И Алене снова стало страшно. Так страшно, что она вдруг кинулась бежать — на сей раз в правильном направлении, к усадьбе Терри, и мчалась во всю прыть, каждую минуту ожидая услышать запаленное дыхание за спиной или вообще словить пулю между лопаток… А вдруг дурацкие ковбойские кольты не такие уж дурацкие, а настоящие, вдруг заряжены по-настоящему?
Алена прибежала, успокоилась, а потом началась милонга. И теперь она снова испытывала тот же жуткий страх. Габриэль отменно танцует. Он обожает аргентинское танго — сам об этом сказал.
Что, вот что он делал ночью около дома Сильви?
Выслеживал Алену? Неужели снова случайность, совпадение? Или нет? Два синих одеяла, два убийства — и дважды рядом Габриэль. Это тоже совпадения? Или.., нет?
Мы протиснулись в темноту мужской камеры и несколько мгновений стояли молча, давая глазам привыкнуть. Здесь царила совсем другая тишина — тишина пустоты, и ноздри мои напряглись, почуяв запах сырой земли. Значит, и правда был сделан подкоп! И люди через него ушли!
— Ну да, — шепнула Малгожата, — я ведь говорила! Их нет! Они уже на свободе. Теперь наш черед!
Надзиратель чиркнул спичкой, освещая камеру. Она была пуста, и мы увидели горку земли в углу, возле последних в ряду нар.
Метнулись туда — в полу зияла дыра. Спичка погасла. Надзиратель зажег еще одну. Потом выхватил из-под мундира палку, обмотанную чем-то, пахнущим смолой. Поднес к ней спичку — это оказался факел, который вмиг запылал.
— Скорей! — сказал он. — Спускайтесь. Огня хватит ненадолго. Смотрите внимательно под ноги, берегите себя.
На меня он даже не глядел. Вся его забота, все слова были обращены к одной Малгожате.
— Я буду ждать тебя где условились, — проговорила она, легко коснувшись его лица рукой. И выставила ладонь, останавливая рванувшегося к ней мужчину:
— Тише! Потом! Зоя, надень ботинки!
Я опустилась на пол, сунула ноги в ботинки, кое-как затянула шнурки, вскочила. Малгожата стояла над ямой, подсвечивая факелом. Потом она проворно присела на край и опустила было туда ноги, но тотчас вскочила:
— Нет! Страшно!
Голос ее сделался жалобным, как у ребенка.
— Давай я пойду вперед, — предложила я, хотя и мне было страшно, почти невыносимо страшно.
— Нет! — Малгожата вцепилась в мою руку. — Нет, я боюсь! Гжегош! — Она с умоляющим видом повернулась к надзирателю, которого, как оказалось, звали Григорием, что по-польски Гжегош. — Пойди ты первый. Я боюсь.
«Ему нельзя спускаться в подкоп! — мелькнуло у меня в голове. — Там разрытая сырая земля, которой он перепачкается с головы до ног! И когда вернется, красные сразу поймут…»
Я уже приоткрыла рот, чтобы сказать это, однако Малгожата, сжимавшая мою руку, вдруг вонзила в меня ногти, словно кошка, которая выпускает коготки, чтобы удержать рвущуюся мышь.
«Молчи! — словно бы приказал мне этот жест. — Молчи!»
И я промолчала.
Видимо, Григорий был вовсе зачарован этой женщиной — повиновался он ей рабски. Не промедлив ни мгновения, не поперечив ей ни словом, он опустил ноги в подкоп и спрыгнул вниз. Высота лаза была ему по грудь, но он ведь очень низкорослый. Нам с Малгожатой будет чуть выше пояса. Значит, придется ползти на коленях.
«На что же мы станем похожи? — с тоской подумала я. — Мои чулки, мои последние чулки — они протрутся на коленях! А что станется с пеньюаром Малгожаты?!»
Право, есть мысли, которые способны прийти в голову только женщине! Мужчине до такого не додуматься вовеки.
Ладно, сейчас главное — выбраться из тюрьмы, а там видно будет!
И вдруг я вздрогнула… Из-под земли, из тьмы, словно бы из преисподней, донесся мучительный стон.., едва различимый, точно вздох…
— Что это? — похолодев от ужаса, прохрипела я. — Что это было?!
— Я так и знала… — пробормотала Малгожата севшим голосом. — Я так и знала, что кто-то остался караулить выход с той стороны. Они боялись погони. Надо подождать хотя бы четверть часа. Они должны убедиться, что Гжегош был один, что они могут спокойно уйти.
Я с трудом поняла, о чем она. Ну да, бежавшие офицеры опасались погони, поэтому поджидали у лаза, не появится ли из него кто. И верный Григорий принял тот удар ножом или пулю, которая иначе досталась бы Малгожате или мне, пойди я первой, как собиралась!
«Нет, — вяло подумала я, — это был именно нож, а не пуля. Иначе мы бы услышали выстрел, да и не только мы, охрана тоже. Стрелять беглецам было небезопасно».
И тут же я ахнула, поразившись собственному бездушию и спокойствию Малгожаты:
— Ты.., знала?!
— Успокойся, — холодно приказала она. — Кто-то должен был погибнуть. Лучше он, чем мы. А кроме того, это честнее, чем разорвать ему сердце обманом. Еще, чего доброго, начал бы гнаться за нами, преследовать, выдал бы… А так он умер героем. Может быть, красные занесут его в свои святцы. А со мной он сможет поквитаться.., там, где кипит смола в котлах и трещат дрова адских костров. Молчи и слушай. Они должны убедиться, что здесь больше никого нет, и уйти. Иначе мы тоже пропадем.
Не знаю, сколько времени провели мы с этой неумолимой женщиной, склонясь над сырой яминой, ставшей могилой верного Григория. Мне казалось, прошло много часов. Но вот до меня долетел бой на старой колокольне: один удар.., второй.., третий… Неужели прошло всего лишь полчаса с тех пор, как мы вышли из нашей камеры?!
— Придется рисковать, — прошептала Малгожата. — Боюсь, кто-нибудь хватится Григория. Ждать больше нельзя.
Я шагнула к яме. Я не сомневалась, что она отправит меня первой — чтобы, если нас все же стережет засада, первый удар достался мне. Я вдруг подумала, что именно за этим она и взяла меня с собой — в качестве живого щита!
Гордость не позволила мне сказать хоть слово. Я только потянула с плеч камизэльку, чтобы вернуть хозяйке, но Малгожата увидела это движение и правильно его поняла.
— Ну нет! — усмехнулась она. — Ну уж нет, первой пойду я! Люблю испытывать судьбу! К тому же я точно знаю, что ничего со мной не случится.
И не успела я и глазом моргнуть, как она села на край ямины и прыгнула вниз. Охнула, засмеялась и, бросив насмешливо:
— Догоняй, сокровище мое! — исчезла в темноте.
Деваться от этих мыслей было совершенно некуда. И некуда было деваться от страха. Тем более что боялась-то Алена теперь не только за себя. А Марина с Лизонькой? А Морис? Если именно Габриэль прикончил тех двоих, что ему помешает совершить еще одно, еще другое, еще третье убийство? Может быть, Алена прочитала (и написала!) слишком много детективов, может быть, у нее разыгралось воображение, может быть, убить не так-то и легко, как утверждает известное произведение Агаты Кристи, но справиться с собой и со своими страхами нашей героине было уже невозможно.
Конечно, как у всякого добропорядочного существа, у нее мелькнула мысль все же обратиться в полицию. Но.., доказательств вины Габриэля ровно столько же, сколько и доказательств ее собственной вины. Ей ведь могут сказать: а докажите, сударыня, что не вы зарезали этого бедолагу. Чем? Да чем-нибудь. Зачем? Да зачем-нибудь! Еще и в самом деле посадят до окончания следствия по делу, черт их знает, этих французских полицейских… Жаль, что не с кем посоветоваться. Правда, сестра Марины замужем за французским частным детективом Бертраном Баре, с которым у Алены еще с прошлого года установились наилучшие отношения (вместе обводили вокруг пальца русско-французского киллера Никиту Шершнева!), однако сейчас Бертрана не было в Париже: семейство Баре гостило в Бретани, у его сестры. Приходилось, как обычно, рассчитывать только на себя. Но единственное, что могла сделать Алена для собственной безопасности и собственного спокойствия, это найти Габриэля в Париже — и потихоньку следить за ним.
Легче сказать, чем сделать!
Или лучше не делать вообще ничего? Если Габриэль и в самом деле опасен, если он и впрямь убийца, от него можно спастись самой и спасти дорогих тебе людей только одним-единственным способом: убедив его в собственной безвредности. В том, что она не намерена никому открывать жутких тайн, сопровождавших их знакомство, а главное, сама эти тайны открывать не намерена. Ей ни до чего нет дела! Она не намерена высовываться, она будет сидеть тихо — тише воды ниже травы!
Дело за малым — как осведомить о своем решении Габриэля? Как его найти? Алена ведь ни у кого на свете, даже у Марины, а тем паче у кого-то из ее родственников, не может спросить, где отыскать мсье Мартена. Можно представить, какой шум поднимется! И еще не факт, что возмущенная famille не заставит Марину и Мориса отказать от дома гипотетической разрушительнице счастья бедняжки Амели! И им будет совершенно наплевать на то, что Алена не собирается разрушать чье бы то ни было счастье…
Однако какой странный народ в этой famille: похоже, из чистого сочувствия к несчастной девушке готовы спихнуть ее замуж абы за кого. Интересно, что они вообще знают о Габриэле? Да ведь невооруженным глазом видно, что он авантюрист, наглец, опасный игрок и вообще — вульгарный охотник за приданым. Хотя нет, пожалуй, приданое Амели ему не так уж и нужно: в одночасье купить одну машину (и какую!) вместо другой, заявив, что проще купить новую, чем отремонтировать старую, способен человек отнюдь не бедный. Точнее сказать, богатый, очень богатый. Но, во-первых, денег всегда мало, это аксиома. Бедняку мало его грошей, миллионеру — его миллионов, миллиардеру — его миллиардов. А во-вторых, каково происхождение богатства Габриэля? Не нами, не нами сказано, что в основе каждого крупного состояния лежит преступление!
И вот опять наша детективщица вернулась в своих размышлениях к исходному пункту: Габриэль, конечно, еще тот парень, от него надо держаться подальше, его нельзя раздражать… Если не ради себя, то хотя бы ради Лизочки!
Распрямив безбожно ноющую ногу, Алена задумчиво слушала диск Пьяццолы (она теперь никакой другой музыки не могла слушать, только аргентинское танго, как заколдованная!). Хорошо, та безумная жара, которая дни и ночи стояла в Туре, сменилась после приезда в Париж приятной прохладой. И, очень может быть, скоро нагрянут дожди вопреки прогнозам синоптиков.