В совещании принимали участие командиры десантных частей и миноносцев. Они предложили высадить десант за изгибом берега, восточнее мыса Таканозаки, где пушки точно не достанут. Бережок там вполне подходящий, хотя и узкий. Когда из залива Минмая к точке встречи шли, в бинокль хорошо рассмотрели. А уже оттуда пехота, развернувшись по всем своим уставам, атакует форт, одновременно с миноносцами и крейсером со стороны пролива.
Миноносцам вполне можно было не стесняться в выборе маршрута. Заграждение считалось безопасным для малых судов. К такому выводу пришли, основываясь на показаниях Накасоне и собственных маневрах на минном поле, окончившихся благополучно. Если не мешкать, то должно получиться, и времени пройтись по всем гаваням залива Муцу еще хватит.
На том и порешили. Бросили жребий, кому идти в десант. Выпало сводному батальону 7-го Восточно-Сибирского полка подполковника Анциферова, размещенного на «Де-Грасе». В 10:18 транспорты двинулись на запад, а скрывшись за скалами от пушек, повернули к берегу, правя прямо на устье небольшой речушки, впадавшей в пролив верстах в трех от батарей, примерно посередине между мысами Яши и Такано. И японцам уже не видно, и самим бежать до них после высадки недалеко будет.
Для ускорения переброски десанта предполагалось использовать катера со всех трех пароходов, без гребных судов. Это было удобнее еще и в том плане, что могла потребоваться поддержка катерной артиллерии и пулеметов. Кто этих азиатов знает! Хоть людей и человеческого жилья не видно, может, тут за каждой сосной или скалой по роте спрятано.
Тем временем «Нахимов» с миноносцами двинулся в пролив, явно обозначив намерение идти на прорыв. По местам выловленных мин удалось примерно определить расположение первой линии заграждения. Но она могла быть не единственной, так что крейсер только изображал готовность форсировать минное поле по одному из двух образовавшихся в нем и отмеченных по всем правилам проходов. Выставленные миноносцами вехи оставались на своих местах, так что со стороны это выглядело вполне правдоподобно.
Японцы повелись на провокацию, плюнув на уходящие транспорты и открыв огонь с тридцати пяти кабельтовых по боевым кораблям. В ответ загремели русские пушки. Кроме того, миноносцы, уже опередившие своего флагмана, начали забирать влево, все больше отдаляясь от черных скал полуострова Цугару, в то время как «Нахимов» все так же пер прямо в середину прохода, выдавая максимальные пятнадцать узлов и уже добившись накрытия главным калибром, в то время как японцы пока мазали.
Энквист надеялся вынудить противника делить свой огонь, одновременно отодвигая уязвимые легкие корабли как можно дальше от японских пушек. Конечно, сохранялась вероятность, что на восточном берегу пролива, где серые урывистые утесы казались более крутыми и вдобавок уходили своими склонами сразу в воду, тоже могут быть батареи. Японцы – народ трудолюбивый и целеустремленный, способный на многое. Но, по крайней мере, серьезных калибров с той стороны точно можно было не опасаться.
Надежды оправдались. Едва начав нащупывать групповую цель, после ее разделения, японцы замешкались. Миноносцы они доставали теперь только своим большим калибром, но тогда более крупного, доступного и опасного могли разве что пощекотать трехдюймовками. Это ни в коем случае не могло его остановить, конечно, если впереди не имелось что-то более опасное. Судя по тому, что они так и оставили едва досягаемые миноносцы приоритетными целями, им еще было чем нас удивить.
Как только стало ясно, что оттянуть огонь на себя не удается, Энквист распорядился не подходить ближе полумили к заграждению, а Ломану передать приказ: «Продолжать движение, произвести разведку пролива Таиродате на всю глубину и атаковать суда, скрывающиеся за мысом Хокаи и в гавани порта Аомори, а также ту мелочевку, что сейчас стала видна с верхних марсов крейсера под самым западным берегом прохода».
А «Нахимов» в 10:45 сбросил скорость, начав разворачиваться на обратный курс и менять стреляющий борт. К этому времени с клотиков его мачт смогли наконец разглядеть, кто приближался вдоль самой кромки береговой черты западной стороны пролива. Это оказалась длинная вереница небольших парусных судов, явно шедшая из Аомори на север, вместо того, чтобы скрыться в порту или другой укромной гавани. Их маршрут казался странным и нелогичным, потому вызывал сильные подозрения.
С миноносцев их наверняка еще не видели, так как расстояние превышало десять миль. А свернув «за угол», Ломан вообще мог с ними разминуться, что было бы нежелательно. Поэтому ему отмигали сначала ратьером, а потом и прожектором распоряжение: в первую очередь заняться подозрительными судами. Причем пришлось повторить дважды, пока получили отзыв о приеме. Сносимый ветром собственный дым и довольно интенсивный обстрел явно мешали ведению наблюдения с миноносцев в кормовых секторах.
В 10:49 отряд Ломана наконец выскочил из-под огня. После нескольких залпов, легших все возрастающими недолетами, батареи совсем оставили его в покое, переключившись на крейсер. Спустя еще три минуты миноносцы миновали мыс Хокаи, оказавшись в заливе Муцу.
По левому борту открылось обширное водное пространство входящих в него заливов Оминато и Нохедзи, ограниченное с востока гористым восточным берегом, на котором выгнулся растянутым горбом примерно посередине просматриваемой части горный массив Китаками. Его вершины, понижавшиеся к югу и северу, были едва различимы над белесой дымкой более чем в двадцати милях, а прямо по курсу где-то недалеко за горизонтом пока еще скрывался порт Аомори, лежащий в глубине одноименного залива. Оттуда вставали к небу многочисленные, но не густые дымы то ли из пароходных труб, то ли из заводских или фабричных.
Слева за мысом Ибосаки, совсем недалеко, усердно дымили три небольших парохода, стоявших на якорях. При появлении кораблей под Андреевским флагом они обрубили якорные канаты и дали ход, направляясь в сторону Оминато. Милях в четырех-пяти в той же стороне виднелся еще один, гораздо боле крупный, изо всех сил драпавший также на восток.
Если бы не только что полученное распоряжение с «Нахимова», Ломан непременно ввалился бы сейчас всем отрядом в залив Муцу для отлова и осмотра этих четырех судов. Они явно того заслуживали, особенно то, что успело дальше всех удрать. И только закончив с этим, вернулся бы на курс, ведущий к Аомори, скорее всего, уже не найдя там назначенных целей. Но теперь пришлось ограничиться отделением одного «двести пятого», и то лишь для поимки ближайшей мелочевки, наплевав на дальнего. А обоим «Циклонам» («№ 209» и «№ 211») двигать к противоположному берегу. Верхушки мачт с парусами головных судов в той стороне уже чуть просматривались поверх линии горизонта, но заманчивыми отнюдь не выглядели.
Однако, как оказалось, это было все же верным решением. Заметив приближение двух наших миноносцев, колонна парусников снова повела себя противоестественно. Они даже не пытались развернуться на обратный курс, а сколько могли, тянули на север, хорошо подгоняемые попутным ветром. Лишь в последний момент, когда дистанция сократилась всего до одной мили, резко свернули к берегу и выбросились на мель.
При этом четыре головных все же успели проскочить перед миноносцами, отогнанными с курса перехвата вновь переключившимися на них японскими шестидюймовками, и отделались незначительными повреждениями. А с тех, что перекосились под берегом, скребанув килями по дну, в воду сыпалась пехота, как горох из распоротого мешка, несмотря на илистое дно, резво барахтавшаяся в грязи и выбиравшаяся из воды, чтобы успеть скрыться среди деревьев и кустов.
Получалось, что Ломан своим прорывом сорвал переброску крупных подкреплений защитникам пролива. Конечно, большую часть пути они все же преодолели, а что осталось, пройдут пешком, правда, только после того, как хоть чуть-чуть подсушатся и почистятся. Но раньше ночи теперь никак не успеют. А из оружия и припасов у них осталось только то, что смогли вытащить с собой. Ломан об этом позаботился.
Резким разворотом выйдя из-под огня, оба миноносца двинулись на юг, ведя частый огонь с минимальной дистанции по теперь уже неподвижным целям и местам, где угадывалось хоть какое-то шевеление среди зарослей. Скоро вся перехваченная колонна судов, часть из которых загорелась, осталась позади, а впереди открылась панорама обширного рейда Аомори. Там дымили трубами несколько не очень больших пароходов, явно готовых дать ход. Число мелких рыбацких и каботажных парусных судов совершенно не поддавалось учету. Их было очень много.
Понимая, что малокалиберной артиллерией здесь ничего не добиться, начали готовить к бою «новинку сезона» – ракетные станки. Перед выходом из Владивостока каждый из миноносцев принял в носовые патронные погреба по дюжине самых мощных четырехдюймовых ракет конструкции Константинова с осколочной гранатой в боевой части. Пара станков для них хранились в кубрике и могли быть быстро установлены в специальные зажимы на палубе.
Стрельбу ракетами с миноносцев только успели опробовать на острове Аскольд перед самым выходом, добившись приемлемых результатов. Мишень (старую баржу, затонувшую от ветхости на мелководье) тогда накрыли с четырех кабельтовых уже третьей ракетой. Хотя дальность ее полета с осколочной боевой частью весом 4,1 килограмма достигала двух с половиной миль, попасть в цель с узкой качающейся палубы оказалось очень не просто даже с такой малой дистанции. И это еще в тихой бухте и без противодействия противника.
Теперь планировалось испытать новый вид оружия в боевых условиях. Брать призы даже не думали, поскольку прекрасно понимали, что обратно через батареи и мины их не протащить, так что задачей было произвести побольше шума, а также утопить и сжечь как можно больше.
Едва позволила дистанция, открыли огонь из пушек по судам, побуждая их команды спасаться. Это подействовало далеко не на всех. К берегу двинулось едва полтора десятка шлюпок, вероятно, всерьез всего пары миноносцев с их «хлопушками» никто не испугался. Даже когда в дело вступили пулеметы, ситуация не изменилась. Зато с четырех пароходов, двинувшихся навстречу, начали отвечать малокалиберные пушки.