езапно прекратились. Как позже выяснилось, атаковать пытались ополченцы. Причем склады оружия для них, только что мобилизованных, находились именно в замке, и они еще не успели его получить.
Ночью постоянно отбивали нападения небольших отрядов. Тот факт, что в бухте стоял наш крейсер-аэростатоносец, придавал некоторую уверенность, но укреплению обороны не способствовал. Хотя сигнальную вахту с ратьером от него в замок и свезли, поддержка огнем каждый раз запаздывала. Нападавшие успевали скрыться. Потерь не было, но никто не спал.
С утра 18-го вокруг Мацумаэ наблюдалось подозрительное шевеление. Весь день посменно неслась усиленная караульная служба. На охраняемую территорию пытались пробраться подозрительные личности, порой целыми группами. По ним стреляли без предупреждения. С тревогой ждали наступления темноты.
На следующий день гарнизон, проведший еще одну неспокойную ночь под ружейным огнем, получил передышку. Сначала над «Тереком» подняли аэростат, и почти сразу, едва рассвело, на рейде встали на якорь оба броненосца Небогатова. Сошедшие с них десантные роты осмотрели не только каждый дом в селении, но и местность вокруг, отловив либо истребив почти два десятка человек со старым оружием, настроенных весьма воинственно.
Когда броненосцы ушли на запад, кого-то встречать, гарнизон, снова оставшийся без опеки, был взбудоражен разгоревшейся стрельбой на перевалах, верстах в пяти-шести к востоку от Мацумаэ. Изготовились к обороне, ожидая мести со стороны недобитых ночных стрелков, хранителей музейного оружия.
Однако обстрел не возобновился. А когда почти через три часа смогли разглядеть явно армейскую колонну, спускавшуюся по дороге, рассекавшей противоположный горный склон за селением, с удивлением поняли, что обмундирование на них наше. Кое-как одета в японские мундиры была только небольшая группа в самой середине шествия, что-то тащившая попарно. Как выяснилось, своих и наших раненых.
По мере приближения, им дали условный сигнал, велев остановиться, после чего от колонны отделились три всадника, быстро оказавшихся перед воротами. Один из них, отрекомендовавшийся как поручик Рыбаков, потребовал командира. А когда тот сразу явился, доложил, что прибыл отряд капитана Щербакова, отправленный из Хакодате для усиления гарнизона и усмирения местного населения.
После объединения отрядов занялись дополнительным укреплением обороны и выяснением обстоятельств марш-броска. Выяснилось, что вдоль телеграфной линии шла вполне приличная дорога, двигаться по которой получалось даже быстрее, чем рассчитывали. Крестьянские деревни, встречавшиеся на пути, прошли без проблем, а в горах на перевале Осава, что в шести верстах к востоку от Мацумаэ, нагнали пеший вооруженный отряд из десяти человек. Поскольку те не ожидали появления русских с той стороны, их удалось быстро разоружить и связать.
Выслали разведку, которая сразу наткнулась на японский вооруженный лагерь. Двигавшиеся впереди пластуны сняли часовых, после чего атаковали всем отрядом. Часть обитателей лагеря перебили, часть захватили в плен, надеясь допросить их при помощи переводчика, которого ожидали найти в здешнем гарнизоне.
Но никакого переводчика в Мацумаэ, естественно, не было, так что пленных просто заперли в трех пустовавших погребах под надежной охраной, доложив о них в штаб телеграммой. Их обещали забрать первым же транспортом. Телеграфная линия, к удивлению многих, работала, и, когда установили доставленный с отрядом аппарат, быстро скопился целый ворох неотвеченных депеш из Хакодате и даже Есаси.
Поскольку местные японские телеграфисты успели надежно припрятать свое «средство производства» и укрыться сами, никто не надеялся на такую роскошь, как исправные проводные коммуникации, и в низенький домишко на окраине, к которому сходились линии столбов, связанных проводами, после захвата замка не заглядывали. Теперь же там организовали сильную круглосуточную охрану, расселив три ближайших дома под казармы.
Ближе к вечеру наблюдали возвращение наших броненосцев, охранявших караван транспортов. От этого зрелища у всех на душе стало спокойнее. Потом вернулся «Днепр», сразу начавший передачу части своих мелких пушек на трофей, который к ночи взял на себя обязанности брандвахты. Японцы заметно присмирели, так что ожидалась более спокойная ночь. Но дозоры, на всякий случай, все так же оставили усиленными.
Одновременно с началом активных действий эсминцев и пароходов «Днепру» предписывалось своими силами обеспечить захват островов Косима и Осима, лежащих западнее входа в Цугару из Японского моря. Параллельно крейсеру следовало организовать связь гарнизона Хакодате с десантами, высаженными на западное побережье Хоккайдо из залива Ольги. Один из них, по плану, уже должен был установить контроль над рыбацким селением Есаси на западном берегу полуострова Осима. Предполагалось обмениваться с ними информацией по радио, если не удастся восстановить телеграфную линию, похоже, поврежденную японцами.
Чуть южнее Есаси имелось еще одно селение с удобной гаванью. Называлось оно Каминокуни. Им тоже стоило заняться. Небогатов рассчитывал использовать бухты Есаси и Каминокуни в качестве запасных якорных стоянок для своего отряда. Поэтому, чтобы полностью их обезопасить, гарнизону Есаси вместе с экипажем крейсера-аэростатоносца предписывалось «освоить» еще и остров Окусири, в тридцати пяти милях от порта.
Параллельно с установлением контроля за северным берегом западного входа в Цугару примерно такой же гарнизон с пароходом-снабженцем планировалось разместить на востоке в селении Касиваноте у мыса Есамазаки на выходе в Тихий океан. Совсем рядом с ним имелась небольшая бухточка Есан. Добраться туда из Хакодате по суше было проще, так как имелась полноценная дорога вдоль берега, и расстояние меньше вдвое. Но она была совершенно открыта с юга, откуда гнало волну с океана.
Через переводчика опросив местных рыбаков, выяснили, что из-за этого стоянка в ней почти всегда неудобна, и они пользуются гаванью Тобошоке, уже за мысом Есамазаки, у северо-восточного ската горы Моунт. Однако это было уже за перевалами западных отрогов Моунт, довольно труднопроходимыми. К тому же, стоя за мысом, малочисленный отряд мог быть легко отрезан от основных сил, базирующихся в проливе, так что решили обживаться все же в Есане, выделив четыре наиболее ветхих парохода и полдюжины шхун из трофеев для затопления в качестве временного волнолома.
С целью блокирования залива Муцу и максимального осложнения навигации в нем было решено провести скрытные минные постановки с транспортов и миноносцев. Ввиду недостатка сил постоянно держать патрульные корабли у выхода из Таиродате казалось затруднительно, так что минирование считалось делом срочным. Когда совещание еще было в самом разгаре, в Хакодате отозвали один из эсминцев, занятых в прикрытии десантов. Предстояло организовать погрузку мин на его импровизированную минную палубу.
Вскоре после полудня в гавань вошел «Громкий», тут же ошвартовавшийся к борту «Фальке». Его командира сразу затребовали к адмиралу для доклада о переговорах с курильчанами. Тот предоставил непонятную депешу, записанную дословно. Штабным офицерам ее суть сразу стала ясной, поскольку о ситуации в северных водах вообще и о перспективных задачах своего соединения и соседей с востока сведений у них имелось больше. Поблагодарив капитана второго ранга Керна за бдительность, его отправили проследить за подготовкой к ночному рейду.
По причине отсутствия опыта в погрузке мин с палубы парохода на минные салазки миноносца эта работа затянулась до вечера. Но, в конце концов, все удалось закончить до заката. К этому времени под погрузку встал и вернувшийся «Грозный». «Громкий», уже принявший мины, дождался окончания работ на собрате, и в половине одиннадцатого вечера они оба вышли из залива, сразу двинувшись на юг. Вернувшись на рассвете следующего дня, Андржиевский доложил о постановке четырех минных банок на подходах к Аомори.
«Нахимов», дежуривший весь второй день операции у входа в Муцу, вернулся через три часа после захода солнца. В строгом соответствии с полученным еще утром приказом, перед уходом с помощью имевшихся шлюпок изобразили развертывание дозора по образу вчерашнего. Надеялись, что такая примитивная мера хотя бы заставит противника осторожничать и не ввязываться в затяжной бой при встрече с миноносцами.
Весь следующий день миноносники занимались ремонтом и обслуживанием механизмов, а ночью минирование продолжили. Участвовали, кроме той же пары эсминцев, еще и пароходы «Фальке» и «Бетак», имевшие необходимое оборудование. Их охраняли номерные миноносцы. На этот раз, кроме еще четырех банок в самом проливе Таиродате, минные заграждения установили и у входа в него, севернее японского, напротив прохода у батарей. Японских дозорных судов встречено не было. На берегу никаких огней также не наблюдалось. Радиотелеграфирования – тоже. Исходя из этого, можно было считать, что минирование удалось утаить от противника.
Все это время на форте Цугару велись работы по переустройству позиций японской полупустой гаубичной береговой батареи под 120-миллиметровые орудия, снимаемые с пароходов. Их устанавливали в уже готовых двориках на деревянных помостах, позволявших вести огонь поверх высоких брустверов и служивших одновременно фундаментами пушек. Параллельно строились малокалиберные противоминоносные и противотральные батареи из морских и полевых пушек на входе в залив и в его глубине. На сухопутном периметре обороны в авральном порядке возводились укрепления, начатые еще японцами, и сооружались новые. Ни о каком отдыхе некогда было даже и думать. Нападения ожидали в любой момент.
Однако противник не проявлял активности, за исключением попытки пересечения пролива еще ночью с 17-го на 18 сентября небольшим пароходом, встреченным «211-м» к юго-востоку от селения Кокинай, куда, по-видимому, и направлялось судно. Поскольку миноносец потерял его в темноте, а поднятые по тревоге катерные и прочие дозоры его так и не обнаружили, пароход, вероятно, вернулся обратно.