На восток — страница 35 из 84

хте на южном побережье Кунашира, где была почта с телеграфом и более полусотни домов постоянно живущих здесь японцев. Там предстояло высаживаться роте штабс-капитана Изюмова из 2-го батальона.

«Громкий» и «Бодрый» шли с ним до пролива, после чего должны были подняться вдоль южного берега Итурупа до бухты Хитокапу и атаковать всех, кого там найдут. А флагман Андржиевского «Грозный», следуя Охотским морем, побежал к самой западной оконечности Кунашира для высадки размещенного в жуткой тесноте в его кубриках и каютах отряда подпоручика Кокушина. Солдатики безропотно соглашались проделать весь путь стоя, лишь бы не на палубе, постоянно обдаваемой холодными брызгами. Миноносец имел задачу: осмотреть старую японскую крепость Томари в заливе Измены и побережье вокруг нее. Там русских кораблей не было уже давно.

На него же возлагались обязанности перехватить суда с депешами о нашем здесь появлении, которые могут направиться к маяку в проливе Измены, связанному телеграфной линией с глубинными территориями Хоккайдо. При благоприятном стечении обстоятельств маяк и телеграф на японском берегу планировалось уничтожить.

Из-за тумана, державшегося в проливе, фактическое начало атаки во всех назначенных пунктах заметно разошлось по времени и одновременным не получилось, но, учитывая отсутствие нормальной связи в этих малонаселенных местах, два-три часа задержки никакой роли не играли. Сопротивления оказано практически не было.

Японские гарнизоны в Сяна и Фурукамаппу, сумевшие отразить набег промысловиков с пограничниками, снова оказались в полной боевой готовности и отбивались яростно. Но, будучи малочисленными, противостоять быстро переправленным на берег полнокровным хорошо обученным ротам, прикрываемым шестидюймовками с прямой наводки, не могли. Немногие уцелевшие скрылись в горах.

Томари, к моменту появления там «Грозного», оказался совершенно брошенным жителями, уже предупрежденными по телеграфу. Тем не менее, едва переправив на берег пехоту, с эсминца обнаружили сразу три рыбацкие шхуны, возвращавшиеся с промысла и не успевшие скрыться.

Пальнув в воду пару раз для острастки, им приказали убрать паруса. Дальнейшие переговоры свелись к указанию на карте предписанного им дальнейшего маршрута, так как по-японски из наших моряков никто не говорил, а рыбаки не знали никаких других языков. После чего две шхуны, управляемые хозяевами, но под присмотром призовых команд с эсминца отправили в залив Доброе Начало, а третью взяли на буксир и использовали для высадки штурмовой группы, захватившей маяк на противоположном берегу пролива.

При этом произошел короткий бой с его охраной. Но против пушек державшегося рядом миноносца, опробовавшего новые французские фугасные снаряды, японские винтовки явно были бессильны, и гарнизон отступил. Маяк вывели из строя, частично разрушив подрывными патронами, а телеграфную станцию сожгли, утащив с собой еще и с полверсты телеграфного провода. Сам аппарат японцы успели спрятать.

В Хитокапу, оказавшемся унылым круглым заливом, вообще не было никакого гарнизона. Только разоренный поселок китобоев. «Антибраконьерская» экспедиция там тоже уже побывала, так что все строения пустовали. Мало того, что обошлось совсем без стрельбы, так еще и удалось захватить японский угольщик, стоявший на якоре.

Когда пленных японцев из его экипажа спросили: «Почему они не сбежали на берег, ведь время было, туман неожиданно разошелся, и эсминцы, запоздавшие с атакой, увидели из бухты издалека?», те ответили, что при таком ветре шлюпкам на веслах было точно не выгрести, и их унесло бы «течением смерти». В этих местах, отличающихся на редкость мерзкой погодой, даже в штиль люди часто не возвращались из океана (сливающиеся теплое и холодное течения Куросио и Оясио движутся со скоростью почти 80 миль в сутки, унося все в самый центр океана).

На берег высадили отряд подпоручика Шохина из состава 1-го батальона, а ценный трофей для лучшей сохранности сразу решили перегнать в залив Доброе Начало, где предполагалось создать основную базу. Когда эсминцы уже вели его туда, огибая мыс Рикорда, то увидели в Южно-Курильском проливе большой пароход. «Громкий» безуспешно преследовал его, но тот сумел скрыться, затерявшись в тумане, заметно густевшем на южных и юго-западных румбах. «Бодрый» оставался с призом, продолжая конвоировать его.

Учитывая резвость, с какой уходил незнакомец, его сочли японским разведчиком, о чем и доложили, добравшись до места, уже ближе к ночи. К этому времени десантные суда осмотрели берег залива Простор вплоть до мыса Фриза, никого не обнаружив. После этого они перешли в залив Доброе Начало и встали там на якорь на месте недавней стоянки Небогатова, тоже занявшись обследованием берегов.

Здесь уже явно были люди. У ограничивающих залив с севера южных скатов вулкана Атсонопури недалеко от уреза воды в устье речушки, имевшей громкое название Лихая, обнаружилась только что брошенная браконьерская фактория. Костры еще дымились. А чуть выше на перешейке у озера, из которого она вытекала, небольшая лесопилка и поселок прямо в лесу из десятка ветхих домишек, тоже опустевший совсем недавно. Но следов военного присутствия не нашли.

В течение следующих трех дней с «Иртыша» и «Воронежа», совершавших короткие переходы вдоль побережья, свозили на берег войска, организуя сигнальные посты с небольшими гарнизонами, сразу обустраивавшимися на месте. Во всех поселениях этих двух островов разместили пехоту с артиллерией. «Кубань» прикрывала. Эсминцы с «Рионом», принявшим на борт 3-й батальон подполковника Кимонта, тем временем осваивали Шикотан, начав с одноименной бухты, где захватили еще два угольщика.

Сразу развернули сигнальные посты и проложили телефонные и телеграфные линии. В поселках расширяли пристани, чтобы облегчить разгрузку судов в дальнейшем, и подбирали места для береговых батарей уже серьезных калибров. По всему было видно, что это не набег. Русские пришли надолго.

Поскольку нигде больше не было оказано никакого сопротивления, общие потери свелись всего к семнадцати раненым. К вечеру 13 сентября зоны высадки на этих трех островах полностью контролировались нашими войсками, а прилегающее побережье охранялось конными разъездами и конфискованными шхунами. Местным, в подавляющем большинстве японцам, расселившимся небольшими хуторами на одну или несколько семей в устьях промысловых рек, временно запретили выходить в море, прострелив или арестовав лодки. Но возможности контролировать все побережье и внутренние территории не было. Воспользовавшись этим, большая их часть той же ночью залатали простреленные баркасы, собрали пожитки и ушли на Хоккайдо. Остались лишь те, чьи лодки увели или держали под охраной.

Организовали островную комендатуру. Большим подспорьем в этом оказались обнаруженные на Шикотане айны, последние из представителей этой народности на Курильских островах. Их еще в 1883 году перевезли туда японцы в специально созданную резервацию. К осени 1905 года этих айнов оставалось менее ста человек. При этом старики еще помнили, как русские казаки брали с них ясак и приводили под власть русского царя.

Честно говоря, не самые приятные воспоминания, но всяко лучше, чем о вернувшихся после отражения их первого нашествия японцах, сразу принявшихся изводить аборигенов, в чем весьма преуспели. За прошедшие полвека исконных жителей почти не осталось, а выжившие почти ассимилировались в японизировавшемся населении Шикотана и свободно владели японским языком. Предложение пойти на государеву службу приняли благосклонно. Так что острейший вопрос с переводчиками решился вербовкой сахалинских ай-нов для промежуточного перевода, быстро найденных среди грузчиков и подсобных рабочих.

Но из первоначально запланированного залива Доброе Начало, осмотревшись на месте, комендатуру перенесли за мыс Пржевальского в обширный залив Рубецу, оказавшийся более удобным для обороны. Возглавил ее командир отряда генерал-майор Бернов. Туда же перевели и трофейный угольщик, а потом еще и три пришедших из Корсакова судна с ценными грузами для гарнизона островов, начав установку оборонительных минных заграждений и оборудование полноценных позиций береговых батарей.

Пушки для них срочно снимали с транспортов, поскольку опасались нападения в любой момент. Ждать, пока их подвезут из Корсакова, никто не рискнул. Связаться по радио с нашим портом на Южном Сахалине не удавалось уже с 11 сентября. Исходя из этого, считалось, что острова уже блокированы крупными силами и предстоит отбиваться самостоятельно. Причем только тем, что захватили с собой сразу.

В бухте Шикотан и у селения Сяна также встали на якорь по одному угольному пароходу из трофеев. При этом выбирались места с малыми глубинами, чтобы в случае получения подводных повреждений, суда не ушли на дно с концами. Спешно устанавливаемые на них трехдюймовки давали дополнительную защиту гавани. А удобные для высадки места прикрыли батареями из 47-миллиметровых «гочкисов» на самодельных колесных станках.

Войска окапывались, организуя полноценную противодесантную оборону. В первую очередь обустраивали основные и запасные позиции для артиллерии, пробивали дороги и тропы в зарослях бамбучника и редколесье, прорабатывали маршруты скрытной переброски резервов и полевых батарей в пределах занятых территорий островов. Намечали места для оборудования в будущем тяжелых противодесантных батарей с осадными пушками на крепостных станках с круговым обстрелом, которые должны были подвезти позже. Но из-за сложного рельефа и значительной разбросанности гарнизонов о серьезной взаимопомощи на суше речи быть пока не могло. Все сообщение осуществлялось только морем.

По мере освоения выяснилось, что степень освоенности архипеллага противником штабами во Владивостоке явно преувеличивалась. Телеграф и сигнальные посты оказались только на Кунашире, а дальше все сведения передавались случайными попутными пароходами или браконьерскими артелями. В лучшем случае нечастыми дозорными судами.

Поражало разнообразие ландшафтов, особенно на Итурупе, тихоокеанское побережье которого, считавшееся южным, выглядело промозглым и унылым, затертым океанскими ветрами и больше напоминало тундру. В то время как со стороны Охотского моря, то есть с севера, там, где от мрачного дыхания океана закрывали хребты и отроги вулканов, из-за которых постоянно выбивались длинные лоскутья рваных облаков, наблюдалось буйство красок и жизни.