— Ну, может, и он.
Мокрист хотел зааплодировать, но шоу – если это было то, что он думал – продолжалось.
То и дело сверкая странной красной змеей на руке, командор мурлыкал с гномом так сладко, что чаепитие у любимой бабули показалось бы разбойным нападением в сравнении с ним.
Под конец он вздохнул и сказал с восхитительно искренней тоской:
— Конечно, если бы это зависело от меня… Но, понимаете, мне приходится считаться с лордом Ветинари и Низким Королем. Я могу замолвить за тебя словечко, сынок, скажу, как ты мне помог… Думаю, я так и сделаю. Могу тебя поблагодарить и заверить, - красная змея шевельнулась вместе с Ваймсом, - заверить, вас, молодой человек, что, что бы ни произошло с тобой, твоей семье ничего не угрожает. Но я не думаю, что мне удастся убедить других в твоей невиновности, если тебя еще раз поймают, или если окажется, что ты меня обманул. А теперь, если ты не против, мне нужно снова поговорить с твоим коллегой.
Мокрист обожал это «если ты не против». Как будто у дурака был выбор. Темные клерки утащили молодого гнома прочь и вернулись со страшим, и осторожный, методичный допрос продолжился – уже погромче, учитывая, что этот гном был гораздо старше. На этот раз в словах Ваймса содержалось куда больше угрозы, но, тем не менее, он уклончиво обещал, что обстоятельства сложатся гораздо лучше для гнома, если он расскажет абсолютно все, что ему известно о глубинниках, бурильщиках и других заговорщиках, которые обрекли их быть пойманными и брошенными на милость Низкого Короля.
— Да, сэр, судить вас будет Низкий Король, но, как я уже говорил, я замолвлю за вас словечко. На следующей станции я пошлю сообщения, если, конечно, ваши минутные друзья не сожгли башню.
И тут гном вздрогнул. Мокристу стоило усилий удержаться от аплодисментов.
— Фред, - сказал командор, - пожалуйста, попроси их привести сообщника этого джентльмена, чтобы они могли наслаждаться обществом друг друга до конца путешествия.
И когда оба гнома оказались в почтовом вагоне под надежным присмотром темных клерков, Ваймс продолжил.
— Ну, ладно, - по-прежнему дружелюбно сказал он. – Прошу прощения за наручники, но мы же не можем дать вам сбежать, правда? А вы должны помнить – особенно вы, сэр, в вашем возрасте – что могло быть и хуже. И боюсь, я вынужден сказать, что все еще может стать хуже, но, как я уже говорил, я замолвлю словечко. За вами будут присматривать, пока я не смогу организовать вашу высадку под конвоем, так что если вы что-нибудь вспомните, пожалуйста, не стесняйтесь рассказать, и я посмотрю, что можно сделать. Но я уверен, вы согласитесь с тем, что ради безопасности обеих сторон, вам лучше находиться в этом изолированном помещении, где никто не сможет вам навредить. Я лично прослежу, чтобы вас регулярно кормили.
Он повернулся к Мокристу.
— На пару слов, если вы не против.
Вернувшись в вагон охраны, командор достал откуда-то сигару и прикурил ее в нарушение всех существующих железнодорожных правил, а затем уселся на скамью.
— Мистер Губвиг, вы как-то лукаво выглядите. Говорите, не стесняйтесь.
— Ну, командор, я впечатлен тем, как вы запудрили им мозги. Они думают, что вы их друг, что вы хотите им помочь.
В ответ Ваймс выпустил новый клуб дыма.
— Разумеется, я их друг, - ответил он с самым серьезным видом, - и я продолжу быть их другом, пока. Это вы мошенник. А я - нет. О, да, я могу сделать их жизнь невыносимой, или даже хуже. Тот постарше, которого вы так находчиво познакомили с железнодорожными ботинками, он – мозг этой конкретной операции. А малыш – только пешка, идиот, до предела напичканный ложью, возбуждающей ложью о том, что действует во славу Така. Я имею в виду, что он плох даже как трейнспоттер.
Ваймс похлопал себя по карману.
— А теперь у меня есть имена, о, такие имена, такие восхитительные имена. А когда я донесу суровую правду жизни до их обладателей, у меня без сомнения появятся новые имена, и мы увидим, как кролики удирают. Полицейская работа не сводится к выбиванию дверей, знаете ли. Вся штука в том, чтобы докопаться до сути вещей, а когда видишь суть, видишь вершину пирамиды. Вершина-то мне и нужна. Мы скоро остановимся за углем и водой в местечке под названием Клюкавка, а там должны быть семафорные башни.
Он улыбнулся.
— Интересно, что скажет Его Светлость на мой прелестный список имен? Думаю, он пройдет едкий путь от иронии к сардоническому смеху, не успев и дух перевести.
Он снова хлопнул себя по карману.
— Некоторых я знаю. Все могущественные гномы, непоколебимые сторонники Низкого Короля с одной стороны, и услужливые помощники глубинников - с другой. Большое вам спасибо, мистер Губвиг. Вы – огромная потеря для профилактики преступности. Но вы ведь поняли, что происходит, потому что узнали себя, верно? Очень удобно, я тоже так делаю. Знак всегда должен считать вас своим другом, а вы должны быть чем-то вроде опечаленного, но все еще любящего отца. Знак – это щит от пугающей темноты снаружи.
Командор отвернулся и спросил:
— Шнобби, кто дежурит на станции Большой Кочан?
— Сержант Виллард, мистер Ваймс.
Ваймс обратился к Мокристу:
— Это хорошо. Он старый коп, получит свой скоростной вагон и предстанет перед Его Светлостью, не успеем и глазом моргнуть. А пока эти двое в кандалах, у него и проблем никаких не возникнет. Знаете, мне их почти жаль. Глубинники, бурильщики, как бы они там себя ни называли, modus operandi[73] у них один всегда один – найти невинного гнома с правильными связями и объяснить ему, что если он не подчинится требованиям и не сделает то, чего от него хотят, скорее всего, вся его семья просто исчезнет в Гиннунганапе.
Он снова улыбнулся.
— Если уж так посудить, то я делаю то же самое, но я плюшевый мишка в сравнении с ними, и я на правильной стороне.
Ваймс встал и немного размял руки, чтобы восстановить циркуляцию крови.
— А теперь я думаю, мне нужно найти Короля, чтобы поделиться своими захватывающими открытиями. Не беспокойтесь, я расскажу о ваших подвигах. Вы обращаете внимание на людей, а это само по себе заслуга.
Воздух с улицы пропитывал вагоны ароматом Равнины Сто, который состоял всего из одного запаха – капустного, и это был грустный запах, источающий беспомощность и меланхолию. Кстати, капуста сама по себе была отличная, особенно новые сорта.
Город Большой Кочан – теоретически, последнее место, куда захочет отправиться разумный человек, – был тем не менее популярен летом - благодаря аттракционам Капустного Мира и Научно-исследовательскому институту Капусты, студенты которого первыми подняли капусту на высоту пятисот ярдов исключительно на силе ее соков. Никто не спрашивал, что заставило их это сделать. Зато это была популярная наука – среди студентов в том числе.
Как только поезд поравнялся с платформой 2 в Большом Кочане, рядом с вагоном охраны появилось несколько стражников. Мокрист наблюдал за тем, как командор Ваймс высадил пленников, с которыми был так любезен, и как они под конвоем пересели в скоростной вагон.
Когда вагон исчез, Ваймс обратился к Мокристу:
— У нас есть имена и адреса их семей, так что их будут круглосуточно охранять, пока вся эта чертова кутерьма не закончится. Я знаю, что Ветинари будет рвать и метать, увидев счет, но когда он этого не делал?
Точно по расписанию поезд отправился из Большого Кочана, оставляя серый смог Анк-Морпорка далеко позади за горизонтом. У Мокриста сложилось ощущение, что он понемногу поднимается в гору, что было, по меньшей мере, сравнительно верно. Все шло по плану, люди устраивались для долгой поездки, и у него появилось время подумать. Теоретически, он знал, что волноваться следует, когда что-то идет не так, но его инстинкт имел тенденцию волноваться, когда все шло слишком хорошо, чтобы быть правдой.
И сейчас в его голове собиралось грозовое облако беспокойства, словно молот богов только ждет момента, чтобы обрушиться на него. Что он упустил? О чем забыл? Нет, все должно быть хорошо.
Впереди стоял мост с обычным троллем на страже. Семьи троллей – железнодорожников относились к мостам – новеньким и сияющим – как к своей собственности. Да, тоннель был для тролля, словно приятная прогулка в парке, но мост, твой собственный мост… особенно с удобствами, любезно предоставленными Гарри Королем, и достаточной площадью, чтобы растить детей… «Тролли», - думал Мокрист. Кто бы мог подумать. Они содержат свои мосты в сверкающей чистоте. На самом деле Эффи даже объявила конкурс на лучшего хранителя моста по всей длине Анк-Морпоркской железной дороги с не больше не меньше, чем двадцатью козлами победителю.
Путешествовать поездом значило видеть мир во всей его переменчивости – деревья, фермы, луга, реки, поселки, о которых Мокрист никогда не слышал до железной дороги, да и сейчас трудом припоминал названия которых – вроде вот этого, Шибко Опоздал, судя по знаку – проносились мимо на железнодорожной скорости. Но кто там живет, и чем они занимаются? – задавался вопросом Мокрист.
Особенный интерес у него вызывали поселки железнодорожников. Их жены, заприметив пассажиров, выбирающихся из поезда на остановках для дозаправки углем и водой, демонстрировали такое понимание коммерческих основ мироздания, которому лорд Ветинари бы аплодировал. Они выстраивались наготове со взбитыми сливками, домашними пирогами, превосходным горячим кофе и даже – в одном памятном случае – маленьким поросенком.
Но даже это затмевала блестящая идея, с которой он столкнулся месяц назад, в глуши далеких Дверубашки, которые считались в Анк-Морпорке несуществующим местом. Две трудолюбивые дамы держали большой плакат: «Спальные одежки для спальных вагонов». Леди, занимавшиеся вязанием, пока их мужья бродят вдоль путей, пытались построить небольшой бизнес на всех тех пассажирах, которые, подобно Мокристу, смеялись и выворачивали карманы. Ему всегда нравилось, что, если насмешить клиента, то его деньги, считай, у тебя в кармане.