 – март 1919 г. С. 381.
18 Белаш А.В., Белаш В.Ф. Дороги Нестора Махно. Киев, 1993. С. 174.
19 Красная книга ВЧК. Т. 1. М., 1989. С. 360.
20 Там же. С. 362
21 Белаш А.В., Белаш В.Ф. Дороги Нестора Махно. С. 255.
22 Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918–1921. М., 2006. С.755.