Антон Палыч Чехов писал в письмах, что очень любит пить, петь, плясать в шумной гульбе.
Замечу, вначале эмоция, чувство обретает форму метафоры, мифа, а потом уже насилуется как литературный приём, «красная свитка» Гоголя появлялась среди Сорочинской ярмарки. Это гармонично и сообразно, в дугу, в масть, национально, так же, как твоя красная рубаха над степью, это и заря, и «рукава, метнувшиеся птицей к небесам», и прекрасная юность, мечта, торжество жизни и её лучшая часть – смелость духа, которая несмотря ни на что, простреливает как злак, будущая жизнь – росток.
А вот яркий пример использования естества, мифологической находки, как формы чувства, в виде литературного приема. Это почти весь Булгаков Михаил. Все безнационально и мертво.
Позднее я узнал, что ты одной крови с Павлом Васильевым, Владимиром Цыбиным… Более подробно мы сошлись в великом горе, когда разрушилось наше Отечество – Великий СССР, нашими и не нашими руками в исторических свершениях и потугах… Мне нравилось, как ты пишешь, нравилась простота, открытость и взаимопонимание, да что говорить, полярные поэтические души возможно и не сходятся, но благословен день и час встречи с поэтом! Ты меня называл, порой, искренне и по-мальчишески отважно и забавно дядькой Вовкой. Мне этакое обращение полюбилось своей доверительностью, оно все ставило на свои места. Вообще ход имен, их преобразование, «отесывание» до неузнаваемости по законам определенных языков потрясающе удивительны. Например, как трудно убедить современного человека, что Дед Мазай – это Масай, Мойша, то есть Моисей. А твоего отца звали Георгий (это письмо набираю на компьютере на Георгия Весеннего, когда прилетает к нам соловей, на Егория) древнее имя Георгий – Гюрге, отсюда по звуку Юрий, ну а Георг превратился в Жоржа благодаря французам: у них звук «г» порой читается, как «ж», например у Хлебникова о Есенине и Мариенгофе, когда они приехали в Харьков:Московская колымага,
В ней два имаго.
Латинское «имаго» во французском произносится как «имажо», то есть – два имажиниста. Тоже Иван, Жан, Ян, Хуан, Жуан, кстати есть в Москве кафе «Дон-Иван», это бессмертное детище Жана Батиста Поклеена (Мольера).
Наше с тобой одноименность – Владимир имеет свою систему видоизменения, но если я пойду этим путем, то вконец забуду зачем пишу тебе письмо, мой незабвенный дядька Вовка. В детстве меня дразнили сверстники: «Вова-корова, дай молока!» чем доводили до слёз. В связи с этим я написал шутливое стихотворение, когда потихоньку стало исчезать в России натуральное коровье молоко и коровье масло, на котором мы росли с тобой с добавкой мёда с лепёшками… Спортсменов наших и солдат надо бы питать натуральными продуктами, тогда и результаты будут иными. Русский крестьянин-солдат четыре года пахал в Отечественную не благодаря тушенке, а прочной и могущественной закваске и заправке хлеба-соли…
Избранное ты назвал «Испытания», мысль твоя понятна, это смысл, долг и наказание Господа тебе на всю твою жизнь – нести крест свой, именно свой, а не чей-то… И в радости… В муках рожденное слово… Этот символ твоего пути есть название книги «Испытания».Как я рад великой перемене!
Как я рад и солнцу, и копне!
Прикорнул от радости на сене —
Даль приснилась розовая мне.
А за этой розовою далью
Ты платок полощешь голубой,
И полны глаза твои печалью,
И полны глаза твои мольбой.
Ты «говоришь теперь кудряво», весело и пернато, как соловей, и как не всегда видимая кукушка, незамысловато, как суслик, и величаво, как степной беркут… А вообще радость не есть простота, а сложное чувство наполненности жизнью, которая проста в своей сложности, а иначе она давно бы исчезла с лица земли.
В тебе естественно сочетаются поколения, – это благодаря древнему слову и таланту. Современный человек мало знает русских слов, о причине этого явления говорить противно; образование есть у него, но такое, которое удаляет от первообраза человека, то есть он, человек нынешний, в своей массе о-без – образен, и это во сто крат бедственнее, нежели полное невежество и безграмотность, но ведь не спрячешься от поучений телевизора, радио, компьютера… Всевозможных газетенок, песенок и рекламных роликов…
Слава Богу не танковых! «В тени прилягу под копной». Вероятно, необходима сноска для слова «копна»…и т. д.
Нет начитанности. Что за слова: зело, вельми, вестимо, вечор, десно, крестцы… В стихотворении «Метель» просто и метафорически незатейливо проигрывается обычная человеческая жизнь в её историческом корне, в поклонении русскому слову, его древлеву, изначальному смыслу через решетки реальности.В краю таёжном и далёком,
Там, где нельзя окинуть оком
Ни глушь дремучую, ни степь,
Метель посажена на цепь.
…………………
Там по суглинистому скату
Крылечко стелется к закату,
По брови вросшему в быльё
И стерегущему жильё…
…………………..
В концовке заколочена вся мысль-чувство стихотворения, знание автором законов природы, тайги:
В краю таежном и далёком
Тому бесстрастность выйдет боком,
Кто, греясь возле очага,
Не вздрогнет, словно от испуга,
Не выйдет в ночь на голос друга,
На крик о помощи – врага.
Господи! Как же ныне попираются законы и Твои, и природы… Да, знаем, знаем, что наш эгоизм, гордыня выйдут боком, но не сейчас же – так думают некоторые. А потому порой трудно осуждать неких «тиранов», которые карали сразу же нравственного и физического преступника, не дожидаясь Божьей кары, Божьего суда…
В какой-то степени, ты, Володя, один из немногих по части усвоения русского фольклора, по бешенному, как молния, раскатистому русскому слову. По отваге своей мудрости и скоморошеству калик-перехожих, этих «Божиих птиц», ты впереди паровоза. Ты растворил в себе древность. Ты многое усвоил. Ты прославил, как колдун, наших предков и они тебя не предадут. Я не усваиваю Блока, Пастернака, многих из придуманного серебряного века и даже Маяковского, несмотря на то, что он стоит, раскорячившись, как ЛЭПовская опора среди русских степей…
Кто мне назовёт более гармонически-затейливую фантазию русских сказочников, которые изображали жрицу Бабу-Ягу-Йогу: «на печи на девятом кирпичи, лежит Баба-Яга, костяная нога, нос в потолок врос, сопли через порог висят, титьки на крюку замотаны, сама зубы точит, языком сажу загребает».
Просвещенные и посвященные знают, что лучше русского языка на земле не сыскать по выразительности, ассоциативности, корневой образности, изящного, многозначного, в одно ухо входящего в другое выходящего, подвижного, летающего под облака орлом, серым волком по земле рыскающего и белкой по древесам. Ты, Бояринов все эти качества нашего орудия знаешь. Знает и наше Православие, самая приближенная к Творцу религия, Его величие и аскезу. Это жизнь среди всех и для всех… Это и будущее, и начало.
Однако человек ограничен не только телом своим. Он устает от жизни и уходит, чтобы пополнить резервуары быстро уходящей энергии, в этом свидетель твое стихотворение «Буду жить на старой даче, между мхов и лопухов…» Володя, когда у некоторых краплёная колода, они все кричат о новом и новейшем, всё по-новому, да по-новому, а когда же по-доброму? Когда же энергопотенциал окажется на нуле, то подобно Рубцову скажут: «За все хоромы я не отдаю Мой низкий дом с крапивой под оконцем…» И я тебя понимаю, что ум – великий убийца – он отпускает душу на волю:Раньше складывал в тетради
Всё, что помню и люблю,
А теперь сижу в засаде:
Мысль появится – убью!
Сказал, как выстрелил, что ж, издержки нашей профессии, не всем же заглушать грусть свою вином…
Перлы поэтические рассыпаны повсеместно: Пора отречься от свободы в угоду бойкого пера… Приговорен я к высшей мере – гореть на медленном огне… Где мое сердце упало, там похоронена мать… Как рванёт однажды точка, так вселенную родит… Мысль глубокая, ты, как знаток сказок, знаешь Кощея: смерть его – на кончике иглы, но и новая жизнь – на кончике иглы… «Весна идет – и зацвели Подснежники в оленьих взорах»…
Вот отдохнул на старой даче и пошли-поехали удалые стихи: «Ляжет грусть через Русь, я повдоль пройдусь». Чудо поэзии! А вот – чудо из чудес – твой Пётр. Стихотворение своей необычностью, меткостью, бесстрашием в своей правоте сшибает с ног!Мы Россию крепко любим,
Мы ей голову отрубим, —
Не ходить же молодой
По Европе с бородой!
Мы присвистнем молодецки,
Мы вам крикнем по-немецки:
От ревнителей пера
Императору: Ура!
А вот стихотворение «Без шуточек» с намёком, ассоциативное, малостопное по размеру, с кажущейся простоватостью, с хитрецой и ухмылкой, где забытый ныне дедушка Крылов Трифона величает Тришкой, трёшкой:
Из-под кафтана тришкина
Достану томик Пришвина,
И жизнь в родном краю
В момент перекрою!
Вот, Владимир опять на ум мне пало беспокойство, что поэзия станет уделом немногих, ведь молодёжь нынешняя не знает русского языка и литературы, и боязно, что несмотря на богатую культуру некому её будет толковать, не поможет ни Владимир Даль, ни равноапостольский князь Владимир Красное Солнышко. Как знать… я сомневаюсь, что школьники знают басню «Тришкин кафтан»… А, может, я превратился в профессионального ворчуна от литературы?.. Вселяет веру твой Пётр лесоруб и дровосек:
Он – Юпитер, он – кондитер,
Он испёк чудесный Питер,
Что на краешке стола
Во главе стоит угла!
Я затрудняюсь определить это стихотворное явление: раешник? – Нет.
Частушечная хватка здесь налицо, как выеденное яйцо. Не знаю. Ты, товарищ Бояринов, просто молодец во главе угла.