Во я завернул!
Женщина, сидящая за рулем, молчала и что-то напряженно обдумывала, глядя прямо перед собой. А мимо машины прогуливался беспечный народ, с легким недоумением посматривая на неположенное здесь транспортное средство.
Смешная девчонка лет пяти в пухлом красном пальтишке и вязаной шапочке пыталась даже приспособить ниточку от своего воздушного шара на радиатор «жигуля», за что тут же получила легкий нагоняй от мамаши, специально отставшей от многочисленной группы родственников, дефилирующих по Приморскому бульвару. Кончилось тем, что шарик вырвался на волю и, гонимый морским бризом, поскакал к одной из припорошенных снегом клумб. Все семейство экстренно развернулось и бросилось воодушевленно ловить воздушного мерзавца.
Я невольно прыснул. Как все же сильна во мне детская половина!
– Тебе нравится жить в этом времени? – неожиданно спросила меня Диана. – Конкретно в этой стране, среди этих вот людей, которые сейчас так азартно топчут газон на Приморском бульваре?
При чем тут…
Что это вообще за вопрос?
– Нравится мне все, – немного резковато ответил я, – и люди в том числе. Подумаешь, газон…
– А в девяностых – нравилось?
Я уставился на Диану. Нет, ну понятно – она эти девяностые тоже видела, и я так понял – не один раз. Только к чему она клонит?
– А в девяностых не нравилось! – Я чуть сбавил тон, но все равно прозвучало вызывающе. – Хотя это и была моя юность, мне тридцати тогда еще не было. Только все эти мои «золотые денечки» были потрачены на то, чтобы кусок хлеба достать для семьи, так как зарплату не давали по пять месяцев. Благо в воинской части можно было буханку у хлебореза выклянчить. Мне, офицеру! У сопливого солдатика, который оказался при харчах в столовой! А дома жена без работы и карапуз четырехлетний. Вот и крутись, как хочешь. Короче, дерьмовое было время, мадам, извиняюсь, конечно, за фекальное сравнение…
Семья все же поймала воздушный шарик, и все теперь дружно пытались успокоить безутешную девчулю. Девчуля оглушительно рыдала, так что было слышно даже нам в салоне при закрытых дверях. А еще она зачем-то тыкала пальчиком в наш радиатор.
– А что вы скажете, Виктор Анатольевич, на то, что чисто теоретически существует шанс избежать развала страны в девяносто первом году? – Диана наконец-то повернула голову и внимательно посмотрела мне в лицо. – И шанс этот может оказаться в ваших руках.
Я опешил.
– В моих? А я тут вообще при чем?
– Ни при чем. Пока…
– Пока?
Что за бред? Что она тут исполняет?
– Невероятно звучит? – Диана усмехнулась. – А то, что я организовала ваш провал в детство, – это что, в порядке вещей? Это вы считаете вероятным?
– Кстати, о птичках, – экстренно собирал я мысли в кучу, – коли пошел такой вот разговор, не хотите ли меня просветить уже – как вообще все это возможно? Что значит «организовала ваш провал в детство»?
– Не знаю, – легкомысленно отмахнулась Диана, – я вообще не представляю механизма этих явлений. Мне достаточно лишь сформулировать в голове идею, конкретную цель, и я уже знаю, что в одном из перерождений нужно угнать автомобиль «москвич» желтого цвета, фургон, самой надеть зеленый комбез и в нужном месте боднуть радиатором нужного первоклашку. И он окажется именно тем человеком, на которого я положила глаз в две тысячи пятнадцатом году.
У меня отвалилась челюсть:
– Так просто?
– Ну да. Представь, что ты, скажем, футболист, и тебе нужно пробить штрафной удар. Перед тобой – мяч и ворота. Разве думаешь ты, с какой ноги начнешь бег, сколько шагов до мяча и сколько травинок пригнутся под твоими подошвами?
– Вообще-то… если откинуть травинки, все остальное некоторые профессионалы просчитывают – и толчковую ногу, и количество шагов…
– А некоторые даже и не задумываются, – легко перебила меня Диана, – такие, как я, например. Просто бьют по мячу, целясь в девятку. Если хороший игрок – попадешь куда нужно, если плохой – в лучшем случае штанга или перекладина. Так вот я – очень хороший игрок!
– Кто бы сомневался… А что значит выражение «в одном из перерождений»?
Диана поджала губы и слегка покачала головой:
– Нельзя мне тебе все рассказывать. Это я тоже отчетливо чувствую.
– Но как? Как вы это можете чувствовать?
– Не знаю…
Мне захотелось дать ей по затылку. Можно и доской-дюймовкой…
– Послушайте, Диана Сергеевна. Вы только что сватали меня на прогрессорскую деятельность – на «святую миссию» сохранения в целости и сохранности Советского нашего всеми любимого Союза! И вы говорите мне «не знаю»?
– Да, говорю. Потому что я действительно не знаю, откуда это все берется.
– Но… как после этого прикажете мне вообще вас всерьез воспринимать?
Диана просто пожала плечами.
Как девчонка! Как та самая рева-корова с шариками на Приморском.
Только вот… другого уровня. Уровня «Бог»!
По лобовому стеклу машины гулко сыпануло снежной крупой. «Заряд с моря прилетел», – машинально отметил я. Погода начинала постепенно портиться, налетели какие-то косматые тучки темно-серого цвета, ветер погнал по бульвару редкие мокрые листья платана.
– А ты Полинку помнишь? – вдруг спросила меня Диана. – Ту самую смешную девчонку, внутри которой пряталась бабушка в сто лет?
– Еще бы я ее забыл, – проворчал я.
Целая эпопея была прошлым летом с этой Полинкой.
Диана почему-то улыбнулась, будто вспомнила что-то приятное для себя:
– Ведь она проживала свое третье перерождение, не так ли?
– Ну, так.
– И умела прыгать в реальности на двое суток назад, она должна была тебе это рассказать.
– Ага. Рассказала. Прыгать-то она, конечно, умела. Только через свое собственное самоубийство, – напомнил я мрачно. – Темпоральный суицид. Именно так она и ушла… из моей версии бытия.
– «Версия бытия»! Умеешь ты красиво формулировать, – усмехнулась Диана. – Никак замполитом был в прошлой жизни?
– А то вы не знаете?
– Знаю. Конечно, знаю. А вот ты, замполит, можешь предположить, какое свойство приобретет твоя подружка Полина при четвертом перерождении? Или при пятом, при десятом?
Ах, вот оно в чем дело!
Значит, так все это работает: прожил очередную жизнь – получил бонус, прожил вторую – новый «скилл», третью – еще одна «абилка» до кучи, и так далее, до бесконечности!
– Бог с ней, с Полинкой. – Я развернулся всем корпусом и уставился на Диану. – Тут, сдается мне, дела поинтереснее! А у вас сколько таких перерождений, девушка? Не поделитесь секретом?
Женщина рассмеялась легко и беззаботно. Только что ведь букой сидела, губки покусывала, теперь ржет, как лошадь английская…
– Не поделюсь, Витя. Честное слово, не могу.
– Мне послышалось? Про «честное слово»?
Вновь смеется.
– Одно скажу, – успокаиваясь, сделала она мне одолжение, – в числе прочего я научилась самостоятельно управлять собственными перерождениями. Без привязки к конечной и стартовой точкам процесса. И «москвич» мне теперь не нужен в качестве катализатора. Давно уже. А вариантная цепочка моих появлений в этой реальности может корректно вписываться в твой одиночный жизненный цикл. В смысле – ты меня помнишь, а окружающие как будто и не видели. Коротенькое мини-перерождение в рамках твоего персонального течения времени.
Я слегка потряс головой.
– Это… как с Агриппиной? Там, в классе. И газету вы подменили?
– Ну, вот видишь, все ты понимаешь в целом правильно. Только не газету я подменила, а реальность, в которой некий корреспондент написал кое-что лишнее в своем очерке про убийство на улице Эстонской. Его нужные товарищи просто поправили, чтобы не заблуждался. А детали… не нужны тебе детали.
– Почему? – уцепился я, хотя что-то такое смутно стал осознавать. – Почему вас так беспокоит, что мне станут известны детали? И почему вы, принцесса Диана, желаете поставить именно на меня? На темную и необъезженную лошадку? Вы! Почти всесильное создание. Вы сами почему не сделаете того, чего хотите добиться от меня в конечном итоге?
И тут беседа прервалась.
Мне даже на миг показалось, что Диана выскальзывает, как я выразился, из моего варианта бытия, чтобы продемонстрировать свое могущество во времени, но… она просто замолчала. И замкнулась.
Ответ был где-то рядом.
Он рвался наружу, он вопил о своей грандиозности и простоте. И он сам себя отрицал. Вся суть была в этом парадоксе – нельзя было Диане отвечать на мой вопрос! Исчезла бы основная суть, главное содержание, из-за которого она, человеко-Бог, вообще связалась со мной.
Нельзя пешке обладать знанием ферзя, иначе перестанет она быть пешкой, станет на какой-то малюсенький шажочек ближе к королю, преобразится в ладью, в коня, в кого угодно, только не в новую пешку. И… потеряет свое волшебное качество – способность при определенных обстоятельствах превращаться в сильнейшую фигуру всего действа!
Ради чего все это и было затеяно, по всей видимости.
– Ну ладно, – сжалился я. – Вопрос снимается. Я так я, вам виднее. Так что мне дальше-то делать?
Диана не отвечала.
Еще один снежный заряд гулко прошелся по крыше и лобовому стеклу автомобиля. Этот был чуть продолжительней. И громче. Порыв ветра ощутимо качнул машину, из-под верхней кромки стекла потянуло холодом – не до конца поднято. Я дернул за «кривулину» на дверце, сквозняк прекратился.
– Я не знаю, – еле слышно произнесла Диана. – Ты ведь понял, что, кроме всего прочего, я могу чувствовать варианты грядущей реальности. Это как… запутанная рыбацкая сеть, переплетенные нити, да… не суть.
– И что? – решил я ее подтолкнуть чуток: тянет, понимаешь, кота за хвост.
– И… в одной из реальностей твоя нить… как бы рвется. Если ты очень близко подходишь к разоблачению очень страшного человека…
– Того, кто убил Кондратьева с семьей?
– Да. Только…
Снежная крупа замолотила по крыше уже на постоянной основе. В машине стало реально холодно. Я поежился.