63.
Сомнений в том, что какая-то информация действительно могла поступить к Махно от кого-то из командиров, не возникает, однако первоначальные сведения о подозрительной деятельности Полонского были добыты по линии армейской контрразведки. Как следует из протокола последней, датированного 2 декабря 1919 г., около 20 ноября из Никополя в Екатеринослав приехал контрразведчик Бравый. В личном докладе помощнику начальника контрразведки армии он сообщил, что в Никополе командир полка Полонский «окружил себя партийными коммунистами-большевиками» и «что-то тайно вырабатывает противное повстанчеству». Эту информацию Л. Зиньковский «счел долгом» немедленно довести до сведения Махно, который отдал ему распоряжение установить слежку за Полонским. Наблюдение в Никополе велось агентами контрразведки около недели, до тех пор, пока в последних числах ноября (точная дата неизвестна) Полонский не выехал в Екатеринослав, оставив части в ведении своего помощника Берковского64.
Причины и обстоятельства приезда Полонского со своим ближайшим окружением в Екатеринослав до конца не выяснены. По официальной версии контрразведки, отраженной в упомянутом протоколе и озвученной её начальником Львом Голиком на заседании ВРС 3 декабря 1919 г., Полонский «притворился якобы больным и приехал в Екатеринослав на излечение». Это, по заверению Л. Голика, «явно» было сделано для организации заговора65.
В воспоминаниях В. Белаша сообщается, что 25 ноября 1919 г. Полонский и начальник Никопольского гарнизона Бродский за коммунистическую работу и халатность в отношении больных были отстранены от занимаемых должностей. Вскоре они самовольно оставили полк и уехали в Екатеринослав, не имея на то разрешения штаба армии, за что последний в приказе от 30 ноября 1919 г. объявил им строгий выговор66. Поскольку выявить все приказы по армии за вторую половину ноября 1919 г. до сих пор не удалось, судить о том, насколько данная информация в целом соответствует действительности, сложно. Пока установлено только то, что в изданном 30 ноября 1919 г. приказе по Партизанско-повстанческой Украинской армии имени Батько Махно № 33 сведений о выговоре Полонскому и Бродскому нет.
Официальной версии контрразведки противоречит свидетельство Г. Коневца, согласно которому приезд Полонского в Екатеринослав был вызван его участием в «съезде» командного состава армии, созванном Махно в связи со сложившейся обстановкой в армии и на фронте67. Никакими другими источниками эта информация не подтверждается. К тому же другой член большевистского подполья Л. Чехолин в своем докладе в Зафронтбюро ЦК КП(б)У отметил, что Полонский приехал «несмотря на наши протесты»68. Из этого следует, что вопрос о поездке согласовывался с губпарткомом и последний по каким-то причинам высказался против этого.
Между тем, как показало изучение архивных документов, непосредственным поводом к приезду Полонского в Екатеринослав могло послужить следующее. Во второй половине ноября 1919 г. с целью повышения культурно-образовательного уровня командного состава штабом армии была предпринята попытка организации в Екатеринославе лекторских курсов. В подписанном Н. Махно приказе по армии № 27 от 19 ноября 1919 г. по этому поводу говорилось: «Объявляю командирам всех полков, что 25 ноября в 10 часов утра в гор. Екатеринославе открываются лекторские курсы, на которые выслать от каждого полка или от части по пять человек из лиц действительно выбранных на командные должности, а также и их заместителей, вплоть до командира полка по их желанию. После двухнедельного слушания лекций часть или полк должны выслать других пять человек для той же цели»69. В силу различных причин этот параграф приказа не был исполнен и в назначенное время открытие курсов не состоялось. Тогда 30 ноября 1919 г. Н. Махно вынужден был повторить свой приказ, предупредив при этом, что ответственность за невыполнение приказов «падает на командиров корпусов и начальников отдельных частей»70.
Как бы то ни было, по прибытию в Екатеринослав «штаб» Полонского «был встречен Махно радушно». Состоялось награждение отдельных лиц именными часами и даже «был устроен бал, где сам Махно отплясывал»71.
Агентурное наблюдение за Полонским было продолжено и в Екатеринославе. По официальной версии контрразведки, ей в результате «пришлось убедиться, что Полонского окружают коммунистические палачи, распинавшие махновскую дивизию в мае и июне месяцах 1919 года, что и сам Полонский совместно и под руководством их стремится к этому»72. Кроме того, контрразведкой были вскрыты факты участия Полонского в подпольной работе коммунистов в Александровске и направления им своего адъютанта Семенченко в Москву с письмами для связи73.
Во вторник 2 декабря 1919 г., в 4 часа дня, помощник начальника контрразведки штаба армии Л. Зиньковский составил протокол, в котором указывалось: «Установлено, что как Полонский, так и другие, окружающие его партийные коммунисты, помимо подготовки захвата власти в свои руки в г. Никополе, поставили себе задачей подготовить первый стальной полк и другие, связанные с ним части, для перехода в армию коммунистов-большевиков. И для успешности дела решили во чтобы то ни стало снять с ответственных постов руководителей Украинской повстанческой армии махновцев и в первую очередь… Батько Махно, смерть которого, по мнению заговорщиков, верной может быть только от руки женщины. Поэтому были распределены роли: Полонский должен был в самое кратчайшее время со своими силами уйти из Махновской армии, хотя бы это стоило смерти. Адъютант Полонского подпоручик Семенченко должен выехать в Москву для связи и информации. Сожительница Полонского должна при первом удобном моменте пригласить командарма на вечеринку и отравить его. Бродский и Вайнер – агенты связи Полонского»74. На основании изложенного по постановлению контрразведки, утвержденному командармом и штабом армии, все упомянутые лица подлежали немедленному аресту.
По воспоминаниям Г. Коневца, в этот день на заседании губкома был заслушан доклад Полонского о состоянии коммунистической работы в армии, причем «были отмечены большие успехи в смысле укомплектования командного состава партийцами». «Во время заседания, – пишет далее Коневец, – к нам явился какой-то товарищ, назвавший себя представителем ЦК КП(б)У Захаровым и, в подкрепление сего, предъявивший чрезвычайно большие мандаты на холсте, в которых говорилось о том, что он послан якобы для руководства вооруженными отрядами в тылу. Не сомневаясь в правильности этих документов, мы его ввели в курс наших дел, так как с этого дня задача наша сводилась, главным образом, к подготовке наибольшего количества махновских частей к переводу в ряды Красной армии». После заседания члены губкома распрощались с Полонским «с тем, чтобы встретиться на следующий день и поделиться дополнительно сведениями после совещания командиров». Кроме того, условились «рано утром послать к нему на квартиру за кой-какими сведениями для центра и деньгами». Дальнейшие события в воспоминаниях Коневца описаны следующим образом: «После совещания командиров, часов в 12 ночи, тов. Полонский… пригласил Махно и ещё нескольких [его] приближенных к себе на квартиру на ужин по случаю именин жены. Что происходило там, в квартире – неизвестно, но приблизительно в час ночи Каретников75, Чубенко76 и Василевский77 вывели связанного тов. Полонского по направлению к набережной Днепра. Первым выстрелил Полонскому в спину Каретников, после Чубенко и другие; раненный Полонский, приподнявшись на локоть, крикнул: «Добейте, бандиты!». Его добили»78.
Как сообщает Г. Коневец, в своем рассказе о расстреле Полонского он основывался на «информации, которую губпартком получил от тт. Новицкого, Уралова и от Сергея (начальника пулеметной команды 13-го повстанческого имени Батько Махно полка. – Ю.К.)». Осенью 1920 г. эта информация была подкреплена им в личных беседах с командармом Повстанческой С. Каретником.
По версии В. Белаша, 5 декабря (дата ошибочна) 1919 г. начальник армейской контрразведки Голик доложил, «что будто бы последнее совещание большевиков решило устроить пирушку в доме Полонского в честь именин его жены», куда должны пригласить Махно и других видных махновцев, которых постараются угостить отравленным коньяком. После того как вечером штаб вынес постановление о проведении обыска на квартире Полонского и аресте «всех, кто там будет», команда контрразведчиков во главе с Каретниковым проникла на квартиру и арестовала находившихся там Полонского, его жену, Семенченко, Вайнера, Бродского и Белочуба. Были обнаружены вино и коньяк, которые отдали на анализ. По заверению Махно и других, анализ показал наличие в двух бутылках сильного яда и штаб вынес смертный приговор всем арестованным. Усилия самого Белаша, Аршинова, Волина, Алого и Чубенко «остановить руку палача» ни к чему не привели. «Однако, – говорится далее в воспоминаниях Белаша, – в самом штарме мысли начали двоиться. Некоторые нас поддерживали и требовали освобождения всех арестованных, особенно Белочуба и жены Полонского, которая от Махно недавно родила дочь. Но, гуляйпольцы настаивали расстрелять. И так штаб не договорился. Ночью 6 декабря Белочуб был освобожден, а Полонский, его жена, Семенченко, Вайнер и Бродский по дороге в контрразведку А. Лепетченком, Василевским и С. Каретником были расстреляны»79.
В случае с воспоминаниями В. Белаша обязательно следует иметь в виду, что он не являлся непосредственным участником рассматриваемых событий и мог описывать их только с чужих слов или же на основании опубликованных воспоминаний. О крайне низкой степени его осведомленности свидетельствуют не только допущенные ошибки в датах, но и наличие в воспоминаниях полностью вымышленных фактов. К таковым, в частности, относится утверждение, что незадолго до расстрела Полонского его жена родила от Махно дочь, которую после казни матери взяла на воспитание жена Махно Галина Кузьменко.