— Ты потому так настаивал, чтобы мы забрали все одеяла? — быстро спросил ирландец, не желавший, чтобы начинающаяся перепалка, как это уже неоднократно происходило за последние дни, переросла в вялотекущую свару. — Так, Ханко?
— Угу, — кивнул проводник. — Пончо из них, конечно, дрянные, но если надеть три подряд, то кое-как прожить можно… недолго, правда.
— Эта жуткая вонь…
— Мисс, — развернулся к Линде проводник. — Там, в миле над нами, ветер меньше чем за час выдует запах из всех уголков этих шкур. Но вы перестанете слышать его задолго до этого — я вам обещаю. Твердо.
— Интересно, почему же? — надменно осведомилась девушка. — Полагаете, я так быстро сумею к нему привыкнуть?
— Нет, — отрицательно мотнул головой Ханко. — Просто из вашего очаровательно носика, который вы так старательно зажимаете, вырастут две сосульки размером с моржовые бивни.
— Вы… вы… — задохнулась мисс Келлер. — Вы…
— Линда, прошу тебя, прекрати, — взмолился капитан.
— А что я, по-твоему, должна благодарить…
— Конечно же, должна, — перебил Линду подошедший профессор Моргенау. — Равно как и мы все должны ежеминутно благодарить мистера Ханко наравне с Господом нашим, во-первых, за то, что он избавил нас от участи пиршественного блюда, во-вторых, за то, что он не бросил нас посреди прерии, а, наоборот, предоставил возможность…
— Как же, как же…
— …продолжать выполнение нашей миссии в его обществе, — невозмутимо закончил Генри. — Что же касается предоставленной им теплой одежды, то эта услуга заслуживает совершенно отдельной благодарности.
— Благодарности? Да это его обязанность — обеспечить нас…
— Мисс Келлер, — укоризненно нахмурился Моргенау. — Вы упорно продолжаете меня удивлять… и разочаровывать. Если мистер Ханко и имеет перед кем-то из нас обязательства, то этим кто-то является его непосредственный наниматель, мистер Уин.
— К слову, проф, — вставил проводник, — большая часть той благодарности, о которой вы так занятно толкуете, по совести говоря, должна быть предназначена ему. Потому как он отказался от своего преимущественного права на эту одежду.
— Как ни прискорбно в этом признаваться, — раздался веселый голос гнома откуда-то сверху, — но при первом же взгляде на это, прости, Крис, тряпье я испытал те же чувства, что и мисс Пума. Так что не надо переоценивать мое благородство — большую часть его я умудрился проиграть в карты еще до первого пуха на щеках.
— Но как же, — углядеть в закатных сумерках устроившегося в пяти ярдах над землей Малыша сумел только привычный к ночным бдениям астролог, — вы планируете обойтись без этого, как вы изволили выразиться, тряпья?
— Я же гном, — хмыкнул Уин. — Горы для меня — дом родной. Ну а если серьезно — совершу надругательство над своим спальным мешком, благо нитка с иголкой имеется. Мне сдается, что жилет из гагачьего пуха защитит меня куда лучше. Кстати, верхней половиной могу с кем-нибудь поделиться. Мисс Пума, не желаете примерить?
— Благодарю вас, мистер Уин, — холодно отозвалась девушка. — Но запаху вашей постели я все же предпочту ароматы, используемые мистером Ханко для отпугивания… различных койотов.
С этими словами девушка, наклонившись, подцепила из вороха одежд длинную куртку с меховой опушкой и, держа ее в вытянутой руке перед собой, направилась к россыпи валунов неподалеку.
— Мисс Келлер…
— Да не переживайте вы так, проф, — весело сказал Малыш. — Мисс Пума просто не может смириться с тем, что на нас с Крисом не действует магия ее голубых глазок. Особенно же ее волнует тот факт, что она не понимает причин осечки.
— Ну что касается вас, уважаемый, — заметил Моргенау, — то я могу предположить, что ваша устойчивость к магическому действию глаз нашей прекрасной дамы вызвана тем, что вам поначалу пришлось испытать на себе действие… иных частей ее тела. А вот мистер Ханко…
— У мистера Ханко, — медленно отозвался проводник, — выработан иммунитет к чарам голубоглазых блондинок. Скажу больше — у него на них идиосинкразия.
— Крис, — укоризненно-насмешливо сказал Малыш. — Ты опять выпал из образа. Простой житель Пограничья не сможет даже выговорить последнее произнесенное тобой слово, а уж о том, чтобы догадаться о его значении, и речи быть не может.
— Профессор, — откашлялся капитан. — Вы экипируетесь вторым. Затем…
— Затем выбирает шкуру наш зеленый друг, — перебил Мигера проводник. — Потому как там, куда мы направляемся, он может пригодиться больше, чем десяток стволов.
— Да и еще, — добавил он. — Надо распределить всю поклажу. В горах лошади не пройдут.
— А ослы?
— Тоже. По крайней мере, четвероногие.
Иллика аэн Леда, подопытная мышка
Эпоху назад мои почтенные предки были большими оптимистами. Они свято верили в то, что ни одно низшее существо никогда не сможет постигнуть всю глубину письменного квенья. А буде какому-нибудь особо одаренному и упорному гному сей подвиг окажется по силам, то простейших иносказаний будет вполне достаточно для того, чтобы рецепт мощнейших заклинаний так и остался для непосвященного всего лишь очередным шедевром эльфийской поэзии.
В их оправдание можно сказать, что тогда эльфы вообще плохо знали людей.
Например, они ничего не знали о присущей людям — и, как выясняется, некоторым произошедшим от них существам — способности так называемого «позитивного мышления». А именно неудержимому желанию заменять необходимые компоненты более легкодоступными. Например, я готова была поклясться, что в исходном тексте заклинания «дубовый лист, влекомый холодным осенним ветром», в строфе «призрачная нить, соединяющая хмурое сразу-после-восходное небо Нимроэля с чуть-промокшей-и-тронутой-искорками-холода землей» имелась в виду паутинка паука, а вовсе не веревка, снятая с повешенного. Конечно, паутинка подходит далеко не всякая, лишь взятая в определенное время — три-четыре дня в году, — в лесу, при соответствующей погоде. Зато недостатка в веревках с виселиц человеческие маги навряд ли когда-либо испытывали.
Точно так же под «частью опоры, что в небе дождливо-туманном птице стремительной-серой-клином-летящей мчать помогает» подразумевалось перо дикого гуся, причем вполне конкретного подвида. Что же касается пера, приобретенного — вместе с потертой шляпой — неунывающим вампиром, то я испытывала большие сомнения, принадлежало ли оно хотя бы местной домашней разновидности вышеупомянутых птиц.
Ну а уж его намерение заменить основу — сплетенный из черенков опавших листьев коврик половинкой обгоревших ворот и вовсе… как говорят в таких случаях люди, не лезло ни в какие ворота.
Примерно в таком духе — ну, может, чуть более эмоционально — я высказала Николаю свои соображения по поводу его идеи, а заодно и прокомментировала его беседу с шерифом.
Разумеется, достойного ответа я не получила — не считать же за таковой встречный вопрос о наличии у меня собственных идей! Этот самоуверенный наглец… впрочем, надо признать, что от моих соплеменников мне приходилось слышать и куда менее деликатно сформулированные пожелания заткнуться и не мешать.
Но все равно обидно.
Я не питаю особых иллюзий по поводу того, как все происходящее выглядит со стороны. Для Юллы — а теперь и для Рысьева — их эльфийское высочество принцесса не более чем обуза, и весь мой жизненный опыт, как выяснилось, не стоит ничего за пределами родной пущи. При этом, если наша миссия закончится провалом, то виноватой окажусь именно я — ибо за Великую Миссию не может нести ответственность полукровка-стражница, а уж про вампира и вовсе никто не станет слушать.
Придя к этим неутешительным выводам, я встала — мои спутники не обратили на это ни малейшего внимания, полностью увлеченные друг другом, точнее горячим спором по поводу дальнейших перспектив нашего путешествия, — подошла к стойке и, кое-как вскарабкавшись на высоченный табурет, со всей возможной решительностью в голосе потребовала «чего-нибудь погорячее»!
Сказать, что моя просьба озадачила тролля, — значило бы не сказать почти ничего. Зеленошкурый Фредди впал в ступор на столь продолжительный срок, что я уж начала было беспокоиться, не спровоцировала ли я нечаянно процесс его окаменения.
Хорошо еще, что большая часть оставшихся в живых жителей Форестберга предпочитали проводить ночь в собственных жилищах — а то бы шерифу Валлентайну наверняка пришлось спасать меня из лап разъяренных завсегдатаев.
— Вы, мисс, — выдохнул Фредди четверть часа спустя, — однако, задали мне задачку! До сего дня я своим ассортиментом был вполне доволен, но вот что преложить столь утонченной особе — ума не приложу!
Мне стоило большого труда удержаться от соблазна перегнуться через стойку и хриплым шепотом потребовать: «Самого паскудного пойла, которое только сыщется в этом чертовом свинарнике!» — как это проделал час назад один из посетителей. Вместо этого я поправила капюшон плаща и, вздохнув, кротко попросила:
— Пожалуйста, дайте мне любой горячительный напиток, приготовленный без помощи алхимии.
— Хм, — прогудел тролль, занося лапу над затылком. Лапа застыла в нескольких дюймах от цели, и я было перепугалась, что Фредди опять выпал из реальности на четверть часа, но, к счастью, на этот раз процесс осмысления занял у тролля не больше двух минут.
— Щас, — пообещал он, запуская лапы куда-то под стойку. — Сделаем.
Манипуляции под стойкой сопровождались звоном, лязгом, дребезжанием и прочими звуками, заставившими меня припомнить известный афоризм насчет тролля в посудной лавке. В итоге на стойке появилась высокая глазурная кружка и целая батарея разнокалиберных бутылочек, в одной из которых я с удивлением опознала наш собственный — в смысле экспортируемый моим родным королевством — пурпурный бальзам.
— Од-минуту, мисс.
Первая вскрытая троллем бутылочка затопила салун волной травяных запахов, среди которых преобладали мята, лаванда, полынь и почему-то боярышник. Открывание второй — маленькой конусовидной бутылочки из темно-синего стекла с плотно притертой стеклянной же пробкой — сопровождалось мелодичным звоном и донельзя странным ощущением, словно сквозь меня пронеслась горсть ледяных пылинок.