л сеть мастерских металлоремонта по всей Москве. Направили меня работать в мастерскую на Красную Пресню учеником слесаря. Поработал я там недели две, и директор этой мастерской сказал: «Знаете что, этот мальчишка все умеет делать. Дайте ему мастерскую – он сам будет руководить». И мне дали освободившееся помещение на улице Воровского, в котором до этого располагалась велосипедная мастерская от какой-то другой организации. Мы расположились на первом этаже, поскольку подвал мастерской был затоплен. Я собрал мальчишек со своего дома: одному было 12, другому – 14, и мне 17, и мы втроем стали работать в этой мастерской.
Однажды, как в сказке про золотую рыбку, мы закинули в затопленный подвал удочку, поскольку невода у нас не было, и вытащили связку велосипедных втулок. Еще раз – вытаскиваем связку колес. Я нашел машину с насосом, откачали воду, и оказалось, что подвал завален велосипедными запчастями – рамы, вилки, колеса, цепи. А поскольку мы не принимали их на баланс, то все это добро было неучтенное. Мы наладили обмен с другими мастерскими и стали собирать велосипеды. Собрали сначала себе, потом начали продавать на рынке в Малаховке. Но нам же надо ремонтировать утюги, велосипеды, машинки и отчитываться за работу! Так вот часть денег от продажи велосипедов мы вкладывали в кассу мастерской, а на квитанции писали: «Отремонтирован утюг», «Отремонтирован чайник» и т. д. И каждый месяц мы выполняли план на 115 %. Вызывают моего отца и говорят: «Слушай, у тебя сын просто гений. У нас ни одна мастерская плана не выполняет, а он 115 % дает. Надо его премировать». Нас премировали.
Одновременно с работой в мастерской я учился в автошколе и, получив права, пошел работать водителем в 1-й автокомбинат, куда меня опять же устроил папаша. Это уже было зимой 1941-го. Работал я с 8 утра и до 12 ночи. Мы с напарником возили из Красной Пахры, а это 50 километров от Москвы, двухметровые бревна. Не просто возили, а сначала валили деревья, очищали от сучьев, пилили, потом грузили и везли. В день мы делали две ездки – 8 кубов леса. Представляешь? И вот я приезжаю в 12 часов ночи на базу, и мне говорят:
– Володя, надо главному бухгалтеру отвезти в Хотьково (50 километров от Москвы) дрова. Он замерзает.
– Я не могу ехать. Я сегодня две ездки сделал. Я устал! Не могу!
– Люди кровь на фронте проливают, а ты в тылу сидишь! Устал! Там умирают люди, а ты устал! – взбеленился начальник.
Он звонит моему отцу. Я говорю:
– Пап, я не могу туда ехать.
– Понимаешь – холодно. Он может замерзнуть. Отвези ему, я тебя очень прошу, – говорит он.
Я поехал. Отвез дрова. И когда я ехал обратно, у Рижского вокзала разворачивался троллейбус с выключенными в целях маскировки фарами. Я врезаюсь ему в бок. Отскакивает моя машина, я в шоке выскакиваю, хватаю заводную ручку, куда-то ее засовываю – там уже все разбито, радиатор течет. Начинаю ее крутить. Мент хватает меня за шиворот: «Чего ты там суешь? У тебя машина все – готова!» Я прихожу в себя. Он говорит: «Иди вызывай техничку». Я иду звоню и говорю, что стою у Савеловского вокзала. Перепутал. И вот я сижу, жду – час, два, три. Холодно. Машины все нет и нет. Я останавливаю проходящую мимо машину: «Слушай, до Арбатской площади довезешь?» – «А я как раз туда еду». Приехал домой. Отец в панике – пропал сын. Тут я вспоминаю, что не то сказал, когда звонил на базу. Звоню – они меня матом. Утром просыпаюсь. Беру велосипед. Приезжаю к вокзалу – нет машины. Приезжаю на базу, спрашиваю:
– Где моя машина?
– Какая машина?
– Моя машина.
– Нет твоей машины. Ты где был?
– Дома.
– А машина где?
– Стоит у вокзала.
– Нет там твоей машины.
Выяснилось, что они меня разыграли и пригнали машину на буксире. Короче говоря, отправили меня за это слесарем в моторный цех собирать моторы. Потом приходит военком и говорит, что ему нужно отремонтировать 5 трофейных мотоциклов. Ему отвечают, что мы не делаем такие вещи, но есть у нас Володька, который мотоциклами занимался. Вызывают меня:
– Ты можешь мотоцикл отремонтировать?
– Могу.
– Ну, бери 5 мотоциклов и ремонтируй.
– Хорошо, – говорю я и иду к военкому.
– Если я вам эти мотоциклы отремонтирую, вы меня на фронт пошлете?
– Зачем тебе на фронт?! Тебе что? Плохо? У тебя же бронь?!
– Не хочу я этой брони! Надоело! Хочу на фронт!
– Вопросов нет: делай мотоциклы и пойдешь на фронт.
Я делаю эти мотоциклы. Он мне дает повестку. Прихожу домой:
– Папа, мама, я уезжаю.
– Куда уезжаешь?
– Меня в армию забирают, на фронт еду.
– Какой фронт?! Ты сума сошел, идиот!
Начинается домашний скандал, но деваться некуда – повестка на руках. Я, конечно, говорю, что меня призвали за то, что машину разбил, а не сам попросился.
Меня послали инструктором в учебный автополк в Нижний Новгород. Полк этот располагался прямо напротив завода «ГАЗ». Проходит какое-то время. Отец получает задание и едет защищать кого-то в Нижний Новгород, а с собой берет чемодан, полный водки, и приходит в нашу часть. Поставил командиру бутылку. Тот говорит: «Все. Сейчас вашего сына найдем». Я прихожу. Папаша обнимает меня, дает гостинцы: пирожные, конфеты и чемодан и шепчет мне на ухо: «Это водка». Я беру этот чемодан и ухожу. Отец ушел, сказав, что придет на следующий день. Я к старшине. Говорю:
– Отец мне целый чемодан водки привез.
– Да ты что, серьезно? Давай выпьем! Пошли в учебный класс!
Вот мы туда пришли. А там такие стеллажи были примерно метр глубиной, в которые складывали учебные пособия. Мы туда залезли, налили каждому в котелок по литру водки, залпом выпили и отключились. Просыпаемся – идут занятия. Мы лежим. Один класс уходит, другой приходит. Вот мы до вечера там и сидели, но с перепугу больше не пили. Вечером вылезаем, и я иду к себе. Положил под нары чемодан и пошел к командиру части. Он:
– Ты где был? Тебя на поверке не было!
– В части.
– Как в части?!
– Я выпил и заснул.
– И что? Два дня спал?
– Я не знаю.
– Отец твой в панике! Он завтра придет.
Отец приехал и меня отчитал.
Однажды весной или в начале лета нас перебросили в Городец, что под Горьким, – ожидали налетов немецкой авиации. Командир части вызвал несколько человек, в том числе и меня, и приказал поехать в Горький, забрать оставшееся барахло. Приезжаем, а от нашей части ничего не осталось – одни воронки и ползавода разрушено.
В середине 1943 года из нашей части сформировали отдельный автомобильный батальон химзащиты и отправили на 1-й Украинский фронт. Приехали мы в Киев, а там полная разруха. Дома без окон, крыши все обрушены, и через них небо видно, трамваи перевернуты. А шоферня, мальчишки, останавливают машину, достают карабин и по лампочкам: «Пум!» – поехал дальше. У меня лишних патронов не было, поэтому я не стрелял по лампочкам, но мне очень хотелось.
Нашей задачей было создать ложные переправы на Днепре и ставить дымовые завесы, для чего на полуторке стояла бочка с газом. Мы нарисовали на щитах Киево-Печерскую лавру и положили на землю, дым пускали. Пару раз нас немцы побомбили и все. Часть солдат жила на берегу, а часть на островах, так вот они построили там свинарник и птицеферму. Командир части приехал, как начал орать: «Устроили тут, понимаешь! Немедленно все убрать!» Ну, они, конечно, возмущались, но делать нечего – убрали. Тогда они приспособились рыбу ловить. Лодок у нас не было, а были пластмассовые волокуши, на которые зимой ставили пулемет и за танком тащили. Размером они метра два в длину, метр в ширину и сантиметров 40 в высоту. Так вот ребята заплывали и глушили рыбу толовыми шашками. Кидали шашку вниз по течению, так чтобы успеть приплыть к месту взрыва и собрать рыбу. Не рассчитав дистанцию, перевернутые взрывной волной, 2 или 3 человека утонуло. Естественно, это было запрещено. Вообще наш командир дурной был. Начитался всяких книжек про войну и давай нас гонять! Даже заставлял нас клуб строить, когда понятно было, что скоро нас перебросят.
И вдруг к нам в часть приходят водители из запасного полка, которые до этого были в авиационных частях. А где начинается авиация, там кончается дисциплина. Там шофер сам себе хозяин. Его никто не гоняет. Вот они говорят: «Да мы здесь не собираемся служить! Командир – идиот! Да пошел он к черту! Мы линяем!» И они бегут. Командир поднимает такой кипиш! Ставит на ноги весь Киев. Их ловят и после суда отправляют в штрафбат. Но они зародили в нас тайную мечту убежать, которую я не стал откладывать, а воплотил в жизнь. Я понял, что просто так бежать нельзя – поймают. Я пришел на вокзал в комендатуру к старшине и говорю: «Старшина, у нас командир части – козел. Я хочу удрать, но я не хочу, чтобы меня поймали. Поэтому мы с тобой заключим договор. Ты меня отправишь на фронт, но нигде не зафиксируешь, что я уехал, а я тебе ставлю бутылку «Тархуна» и блок папирос «Казбек». Он говорит: «Годится. У меня отправка бывает по таким-то дням. Ты должен подгадать, чтобы в этот день ты пошел в караул. Если у тебя будет 8 часов в запасе – считай 100 %, что я тебя отправлю». Мне тогда приходили из дома посылки. У меня была старая квитанция, на которой я подделал число. Пошел в караул к начальнику, показал квитанцию и попросил увольнительную в город. Он согласился. А после меня должен был заступать еще один москвич, Леша Ростунов, который был совершенно глухим. Я ему на бумажке написал: «Леш, я хочу удрать. Поэтому отстой за меня вторую смену». Он: «Ты с ума сошел! Поймают!» Я ему: «Ты не уходи, просто постой на посту, и они не спохватятся». А с него спрос какой – он же глухой. Он вылупит глаза вот так и будет стоять. Беру увольнительную, прихожу в комендатуру на станцию. Ставлю бутылку «Тархуна» и папиросы. Беру свою красноармейскую книжку и вместо фамилии Капелеович пишу Копылов, а вместо Адольфович – Ануфриевич. (Надо сказать, что отчество доставляло мне массу неприятностей и обращение типа: «Эй! Гитлер! Иди сюда!» было в порядке вещей среди моих сослуживцев.) Старшина отправляет меня с этими документами на 1-й Украинский фронт.