Опасаясь нападения махновской контрразведки на дом, где помещались губпартком и губревком, большевики с утра 3 декабря 1919 г. вынуждены были перейти на нелегальное положение. Предварительно выяснив к середине дня обстановку и убедившись, что разгрома парторганизации не последует, губпартком через Коневца и Новицкого обратился по поводу арестов коммунистов к бывшему председателю ВРС Волину. Однако последний отказался что-либо предпринять для освобождения арестованных и ограничился своим участием в устройстве встречи с Махно96.
В 2 часа дня Махно принял трех представителей губпарткома. Не стесняясь в выражениях, коммунисты, еще не знавшие о том, что Полонский убит, заявили батьке, что «заговор, приписываемый т. Полонскому – ложь, гнусное измышление тех, кому невыгодна его честность», и потребовали гласного суда: «Пусть будут все повстанцы и рабочие в курсе дела. Пусть они выскажут свой приговор». В ответ Махно категорически заявил им, что никакого гласного суда не будет, а судьба Полонского уже «предрешена верхами военного командования – он будет расстрелян»97. На заданный тогда же вопрос, замешана ли партийная организация в целом в раскрытом заговоре, Махно однозначно ответил, что нет, и арестованные невоенные коммунисты, если выяснится их непричастность к заговору, будут освобождены98.
По воспоминаниям Г. Коневца, вечером на заседании ВРС по инициативе Новицкого было заявлено требование сделать доклад о причинах расстрела. «Но, – сообщает Коневец, – вместо изложения действительных причин, Махно и Щусь рассказали небылицу про какую-то отравленную закуску, которой Полонский якобы хотел угостить Махно»99. В. Белаш в своих воспоминаниях также утверждает, что Махно был вызван на заседание ВРС, где у него потребовали отчета за расстрел. Возмущенный командарм отреагировал на это требование так: «Тот, кто выступает против повстанцев с оружием в руках, пропагандой шепотом, с агитацией и заговором в период окружения нас деникинцами, воюет за Деникина… И если какой подлец посмеет требовать отчета, вот ему!» – и указал на маузер. Волин якобы пытался протестовать, но Махно лишь выругался и покинул заседание100.
Реальную картину того, что происходило, позволяет восстановить подлинный протокол заседания членов ВРС совместно с командным составом, культурно-просветительной и санитарной комиссиями от 3 декабря 1919 г. Как явствует из этого документа, Махно в тот день на заседании ВРС вообще не присутствовал, а из представителей командного состава армии в нём упомянуты только личный адъютант командарма Чубенко, начальник артиллерии Морозов и начальник контрразведки Голик (в документе – Лева).
В протоколе зафиксировано, что в конце заседания был заслушан доклад начальника контрразведки, который «доложил собранию о том, что командир полка Полонский расстрелян по распоряжению командарма и по усмотрению начальника контрразведки и некоторых лиц командного состава». В связи с этим начальнику контрразведки кем-то из присутствовавших (вероятно, С. Новицким) был задан вопрос о причинах расстрела. В ответ Голик пояснил, что еще с момента перехода Полонского под командование батьки Махно за ним «всё время был установлен надзор». При этом Полонский показал себя «двуличным», так как в период пребывания в Александровске без ведома штаба армии «участвовал в подпольной организации большевиков-коммунистов». Главное же, по словам начальника контрразведки, заключалось в том, «что в последнее время был [открыт] заговор против Батько Махно».
«В заговоре, – сообщил Голик, – участвовали: Полонский, содержанка его и другие его прихвостни. Когда уж обнаружилось за ним много поступков, то по распоряжению командарма были посланы специальные люди – агенты контрразведки, которым вменялось в обязанность следить за его действиями, что в последнее время выяснилось, что ими был совершен заговор следующего содержания: с целью устроить именины его содержанки – пригласить на вечер лично Батька Махна, Чубенко, Тарановского и др[угих] лиц из командного состава и когда упомянутые лица были приглашены на вечер, им были поданы шесть отравленных блюд – жаренный картофель, чай, солянка и др[угое] кушанье, и все эти шесть блюд были специально отравлены стрихнином и когда первый тов. Чубенко попробовал, то заметил, что невольно стягивает рот и [возникает] какое-то противное ощущение, то он толкнул Батька и всех остальных, чтобы те не ели и через короткое время ушли оттуда. Все отравленное кушанье было освидетельствовано врачом и есть на это свидетельства. Смысл ихний был таков, что когда его содержанка взяла на себя миссию отравить Махно, то после [смерти] Батька он со своим полком должен во что бы то ни стало пробить дорогу к коммунистам. Обо всем замеченном по распоряжению командарма было приказание арестовать Полонского и препроводить в контрразведку»101.
По свидетельству С. Новицкого, ВРС единогласно отверг предложение командного состава санкционировать расстрел, «понимая этот факт, как сигнал к уничтожению всех коммунистов в армии». Недовольный таким решением Голик заявил, что нужно расстрелять всех коммунистов, где бы они ни были, но ему ответили: «Если вы будете их расстреливать, то армия расстреляет вас»102.
Интересные подробности об этом заседании содержатся в упоминавшемся уже докладе Черного: «От санкции расстрела Реввоенсовет отказался и потребовал данных, на каком основании были арестованы товарищи. Штаб ответил, главным образом, о тов. Полонском и его жене, что они являлись вдохновителями заговора, который был организован против штаба и самого Махно, причем уже были отравлены пища и спирт, предназначенные для штаба. По ихнему утверждению, в заговоре участвовали и те товарищи, которые были арестованы с ними. Причина заговора была уничтожение штаба и передача командования армией Полонскому, кроме этого в обвинение Полонскому ставятся найденные [у него] при обыске вещественные доказательства: красноармейская звезда, партийная карточка, а также офицерские погоны, а адъютанту Полонского предъявлено добавочное обвинение [в том], что он офицер старой армии. На вопрос доктора, члена Реввоенсовета103, кто производил анализ отравленной пищи… ответа не последовало от штаба. А также по отношению погон, найденных у Полонского, [было заявлено], что штабу известно, что Полонский неоднократно ходил в разведку в погонах в штаб неприятеля под видом белогвардейского к[оманди]ра карательного отряда, после чего неприятель был всегда побежден»104.
Для разбора «получившегося инцидента» была создана комиссия в составе трех членов ВРС – Альберта, Саганчи и Придворова, которым поручалось проверить все документальные данные по делу и предлагалось «по усмотрению» подтвердить факт того, что документы действительно доказывают виновность Полонского105. Однако документов члены комиссии так и не увидели, поскольку Л. Голик заявил, что он коммунистов в контрразведку не допустит106.
По мнению известного российского историка махновского движения А. В. Шубина, основанному на воспоминаниях В. Белаша, кроме членов ВРС против расстрела коммунистов «выступали также анархисты-идеологи и часть командиров – вернувшийся в район Аршинов, Волин, Алый, Чубенко и, возможно, Белаш»107. На самом же деле из указанных лиц только Аршинов счел нужным открыто выразить свое отрицательное мнение по поводу расстрела коммунистов: он сразу сказал об этом Махно, как только тот явился с членами штаба в «культурку» (культурно-просветительный отдел), чтобы узнать, как анархисты смотрят на случившееся108. Остальные же анархисты предпочли вообще не вмешиваться в происходившие события и принять официальную версию штаба армии. Показательным в этом плане было поведение Волина. Будучи уже в эмиграции, Махно рассказывал анархистке Иде Метт, что когда Волин появился в штабе и ему сообщили о том, что произошло, он по этому поводу ограничился только одним вопросом: «А батько, он согласен? Если да, то я не хочу даже обсуждать этот вопрос». Вышло так, что в этот момент полупьяный Махно находился в соседней комнате. Услышав разговор, он вышел в ту комнату, где находился Волин, и сказал: «Значит, ты соглашаешься с тем, что у нас расстреляли человека, даже не спросив, по какой причине это произошло? Даже, если батько и дал согласие, он что, по-твоему, ошибиться не мог, а, может, он пьян был, когда отдал приказ расстрелять, тогда что?». Волин на это ничего не ответил109. Обратившимся к нему представителям губпарткома он заявил, что «в этой грязной истории он не принимает никакого участия и просил не вмешивать его в это дело». Когда же коммунисты указали ему на то, что он, как один из руководящих работников махновского движения, также причастен к убийству, Волин ответил: «Вы, коммунисты, наших анархистов больше расстреляли, а потому считаю вопрос исчерпанным»110.
Что же касается А. Чубенко и В. Белаша, то первый, как следует из имеющихся данных, являлся непосредственным участником расстрела Полонского, а второй в то время болел тифом и, по его же собственным словам, «не сознавал происшедшего»111.
Судя по всему, «дело» Полонского предполагалось разобрать на пленарном заседании ВРС 5 декабря 1919 г. Но ни Махно, ни кто-либо другой из командного состава армии на это заседание не явились. Председателю президиума ВРС С. Лащенко, попытавшемуся выяснить причины, Махно по телефону заявил, что «совет ни черта не делает, занимается совершенно не тем, чем он должен заниматься, и кроме того, [члены совета] не дали голосовать на прошедшем собрании тт. Чубенко и Леве (Голику. – Ю. К.)». Из всего этого он, Махно, делает вывод, что ВРС «имеет дела с коммунистическими партиями и на разбор дела приглашает коммунистов», в связи с чем ни он, ни командный состав на заседание не придут.
Чтобы разобраться в возникшей ситуации, ВРС отправил к Махно своего представителя в лице анархиста Волина. Последний, возвратившись спустя некоторое время, передал членам ВРС следующие слова командарма: «Пусть совет со всякими мелкими вопросами не лезет ко мне и к командному составу, так как мы всегда заняты по военным делам, а совет должен сам всё разрешать и в правах [делать это] без командного состава»