7.
Впоследствии стало известно о том, что примерно за десять дней до открытия V Всероссийского съезда Советов в Тверь приезжала член ЦК ПЛСР А.А. Биценко, которая на «узком активе» левоэсеровского руководства, ссылаясь на решение ЦК, предложила выделить группу боевиков и немедленно направить в его распоряжение ЦК. Как сообщил на следствии в Калининском УНКВД в 1938 г. Никифоров, Биценко приезжала с запиской от М.А. Спиридоновой с просьбой о выделении 15 «надежных боевиков»8. Однако губком успел направить в Москву не более пяти человек, прошедших затем инструктаж в помещении ЦК.
Сразу же после получения известий о провале левоэсеровского выступления в Москве, во время совместного заседания фракций левых эсеров и коммунистов-большевиков Тверского губисполкома первые из них во главе с Никифоровым высказались так: «ничего отрицательного» в убийстве Мирбаха они не видят, от ЦК не отказываются, и настаивают о посылке делегации в столицу от обеих партий с целью прояснить ситуацию. По словам активного левого эсера К.И. Ильина, затем было созвано общегородское собрание в количестве около 70 членов ПЛСР, одобрившее действия ЦК. После выступления Никифорова собрание приняло соответствующую резолюцию почти единогласно, при шести воздержавшихся. Выступая на митинге железнодорожников, Никифоров во всеуслышание заявил «о приветствии славного шага ЦК партии»9. В ответ на эти демарши 10 июля он был взят под арест. А 12 июля на заседании губисполкома был рассмотрен вопрос «Об отношении фракции левых эсеров к действиям ЦК». Тверские большевики потребовали от членов левоэсеровской фракции письменного подтверждения об отказе от своего ЦК, и в итоге отказавшихся дать подписку или заподозренных в нелояльности (9 чел.) исключили из состава губисполкома. Во время нахождения под стражей в Тверском исправительном доме Никифоров написал заявление «об освобождении его из-под ареста или о предъявлении к нему какого-либо обвинения». По постановлению губисполкома от 4 сентября он был освобожден без последствий10.
В своих показаниях на следствии в 1938 г. Никифоров признавал свое участие в нелегальном совещании на квартире Л.К. Мошина в Твери в конце 1918 – начале 1919 г. и свое выступление с «антибольшевистской речью» перед рабочими фабрики Товарищества Рождественской мануфактуры П.В. Берга (впоследствии фабрика им. А.П. Вагжанова). В это время у него обострилось заболевание туберкулезом легких, что стало одним из поводов к отъезду на Украину для перемены климата. По пути в Харьков в начале февраля 1919 г. Никифоров зашел в Москве в помещение ЦК ПЛСР на Остоженке, где и был арестован вместе с другими работниками ЦК и заключен в Бутырскую тюрьму. Спустя 10–12 дней он, однако, был освобожден. После недолгого пребывания в Харькове он выехал в Полтавскую губернию, где был отрезан от центров партийной работы белогвардейскими войсками. Никифоров смог вернулся в Харьков за две недели до занятия города Красной армией, но заболел тифом. Выздоровев, принимал участие в работе легальной организации Украинской ПЛСР (интернационалистов): в частности, присутствовал на собрании в партклубе, на котором делал доклад прибывший из Москвы В.А. Карелин и обсуждался вопрос о тактике. После ареста лидеров во время попытки проведения съезда партии в марте 1920 г. поддерживал организационную связь с другой прибывшей группой левых эсеров во главе с И.Ю. Баккалом. В начале июня 1920 г. по поручению последнего, выехал в Крым вместе со своей с будущей женой Е.М. Лютой для налаживания партийной работы и получения по договоренности крупной суммы денег от ЦК большевиков Украины на разворачивание антибелогвардейского подполья. После освобождения Крыма от врангелевцев, Никифоров остался в Севастополе, работая в советских учреждениях. При этом он отказался от предложения стать представителем ЦК ПЛСР, сделанного Баккалом, прибывшим в Севастополь в феврале 1921 г. для создания легальной левоэсеровской организации, так как не был согласен с партийной идеологией и тактикой. Весной того же года Никифоров заведовал Севастопольским уездным земельным отделом при Ревкоме, в начале 1922 г. стал членом коллегии Управления совхозов Харьковской губернии. Переехав в 1924 г. в Москву, он работал по линии кооперации: в том числе уполномоченным Московского союза промысловой кооперации инвалидов при 130-й промысловой артели, счетоводом созданной бывшими активными левыми эсерами (в том числе выходцем из Вышнего Волочка С.Н. Павлюком) хлебобулочной артели «Муравейник». После ареста руководителей артели в 1929 г. беспартийный Никифоров уцелел. В дальнейшем он окончил рабфак и три курса Московского механико-строительного института и Плановую академию им. Молотова. Накануне своего ареста 27 апреля 1938 г. он работал начальником планового бюро столичного завода № 39. После ареста был доставлен во внутреннюю тюрьму УНКВД по Калининской области. Благодаря широким связям в левоэсеровских кругах Никифоров, как никто другой, оптимально подходил на роль «центрального звена» в коллективном деле калининских левых эсеров (так называемой «левоэсеровской террористической организации»). Следствие, например, использовало факт его приезда в Калинин в 1934 г. с целью оформления документов для вступления в Общество красных партизан, во время которого он будто бы создал подпольную эсеровскую организацию. При обыске в его родовом доме в деревне Городище, где проживала его сестра, была изъята «антисоветская литература» (в том числе дореволюционные книги М.Р. Гоца «Система права и наши общественные отношения», А.А. Кауфмана «Аграрный вопрос в России» и В.М. Чернова «Земля и право»). При этом Никифоров утверждал, что не был в доме отца с 1918 г. и что эти издания остались с того времени. Дома же у него был найден и приобщен к следственному делу журнал Тверского губернского организационного бюро ПЛСР «Трудовая Мысль». Из материалов следствия видно, что 13 и 16 мая 1938 г. (очевидно, вследствие применения к нему мер физического воздействия) Никифоров написал два заявления на имя следователя Дербенёва. В первом из них он «сознавался» в том, что «до последнего времени был членом в подпольной организации пар<тии> Л.С.Р.»; во втором признавал «себя виновным» с «предъявленным мне обвинением – руководство Калининской террористической организацией партии л-с-р., направленной к убийствам руководящих работников партии и правительства»11. К моменту окончания следствия на допросе у Дербенёва 31 января 1939 г. Никифоров заявил: «виновным себя не признаю, т. к. с 1920 года порвал как идеологическую, так и организационную связь с левыми эсерами»12. Несмотря на конец «ежовщины», он был судим военным трибуналом Калининского военного округа под председательством военюриста 1 ранга Тулина 5–8 апреля 1939 г. вместе с А.М. Александровым, И.В. Клюевым, С.М. Сосёнкиным и др. бывшими активистами ПСР-ПЛСР. На суде Никифоров заявил, что был «искалечен» во время допросов и в силу этого был вынужден дать признательные показания. В последнем слове все семеро подсудимых отказались от своих «признательных» показаний на предварительном следствии и заявили, что оговорили себя в результате избиений13.
Никифоров, в частности, сказал: «На следствии я наклеветал на себя, суду я говорю только правду». Тем не менее, он был признан виновным, и приговорен к высшей мере наказания с заменой на 10 лет исправительно-трудовых лагерей и лишению политических прав на 5 лет (расстрельный приговор изменен определением Военной коллегии ВС СССР 17 июня вследствие кассационной жалобы). Из дела не видно, осуждался ли повторно после отбытия лагерного срока Никифоров, но известно, что к моменту реабилитации он проживал в поселке Новая Палатка Магаданской области. Военная Коллегия Верховного Суда СССР по протесту Прокуратуры прекратила дело о «левоэсеровской террористической организации» и реабилитировала всех проходивших по нему «за отсутствием состава преступлений» 13 февраля 1956 г.
Вернемся к началу 1918 г. После отъезда В.К. Вольского, избранного депутатом Учредительного Собрания в Петроград, комитет ортодоксальных эсеров в Твери возглавил бывший товарищ (заместитель) комиссара Временного правительства А.П. Стружинский. В ночь на 5 февраля 1918 г. произошли аресты четырех членов комитета ПСР, обвиненных в распространении оппозиционных прокламаций, включая секретаря губкома и супругу Вольского В.Н. Вольскую. Следует отметить, что левые эсеры в это время не только входили в Коллегию Всероссийской ЧК14, но и возглавляли некоторые местные «чрезвычайки». Так что ПЛСР в качестве правительственной партии также несла ответственность за начало политических репрессий. Персональную ответственность за развязывание «красного террора» в Тверской губернии несут комиссар губернской охраны Абрамов и возглавивший Тверской губернский революционный трибунал левый эсер Н.Н. Бондаренко. Отличавшийся буйным нравом и невыдержанными моральными качествами Абрамов, в конце концов (вместе с покровительствующим ему предгубисполкома А.П. Вагжановым), был отстранен от должности самими левыми эсерами и большевиками, после чего в отношении него возбудил дело Тверской губревтрибунал15.
В начале 1918 г. произошло организационное оформление тверских левых эсеров в качестве партийной структуры. В самой Твери сложились 3 районные организации: Балтийская (на базе Русско-Балтийского вагоностроительного завода) – около 70 членов, Морозовская – 144 члена, и Городская. На общегородских собраниях избирался губком. С 12 марта издавался орган левых эсеров (интернационалистов) – газета «Голос Труда». Имелись организации ПЛСР в Заволжском районе Твери во главе с Г.В. Григорьевым, на прядильно-ткацкой фабрике Берга (впоследствии фабрика им. А.П. Вагжанова) с секретарём Петром Фёдоровичем Каулиным (1890–1939) и среди железнодорожников. Каулин был уроженцем с. Мигалово, потомственным рабочим-ткачом. Он умрет в тюрьме после вынесения приговора в 1939 г. еще до отправки в лагерь.
Среди других активистов в это время был весьма заметен Иван Федорович Раков (1893 —?), избранный весной 1918 г. кандидатом в члены Тверского комитета партии от Морозовской фабрики и в состав Тверского Совета рабочих депутатов. Он был из крестьян д. Голыхино Кумординской волости Тверского уезда. До 13 лет жил в деревне, где окончил 4-х классную школу, после чего в 1907 г. был отправлен родителями в Тверь и определен работать на Морозовскую фабрику. До 1913 г. работал прядильщиком, пока не был уволен за активное у