Судя по всему, Хакодате оказался не единственной японской крепостью в проливе Цугару. С юга доносились раскаты далекой канонады. Видимо, Энквист вел бой. На вызовы по радио он не отвечал. Условия радиосвязи вообще стали не слишком хорошими. Дозоры от западного и восточного устья отозвались только после повторного запроса обстановки. У них все было спокойно. А связаться с Владивостоком, или хотя бы с бухтой Владимира, или Ольгинским укрепленным районом, чтобы доложить об успехе, так и не удалось.
К вечеру японскую электрическую аппаратуру вполне освоили, выставили охрану у кабельных линий управления и оборудовали посты наблюдения со всей положенной им связью. А к Энквисту для прояснения обстановки отправили самый ходкий из захваченных в порту пароходов.
К этому времени под охраной «Громкого» подошли еще два трофейных судна, являвшихся законной добычей кораблей восточного дозора. Эсминец сразу приступил к бункеровке, готовясь к ночной охране рейда, а его командир отправился на «Николая I» с докладом.
Одним из призов оказался уже довольно старый местный угольщик «Мутсу-мару», только вчера вечером принявший в Муроране в свои трюмы 900 тонн угля с копей Юбари и шедший с ним в Оминато. А вот второй имел весьма специфический груз, обещавший скорее дополнительные хлопоты, чем какую-то прибыль.
Пароход «Хиого-мару» дедвейтом в 1400 тонн попался нашим миноносникам при следовании в Муроран из Йокагамы, имея в трюмах, помимо разного груза, 387 человек, приговоренных к длительным срокам каторжных работ, и их охрану. При захвате судна сразу не особо разбирались, что у него под замком и почему в команде несколько вооруженных пистолетами и винтовками полицейских, совершенно не пытавшихся сопротивляться и непонятно «трепетно» относящихся к охраняемому грузу. А когда поняли, уже не знали, что дальше с ним делать.
В сумерках возвратился гонец от Энквиста, приведший с собой все три транспорта с пехотой, на которых оказалось много раненых. Они доставили рапорт о том, что проникнуть в залив Муцу удалось только миноносцам, атаковавшим порт Аомори. В нем обнаружено много небольших парусных судов и около десятка каботажных пароходов, часть из которых вооружена. Ведущий туда пролив Таиродате перекрыт минными заграждениями и береговыми батареями. Предпринятые попытки подавить их артиллерией и протралить фарватер, так же как и высадка пехоты на берег для овладения укреплениями, оказались неудачными и сопровождались большими потерями в людях. «Нахимов» с миноносцами остался сторожить выход из залива, чтобы не допустить прорыва скрывающихся там судов.
Эти сведения заставили срочно заняться планированием ночной вылазки в залив Муцу, с целью проведения «ревизии». Судя по всему, японцам там есть что скрывать. Время позволяло еще затемно успеть форсировать всеми минными силами линию обороны и провести набег на Оминато и Аомори на рассвете, после чего всем скопом сниматься и отходить из Цугару. К этому времени в Хакодате должны будут уже закончить сортировку трофеев и уничтожение прочего, что невозможно забрать с собой.
Уже ночью вернулся и «Грозный», тут же вставший к транспортам и начавший спешно принимать уголь. Параллельно латали дыры от осколков японских снарядов. В течение дня он успел пробежаться до Мурорана, где нашел на внешнем рейде шесть пароходов средних размеров и множество парусников. Когда начал приближаться к ним, угодил под огонь батареи из скорострельных орудий, предположительно калибра 76 миллиметров, и нескольких пушек с транспортов. Не имея прикрытия, одиночному миноносцу в таких условиях подойти на торпедный выстрел не удалось бы, а ответный огонь его немногочисленных и малокалиберных пушек явно был недостаточно эффективен, поэтому перестрелку вскоре прекратили, уйдя обратно к восточному устью пролива.
К моменту возвращения на позицию туман все так же держался широкой полосой у мыса Есамазаки, уходя сплошной стеной на восток-юго-восток. В то время как далее к югу горизонт оставался чистым. К мысу Есамазаки не приближались, решив провести разведку в южном направлении.
При подходе к Сириязаки обнаружили небольшой пароход, двигавшийся встречным курсом. Когда попытались приблизиться, он сразу повернул под берег, начав сигнализировать что-то прожектором. С мыса ему отвечали, но разобрать суть кодированных переговоров не удалось. Одновременно пароход или какая-то близкая береговая станция пытался отправить телеграмму беспроволочным телеграфом, но передачу заглушили.
После первых наших выстрелов, призывавших судно остановиться, открыла огонь береговая батарея с мыса. Причем, судя по всплескам, там были среднекалиберные скорострелки. Резко маневрируя, «Грозный» вынужденно отошел на четыре мили, продолжая наблюдение за судном, вставшим на якорь прямо среди рифов и каменных глыб, едва торчавших из воды, и то лишь по причине отлива, в небольшой бухточке за островком Атака и отправившим шлюпку на берег. Судя по тому, как уверенно японец проскочил по такому сложному фарватеру, путь был ему хорошо знаком.
Пытались «отбить» телеграмму и вызвать кого-нибудь на подмогу, чтобы попытаться взять языков, но теперь уже мешали японцы. Ничего не оставалось, кроме как продолжить наблюдение. До самого заката держались в виду мыса, отходя миль на десять к югу и на восток, но никого более не видели. А с темнотой эсминец ушел в Хакодате.
Глава 10
Для отряда, возглавляемого контр-адмиралом Энквистом, первым тревожным знаком стала потеря радиосвязи вскоре после занятия исходной позиции. После Цусимы он в боях не участвовал, но обзорные циркуляры изучал постоянно и о том, что так случалось почти всегда с началом активных действий, знал. Это считалось рядовым, рабочим моментом. К такому были готовы, так что никто особо не беспокоился. Операция продолжалась.
Пока миноносцы Ломана осматривали залив Мин-мая, пароходы подошли к «Нахимову», держась в полутора милях у него за спиной. Отпущенные с них катера обошли крейсер с обоих бортов, встали в пары и впряглись в тралы. Сначала они продвигались вперед довольно резво. Но чем ближе сходились берега полуострова Симокита слева и Цугару справа, они все больше замедлялись. Почти попутное течение, толкавшее их до этого в корму справа, сменилось бестолковой путаницей разнонаправленных слоев, а после вообще развернулось навстречу. Вошедший в силу отлив и встречный ветер начали буквально выбрасывать их из пролива Таиродате. До самого подхода миноносцев, то есть более двух часов, они пытались нащупать слабину во встречных потоках, но не преуспели в этом. Причем один из участников в ходе «борьбы» намотал трос трала себе на винт и оказался стреноженным.
Такое начало вызвало некоторую досаду, но впереди был еще весь день, так что надеялись наверстать, когда катера заменят номерными миноносцами. По данным разведки, мощной береговой обороны здесь у японцев не было, так что можно было даже и разделить силы. Энквист уже распорядился, что, форсировав пролив, «Де-Грасс» возьмет с собой «двести девятый» и займется Аомори. Старшим в этом полуотряде заочно назначили лейтенанта Ломана. А он с остальными силами пойдет к Оминато. Но довольно скоро выяснилось, что незадача с катерами это только первая и самая маленькая из неприятностей, с которыми пришлось столкнуться в тот день.
Как только номерные миноносцы закончили проверку залива Минмая, застав там два небольших каботажных судна, почтово-пассажирский пароходик и восемь рыбацких посудин, дружно выбросившихся на берег при приближении русских, они полным ходом вернулись к «Нахимову», доложив об этом и приняв эстафету от катеров. Мощности их машин вполне хватало для преодоления течения и напора ветра. Они уверенно продвигались вниз по проливу, сохраняя строй и не мотаясь из стороны в сторону.
На траверзе мыса Яшизаки подсекли мину, сразу расстрелянную из пулемета. Она взорвалась, скомкав хрупкую тишину сентябрьского утра. Одновременно с этим от подножия горного склона южнее мыса сверкнули вспышки залпов сразу с двух батарей. Обе оказались скорострельными. Одна из четырех среднекалиберных орудий, а другая из шести более мелких. Они располагались на узкой равнине, протянувшейся вдоль крутого лесистого ската, и перекрывали пролив в самом узком месте у входа. Его ширина здесь была менее пяти миль, так что простреливался он насквозь.
Пушки били по миноносцам менее чем с трех миль, но накрыли не сразу. Ломан даже успел развернуться на обратный курс, сохранив строй и не бросая тралов, тут же нащупав очередную мину. На этот раз она взорвалась от касания, оборвав трос. Тут и японцы пристрелялись. Теперь уже выбора не оставалось. Пришлось бросать оснастку и спешно отходить. «Нахимов» прикрывал, открыв огонь с тридцати шести кабельтовых и постепенно приближаясь, но ближе трех миль к японским позициям подойти не рискнул. Одновременно с началом стрельбы транспортам приказали оттянуться за корму, от греха подальше. В глубине пролива просматривалось какое-то движение, так что опасались скорого начала встречной атаки. Кто там затаился, не знали.
Перестрелка продолжалась около получаса без видимого результата. Японцы упорно били по миноносцам, пока те не удалились на тридцать пять кабельтовых, счастливо отделавшись незначительными осколочными повреждениями. Тогда батареи резко прекратили огонь. Считать это своей заслугой Энквист никак не мог. Их стрельба оставалась точной и размеренной и оборвалась явно по команде, а не из-за повреждений или потерь.
Об обнаруженных укреплениях и минном поле пытались известить Небогатова и получить дальнейшие инструкции, но японцы все так же активно и эффективно препятствовали нашему радиообмену. Их станция, похоже, располагалась за спиной отряда, где-то у мыса Омо, благодаря чему надежно отсекала от главных сил.
Получив столь решительный отпор и не имея связи с начальством, Энквист приказал отойти севернее и собраться всем кораблям и судам своего отряда для совещания. Требовалось решить, как быть дальше. Возвращаться не солоно хлебавши или все же попытаться прорваться.