Польские отряды АК были объявлены «вне закона».
У нас к этим полякам-легионерам, из группы поручика Нуркевича, известного палача, как-то попали в плен двенадцать человек из отряда. Поляки долго мучили и избивали пленных партизан, а потом расстреляли в лесу. Поляки торопились. Двоих они не успели добить, и эти два человека, раненные, но выжившие при расстреле бойцы, добрались до отряда и рассказали партизанам об этой трагедии.
– Почему к еврейскому семейному отряду Бельского белорусские партизаны относились лучше, чем к отряду Зорина? Я понимаю, что вы тогда были четырнадцатилетним подростком и не могли знать всех нюансов и хитросплетений в отношениях между партизанами. Но вам довелось много общаться с бойцами из других отрядов, и я думаю, что со временем вы составили свое твердое мнение по этому вопросу.
– Я же вам сказал, что Зорин был человеком прямым, честным и резким, говорил правду в лицо, а очень многим партизанским командирам не всегда это нравилось.
А по поводу Бельского… Отряд Анатолия (Тувьи) Бельского был создан в 1942 г. четырьмя братьями Бельскими, бежавшими во время расстрела евреев в новогрудском гетто. Отряд сначала состоял из 17 человек. Отряд Бельского считался «польским», поскольку был полностью сформирован из «западников», польских евреев из Западной Белоруссии, которую присоединили к СССР только за два года до начала войны. В отряде Бельского был семейный лагерь на 800 человек, женщин и детей, и очень сильные боевые и диверсионные группы, в общей сложности примерно 500 партизан-бойцов.
Подрывники Бельского вообще считались асами диверсий и пользовались большим уважением и авторитетом в партизанской среде.
Никто из «местных партизан» не рисковал связываться с отрядом Бельского, поскольку «польский отряд» никому ничего не прощал и мог, если надо, в одно мгновение поставить под ружье полтысячи беспощадных бойцов и вступить в бой с любой «советской» партизанской бригадой при малейшем намеке на агрессивный выпад в свой адрес. Комиссары в отряде Бельского были частью «общепринятой декорации», и не более…
И хотя, как мне рассказывали бойцы из этого отряда, Анатолий Бельский умел поддерживать хорошие и ровные отношения со всеми партизанами в округе, но Бельского определенно боялись…
У отряда Бельского были «острые зубы» и отборные ребята-головорезы, польские евреи, не отличавшиеся лишней сентиментальностью.
Так что «зеленые», отряды казаков и просто «красные» партизаны были обязаны прежде подумать, а стоит ли им грабить продовольствие у отряда Бельского или убивать по-тихому его партизан или евреев из семейного лагеря Тувьи Бельского.
И примеры, как партизаны Бельского «воспитывали» своих «лесных соседей», у меня хорошо сохранились в памяти…
Или, если есть желание, я вас познакомлю с бывшим подрывником из этого отряда. Этому человеку можно верить, и если он захочет, то расскажет, как это было…
Отряд Бельского ставил перед собой две конкретные задачи – спасать еврейское гражданское население и уничтожать немцев и полицаев – и сметал на своем пути всех, кто как-то мешал ему осуществлять эти задачи.
В конце войны почти все партизаны Бельского ушли в Польшу, в СССР из состава его отряда имени Калинина мало кто остался.
Вообще, правду о партизанской войне в Западной Белоруссии до сих пор мало кто знает. И, наверное, уже не узнает никогда…
Даже я стал сейчас многое забывать из тех страшных событий…
– Как поступали в вашем зоринском отряде с пленными немцами и полицаями?
– На куски разрывали, забивали насмерть. Даже пули на них не тратили.
Но полицейского начальника, палача и изверга Мазуркевича, взятого в плен нашей разведкой, расстреливали на глазах у всего отряда, по приговору суда.
Вот вы мне сейчас рассказали, что когда в бою 6 июля 1944-го, у хутора Борки, отряд № 106 взял в плен пару десятков немцев, то их не убили, а передали в штаб партизанского соединения.
Не знаю, так ли это. Вряд ли… Надо спросить у других партизан отряда № 106.
Я не думаю, что такое могло произойти в нашем отряде, мы немцев в живых никогда не оставляли. Скорее всего, этих немцев там же растерзали после боя… Тем более в том бою отряд понес серьезные потери, а Зорин был тяжело ранен.
Сам я в этом бою не участвовал, поскольку был уже в Красной Армии.
– Как вы попали в армию?
– В 1944 г., со стороны партизанского аэродрома, к нам в отряд пришли три человека в десантных комбинезонах. Зашли в землянку к Зорину, я как раз находился рядом с командиром. Десантники сказали, что они – разведчики Красной Армии и что они ищут одну партизанскую бригаду.
Спросили у Зорина, может ли он дать им проводника.
Я имел весьма смутное примерное представление, где сейчас находится эта бригада, но смело заявил: «Я знаю дорогу!» Зорин приказал мне заткнуться, и я выскочил из землянки. Они еще долго что-то там обсуждали, после ко мне вышел Зорин и сказал: «Отведешь их, куда скажут». И я пошел с десантниками.
Вскоре в лесу мы встретили еще пять человек из этой группы.
Они были в советской форме с погонами, с автоматами ППШ.
Я не верил такому счастью, не верил, что наши войска скоро придут в Налибоки и кончатся наши страдания.
Отвел их в нужную бригаду, там мне дали место в землянке, сказали: «Отдыхай!» Вокруг землянки крутились несколько моих сверстников из этой бригады и, смеясь, дразнили меня: «Жид!»
Утром десантники засобирались в обратную дорогу.
Я подскочил к старшему из разведчиков по имени Павел и стал его умолять: «Возьмите меня с собой! Я сирота! Я умею хорошо стрелять!»
Павел посовещался с своими разведчиками, и они согласились.
Через несколько дней мы перешли линию фронта.
В этой разведгруппе было два человека из полковой разведки 563-го стрелкового полка 153-й стрелковой дивизии. Это 50-я армия.
Я увязался за ними. Но в штабе полка не знали, что со мной делать!
Со мной долго беседовали два офицера. Я все время повторял им: «Хочу воевать, возьмите меня к себе, я сирота. Стреляю лучше любого снайпера. Вы проверьте!» И меня оставили в полку. Сначала я попал в роту автоматчиков. Дивизия стояла в ближнем тылу и принимала пополнение, а нашу роту послали в первую траншею в пехотных порядках. Перебегали с места на место и, не жалея патронов, постреливали по немцам, создавая у них впечатление, что передовые траншеи полны народа. Потом меня забрали в разведвзвод полка, оформили все документы. Подогнали форму под мой рост, нашлись и сапоги по размеру. Но в разведпоиски я ходил в ботинках, сапоги мешали ползать на передовой, слетали с моей ноги.
Я был безумно рад, что меня оставили на фронте.
Был нацелен на месть, и только на месть.
И убивая очередного врага, нажимая на курок автомата, всегда говорил шепотом: «Этого – за маму! Этого – за сестру! Этого – за брата!»
Убивал за каждого своего родственника, загубленного фашистами.
И по этому списку погибших во время войны я прошел несколько раз.
И уложил я навеки в сырую землю несколько хороших десятков немцев, но, когда война закончилась, я еще долго переживал, что мало их убил, и хотел воевать дальше…
– За что вы получили свой первый орден Славы?
– Была дневная разведка боем, и нас, разведчиков, послали в атаку, вскрывать огневые точки противника. Так получилось, что три разведчика, включая меня, успешно проскочили первую линию немецких позиций.
Залегли в кустарнике. Два разведчика ушли вперед, сказав мне: «Ленька! Жди нас здесь!» Я долго ждал своих товарищей…Увидел в траншее немецкую землянку, там шла пьянка. Решил подорвать их гранатой и пополз к землянке. Вдруг из нее выходит здоровый высокий пьяный немецкий офицер и, напевая песню, останавливается в окопчике, в ответвлении траншеи. Решил немец пописать. Окопчик был узкий и неглубокий, немцу по грудь. Первой мыслью было застрелить офицера, но я подполз поближе и со всей силы врезал немцу прикладом автомата по голове. Он обмяк и упал на корточки. Я залез в этот окопчик, подсел под немца и с огромным трудом вытолкнул его наверх.
Никто на немецкой линии обороны не всполошился, меня не заметили…
И хоть откормили меня разведчики, но три голодных года в оккупации не дали мне достаточно вырасти, и внешне я выглядел ребенком.
А где ребенок возьмет силы, чтобы утянуть немецкую тушу весом за сто килограммов?
Снял свой ремень, зацепил его за немецкий и поволок «языка» к своим.
Тащил его по «нейтралке» метров триста, а дальше меня заметили ребята, поползли мне навстречу, и разведчики из нашего взвода помогли дотащить пленного.
Когда они увидели, что пленный «язык» – офицер, то кинулись меня обнимать, ласково приговаривая: «Вот жиденок! Вот молодец! Вот учудил!»
Но через пару дней в следующем поиске меня ранило.
Пошли в поиск семь человек. На подходе к немецким позициям нашу группу обнаружили и расстреляли из пулеметов.
Я получил пулю в живот, и когда меня вытаскивали к своим, еще одна пуля ударила меня в спину. Орден Славы 3-й степени мне вручили уже после возвращения из госпиталя.
– В конце ноября 1944 года вас наградили вторым орденом Славы. За что вы были удостоены этой награды?
– В Польше шел штурм немецкой высоты. Наступали всем полком, вместе со знаменем. Полковую разведку тоже кинули в атаку в первой цепи. Немцы вели жуткий огонь, головы не поднять. Увидел, что убило знаменосца, и он рухнул на землю вместе со стягом. Ничего толком не осознавая и не понимая, руководствуясь каким-то инстинктивным порывом, подбежал к убитому, подхватил знамя и пошел вперед. Все кричали мне: «Леня! Ложись!»
Но я шел во весь рост. Было какое-то состояние полной отрешенности, я не думал ни о смерти, ни о чем другом.
Получил разрывную пулю в правое бедро. С поля боя меня вытащили.
Лежал в госпитале в Августове.
Белые черви выползали из-под моего гипса на ноге…