Исход из создавшегося положения один, на который уже вступили угнетенные всех стран – немедленное вступление рабочих, крестьян, трудовой интеллигенции и красноармейцев России на путь прямой незаконной борьбы с существующей властью. И лишь только этот путь – борьба против законного издевательства всеми незаконными средствами (стачки, террор, восстания) вплоть до подготовки новой Третьей Революции за высшую свободу, за независимые союзы трудовых масс, за Всероссийскую Конфедерацию вольных объединений – лишь только он обеспечит нам Мир, Хлеб и Волю.
И только лишь тогда можно будет рассчитывать на поддержку угнетенных Запада, когда мы действительно обретем свободную Россию, когда пролетариат Запада определенно будет знать, что он поддерживает не режим Чрезвычайки, а режим Свободы.
Время не ждет. «Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой!» Все угнетенные России – в подполье! Организуйтесь в союзы для борьбы с властью и режимом чрезвычаек, формируйте отряды партизан для борьбы с белым и красным империализмом! Не ждите от хлебной монополии – хлеба, от переговоров советских империалистов с Эстляндией и другими – мира, от всероссийской чрезвычайки – свободы, от Деникина – братства и равенства!
Русские рабочие, крестьяне, трудовая интеллигенция и красноармейцы! Угнетенные Запада ждут твоего освобождения, дабы протянуть вам руку братской помощи! Довольно спать и ждать, когда потоки крови зальют вас и похоронят в своих берегах.
Рабочие Запада уходят в подполье. Очередь за тобой, рабочая Россия!
Поднимайся на новое восстание, на Третью Революцию за Всероссийскую Конфедерацию угнетенных трудовых масс!
Рабочие, крестьяне и красноармейцы!
Организуйте революционные партизанские отряды для борьбы с красной и белой реакцией.
МЫ ОТМЕЖЕВЫВАЕМСЯ
Маленькое введение.
На одном собеседовании, возражая предыдущему оратору меньшевику, докладчик большевик говорил приблизительно следующее:
– Вы, меньшевики, хороши лишь, пока критикуете других. Посмотрите, что делается там, где в ваши руки попадает руководство над обществом. Вот теперь в Германии правительство Эберта-Шейдемана. Это же настоящая меньшевистская власть! И что же? Наемный труд, основное зло капитализма, сохранен. Фабрики не переданы в руки рабочих, земля не передана в руки крестьян. Голод, безработица, войны – все это еще хуже, чем прежде. Под предлогом необходимости потерпеть, пока не оправится страна, сохранена армия и бюрократия, ограничена свобода стачек, собраний, слова и печати. Под тем предлогом, что все это делается для осуществления социализма в будущем, вы расстреливаете тех, кто восстает, чтобы его осуществлять сейчас же. Вы скажете, что все же рабочему классу лучше, потому что он стал у власти, к которой его не допускала буржуазия, но это неверно. Шейдемановская власть правит именем рабочих, но им от этого не лучше. К власти же пришел не рабочий класс, а отдельные рабочие, которые при этом оторвались от рабочего класса. А то, что бывшие рабочие стоят у власти, это лишь перемена лиц, но система капитализма остается та же. Это все равно, как если бы несколько бывших рабочих стали капиталистами: рабочий класс должен против них так же бороться, как и против другого предпринимателя.
И так как меньшевик развил своеобразную теорию, что социализм так выгоден для всех слоев общества, не только для рабочих, что можно убедить буржуазию также стать социалистами, так как, несмотря на отказ от капиталов, им все же в новом обществе будет житься лучше; чем теперь, то большевик продолжал:
– Да, верно, что при переустройстве общества на трудовых началах производительность так повысится, что все будут пользоваться большим благосостоянием, чем теперь буржуа, так что им было бы выгодно примкнуть к социализму. Но они этого никогда не сделают вследствие своей косной классовой идеологии. И мы не можем ждать, пока они согласятся сами, а должны силой их экспроприировать…
Тогда, как анархист, я ответил:
– Пока вы спорите с меньшевиками, вы правы, потому что они стоят на точке зрения постепеновщины, а вы на точке зрения социального максимализма, немедленного общественного переустройства. Но власть вас делает теми же постепеновцами, хуже меньшевиков. Вы у власти в России, но что же изменилось? Фабрики и земля не в руках трудящихся, а в руках предпринимателя – государства. Наемный труд, основное зло буржуазного строя, существует, поэтому неизбежны голод и холод, и недостаток рабочих рук при одновременной безработице. Ради «необходимости потерпеть» для лучшего будущего, ради «защиты уже достигнутого» сохранена армия, бюрократический аппарат, отменено право стачек, слова, собраний, печати. Вы создаете красный шовинизм-милитаризм, но что же защищать рабочему? Вы скажете: зато буржуазия отстранена, а рабочий класс у власти, но я скажу то же, что вы про меньшевиков: у власти лишь отдельные рабочие. Они теперь лишь бывшие рабочие, оторванные от своего класса. Угнетенные, по существу, не могут быть у власти: если же власть называет себя «пролетарской», то это даже худший обман. Вы будете возражать, что вы тоже хотите анархии, но нужно сначала сломить врага, а потом власть сама по себе упразднится. Но это тот же меньшевизм! Я верю, что у вас лично, субъективно, могут быть хорошие намерения, но объективно, по существу, вы представители класса чиновничьей бюрократии, непроизводительной группы интеллигенции. Даже вам анархический строй даст большее благосостояние, чем теперь, но из-за своей наглой, классовой чиновничьегосударственной идеологии люди, стоящие у власти, никогда от нее не откажутся; поэтому как нельзя ждать примирения буржуазии с социальной революцией, а нужно применить силу, так нельзя ждать примирения властителей с анархией, а нужно сейчас же силой разрушить власть.
А ссылка на фронт – любимый прием постепеновцев. Так Керенский, сохранив в России капитализм, звал рабочих вместе с Корниловым идти на фронт защищать «свободы»: так и вы, создав «бескомитетную», с царским офицерством милитаристическую красную армию, зовете не бунтовать против нового гнета, а идти на фронт защищать «уже достигнутое».
Мы смотрим не на красную вывеску, а на факты; и мы видим, что ваша политика, как и в свое время и союз Керенского с Корниловым, ведет к неизбежной реакции внутри. Ничего еще не достигнуто и нам нечего защищать.
Мы зовем к немедленному восстанию за хлеб и за волю, а потом будем защищать свободу оружием свободы, а не рабства!
Только такою, мне кажется, и может быть позиция анархиста по отношению к «революционной власти». Ведь в том-то и состоит отличие анархиста от социалиста, что он считает, что ничего не изменилось, пока существует власть. Большевики прекрасно понимают это. Так, в брошюре «Анархизм и коммунизм» Е. Преображенский пишет, что лишь те анархисты, которые столь же непримиримо относятся к Советской власти, как и ко всякой другой, сохранили верность своему учению, хотя, конечно, Преображенский считает это учение «книжным» и «контрреволюционным».
Со времени того собеседования прошло полгода. Большевики пошли дальше по наклонной дорожке – твердой власти («революционной»). Мы же, последовательные анархисты, видя, что под красной вывеской социализма скрывается лишь самодержавие чрезвычайки, ушли в подполье, чтобы иметь возможность продолжать всякую борьбу за свободу. В наших подпольных листах мы зовем угнетенных на борьбу против контрреволюции всех цветов, на восстание за хлеб и за волю. Нетерпимые ко всему неподвластному им, большевики тем временем предпочли сдать Украину белым, лишь бы задушить анархистское повстанчество. Восстановив столыпинские военно-полевые суды (чрезвычайный и революционный трибунал), они расстреляли наших братьев – борцов за свободу. И с новым самодержавием мы повели ту же борьбу, что и со старым, мы ответили смертью за смерть! В течение двух лет революция шла на убыль, но по мере контрреволюционирования верхов, как это всегда бывает, массы вновь революционизируются, и как поворотный пункт, как начало нового нарастания революционной волны является борьба 25 сентября.
И начиная борьбу за новую революцию с новым самодержавным государством-капиталистом, мы ожидали, что, как в свое время при царском строе, будет запрещена не только деятельность, но и сочувствие анархистам; что, как при царизме, будут изъяты все анархические книги; что не только не допустят никакой анархистской легальной организации, но и что называться анархистом будет столь же опасно, как и до февральской революции; что вся казенная печать начнет идейную борьбу с анархизмом, в то время как для практической борьбы с ним будет введено военное положение и состояние чрезвычайной охраны; мы сознательно шли на все это потому, что мы должны быть с загнанной в подполье революцией, чего бы это ни стоило.
Но честность – плохая политика для угнетения, в особенности для власти «революционной», которая более всякой другой держится на обмане. Для практической борьбы с нами власть прибегла к испытанным приемам охранки; но в области идейной она придумала нечто новое. Прекрасно сознавая, что именно мы поступаем как анархисты (плох или хорош анархизм, это другой вопрос, но мы от него не отступили), власть предпочла умолчать это перед массами. Большевики повторяли провокацию апрельских дней. Они дали патент на идейность тем соглашателям, которых они по праву презирают как отплывших от берега анархии и не приплывших к берегу государства; нас же всячески стараются изобразить не то как бандитов, не то как белогвардейцев, не то вовсе о нас умолчать.
Большевики не могут написать в своих газетах, что вот, мол, выступили анархисты подполья, которые считают, что у нас теперь в «советской» России самодержавно-капиталистический строй и, собственно, с этим ведут борьбу, а большевики, мол, считают, что у нас в России свобода и анархистам бороться не за что, потому что если бы они изложили открыто их и нашу позицию, то народ бы сразу разобрался в истине. Это умолчание – логический вывод из идеологии нового самодержавия, тем оно и отличается от царизма, что пытается уверить пролетариат, будто действует для его блага. С большевиками мы ведем борьбу, они наши враги, и мы не можем заставить врага применить честные способы борьбы.