Перед выездом из Подмосковья сходили на могилы товарищей, погибших при подготовке бригады. Кто-то из наших произнес вслух: «Мы еще им позавидуем…»
– Что было дальше?
– Приехали на аэродром в районе Лебедина. Стояли уцелевшие, еще довоенные огромные ангары, крытые каким-то специальным стеклом. Был сильный дождь, так мы первым делом заносили парашюты в ангары, чтобы они не намокли. Сами разместились там же.
Через два дня, утром, нас разбили на расчеты, и было предельно ясно – «Выброс десанта – сегодня!»
– Григорий Чухрай вспоминал, что утром над аэродромом, где десантники готовились к выброске, появился немецкий самолет и сбросил листовки со следующим текстом: «К встрече десанта готовы! Прилетайте поскорее!»
– Было такое. Нам сказали не поддаваться на провокации. Поймите, мы даже этим листовкам особого значения не придавали. Мы и так знали, что из этого десанта никто живым не вернется… Знали…
И были готовы умереть как один, но выполнить свой воинский долг… Мы десантники, этим сказано многое.
Не было гнетущего ощущения приближения смерти. Просто пришло наше время идти в бой… Незадолго до отправки мы выпросили у инструктора летную фуражку и пошли фотографироваться. Я послал фото брату, написав на обороте карточки: «Не забывай! На вечную память!» Я знал, что эта фотокарточка моя последняя. Сейчас она у вас в руках. Оказалась не последней. Бывает… Повезло…
Не забывайте еще один момент, наш десант был личной операцией Жукова, а этот человек не умел останавливаться, пока кто-то из личного состава подчиненных ему частей еще оставался целым. Откуда я знаю, что это личная операция маршала по расширению Букринского плацдарма? Из упомянутых вами всяких там «генеральских» мемуаров. Летчик АДД Скрипко об этом прямо написал.
– Какова была экипировка десантников перед вылетом? Как происходило распределение по самолетам? Какую информацию вы имели о месте выброски? Были ли сообщены простым десантникам опознавательные сигналы?
– Я должен был лететь в первой группе высадки с управлением бригады. Нас отобрали 9 человек из дивизиона в первую волну десанта. Мое вооружение – карабин, 200 патронов (разрешали брать боеприпасы по максимуму), 6 гранат, финский нож. Никаких зажигательных гранат, стропорезов, саперных лопаток на нас не было. Выдали коробку, вернее сказать, пакет с американским сухим пайком. Не было у нас, у простых десантников, пистолетов или толовых шашек, сигнальных фонариков, ракетниц. Может, у второй волны десанта и были фонарики, но у нас их не было точно. У каждого был вещмешок или плащ-палатка, в которую заворачивали одежду и прочее. Вот все, что я запомнил по снаряжению. Вес нашего «добра» составлял примерно 40 кг. Боевой прыжок производили с парашютом ПД-42, запасной парашют не брали. Прыгали с документами и орденами. Никто не снимал с себя гвардейские значки. Радиорасчет в десанте – это два человека. Мой напарник с рацией РБМ попал в один самолет, а я, с батареями к рации, аккумулятором и шифроблокнотом, был в другом самолете. Глупость ужасная – разделить радиорасчет… Сообщили, что бригада будет высажена в районе Пекари – Грушево, в 10 км за Днепром, и после, на земле, будет поставлена основная боевая задача. Никаких страховочных вариантов, вроде «место сбора в Каневском лесу» мы не получали. При приземлении мы были должны закопать парашюты и идти на место сбора, согласно обусловленным сигналам из ракетниц. Я еще подумал, как же мы без саперных лопаток парашюты закапывать будем… О возможной скорой смерти не думалось, просто я знал, что она уже близко и ждет меня.
Условный сигнал для сбора во вражеском тылу – серия ракет определенного цвета, но что с этим получилось, я расскажу позже. У нас не было голосового пароля или специальных опознавательных нашивок на форме. Мне, как радисту, только объяснили, что в случае угрозы пленения я обязан уничтожить шифроблокнот, а потом себя. Мы, радисты, выучили наизусть все частоты и позывные в бригаде. Все командиры были уверены в успехе десанта! Может быть, поэтому и не уделили должного внимания опознавательным паролям и сигналам, а мы из-за них так влипли! Утром перед высадкой нас разбили на десантные расчеты, по 18 человек на «Дуглас». В этих самолетах было сделано по двери с каждой стороны, и каждая девятка десантников покидала борт со своей стороны. В расчет входил один офицер. Ему в обязанность вменялось, после того как десантники прыгнут, быть замыкающим и выбросить с самолета два ПДММ (парашютно-десантный мягкий мешок), наполненные боеприпасами, и только после этого он имел право прыгнуть сам. Объявили, что прыгать будем с высоты 500 метров, интервал времени при прыжке – 10–15 секунд, один за другим. Боялись большого рассеивания бойцов при десантировании. Комбрига Гончарова с нами не было, вроде с нами полетел в первой волне десанта начштаба Красовский. Я был прикреплен к самолету с бортовым номером девять. Когда дали приказ о посадке в самолеты, в десяти метрах от нашего самолета находилась командир летного полка ГСС Гризодубова, знаменитая летчица довоенной поры. Сели, ждали наступления темноты, летчики включили моторы, и первые пять самолетов медленно стали выруливать на взлетную полосу… И все… Полетели мы навстречу войне. К нам вышел один из летчиков и произнес: «Ребята, не волнуйтесь. Мы экипаж опытный и район выброски знаем хорошо. Над целью будем через один час и десять минут. Прыгаете по третьему «зуммеру». А пока отдыхайте…»
– О чем вы думали, когда летели к месту десантирования, перед тем как сделать шаг в ночную бездну, навстречу неизвестности?
– Когда летели, все молчали, многие сидели с закрытыми глазами. Спокойно было, только гул моторов. Страха не было. О чем я думал? Хотите честно? Когда на фронт в эшелоне ехали, с нами в теплушке находился командир батареи, армянин. Он оказался последней сволочью. Всю дорогу к фронту он донимал меня антисемитскими речами и анекдотами. В эшелоне что я мог ему сделать? Он офицер, да и народу вокруг порядочно. Когда я летел в самолете, я просил Бога, чтобы дал мне возможность до того момента, как я сам погибну, убить этого командира батареи.
Как я хотел его убить!.. Ответил вам предельно откровенно… Такая злоба во мне кипела!
А потом первый «зуммер». Все встали. Второй «зуммер», третий… И мы прыгнули…
– Я вижу, как вам тяжело говорить о десанте. Хотите, сделаем паузу?
– Нет, раз уж начали о десанте говорить, то продолжим. Надеюсь, сердце мое выдержит.
Сбросили нас почему-то с высоты около 1000 метров. Когда мы спускались на парашютах, с земли по нам огонь не вели. Упал я в какой-то овраг. Темень, хоть глаза выколи. Слышу неподалеку лай собак, значит, думаю, населенный пункт рядом. Натолкнулся на двух десантников с других самолетов. Смотрим друг на друга, ждем сигнала ракетниц. Прошло где-то полчаса. Появились в небе три ракеты. Через минуту такие же три ракеты слева от нас, потом справа от нас, а минут через пять со всех сторон в небо летели ракеты того же набора цветов, и нельзя было ничего понять – кто их выпускает и где место сбора. Говорю ребятам: «Надо подождать, уж больно все это подозрительно выглядит». Затаились, звуков стрельбы не было. В небе послышался гул самолетов. И тут началось!!! Сотни трассирующих трасс шли вверх. Стало светло как днем. Зенитки ухают. Над нашими головами разыгралась страшная трагедия… Не знаю, где найти и подобрать слова, чтобы рассказать, как это было… Мы видели весь этот кошмар. Трассеры зажигательных пуль прошивали парашюты, а парашюты все из капрона и перкали, вспыхивали моментально. В небе сразу появились десятки горящих факелов. Так погибали, не успев принять бой на земле, так сгорали в небе наши товарищи… Мы видели все… Как падали два подбитых «Дугласа», из которых еще не успели прыгнуть бойцы. Ребята сыпались из самолетов и падали камнем вниз, не имея возможности раскрыть парашют. В двухстах метрах от нас врезался в землю ЛИ-2. Мы бросились к самолету, но там живых не было. К нам прибилось в эту страшную ночь еще несколько чудом уцелевших десантников. Все пространство вокруг нас было в белых пятнах парашютов. И трупы, трупы, трупы: убитые, сгоревшие, разбившиеся десантники… А через час началась тотальная облава…
– Столько вопросов хотелось бы задать организаторам Днепровского десанта, но тех давно нет в живых. Почему разброс десантников был 90—100 км от Ржищева до Черкасс? Почему многие и многие десятки десантников были сброшены в Днепр и утонули в нем? Почему свыше ста десантников из 5-ВДБр были вообще десантированы на позиции советских войск? Кто из летчиков и штурманов ответил перед трибуналом за это? Ведь всем ведущим экипажам дали возможность пролететь пару раз «вхолостую» под видом бомбардировщиков над районом высадки за неделю до 24.9.1943. Почему выброска произведена в районе, куда только что прибыли три свежие немецкие дивизии из тыла? Куда смотрела разведка фронта? Немцы описывают в своих воспоминаниях, как десантники падали с неба в раскрытые люки немецких танков. Почему первые организованные группы десантников приступили к боевым действиям фактически через три недели со дня выброски? Что происходило с десантниками в течение этих трех недель? Почему первый сеанс радиосвязи с десантом состоялся только 7.10.1943? Почему солдатам не дали запасной маршрут сбора на случай неудачной высадки? И еще очень много других вопросов. Потери десанта вообще трактуются вольно, называют цифры от 400 выживших до 1500 человек вышедших к своим. Сколько выжило на самом деле?
– Такие же вопросы хотели бы задать участники десанта. Но кому их задавать сейчас? Историкам, архивистам? Да я думаю, и в официальных бумажках все подчистили еще в сорок третьем, чтобы ошибку командования «замазать». Простые десантники могут ответить лишь на малую часть ваших вопросов.
– Согласно официальным данным, было сброшено в тыл врага 3100 человек из вашей 3-й ВДБр и 1525 человек из 5-й ВДБр. И три группы сброшены в начале октябр