Приобретение такого клиента, составлявшее само по себе уже важный шаг, предвещало, по-видимому, для «Северного Сияния», в самом скором времени, целый ряд побед и торжеств. Конкуренция не замедлит, конечно, заставить и все другие, не отказавшиеся еще от состязания торговые фирмы, осветиться новыми фонарями, чего бы им то ни стоило: журналы и так уже говорят про них, что они просят стеснительных законодательных мер против могучих соперников, а сами не делают ничего, чтобы устоять в борьбе, и даже боятся света. К тому же все знали, что магазины «Бедного Лазаря» ведутся подставным лицом, а в действительности принадлежат целой клерикальной корпорации; знали, как отлично святые отцы умеют всегда и везде постоять за свой грош, не брезгая никакою лептою, так как ведь величайшие в мире реки стекаются из маленьких и безвестных ручьев… Если уж они осветились новыми фонарями, то значит, что лишены всякого основания те слухи, которые, несмотря на очевидную коалицию журналов, проникали-таки в публику, — слухи, утверждавшие, будто этот фонарь не более как ученая и блестящая, но очень дорогая игрушка. Нет! святые отцы в игрушки не станут играть, особенно теперь, когда их так усиленно сживают со света, когда всякая копейка им дороже чем когда-либо, когда один их вольный католический университет в улице Вожирар поглощает у них целые миллионы…
В этот день акции «Северного Сияния» усиленно спрашивались на бирже и продавались уже с премиею…
Чебоксарский был немало удивлен, что по исполнении им первого заказа от него не требовалось никаких других работ. Это объяснили ему тем, что общество торгует именно теперь место для постройки своего собственного завода. Об этом предположении, действительно, трубилось во всех газетах, а некоторые даже поместили план будущих построек и сообщали много интересных подробностей, свидетельствовавших о том, что это дело обдумано уже давно и ожидался только удобный момент для его осуществления…
Прошло несколько дней после помянутого подъема, и акции «Северного Сияния» не только не падали, а, напротив, продолжали свое восходящее шествие без лихорадочной быстроты…
XX
Получив жалованье еще за месяц, Александр Михайлович решил стесниться и произвести на собственный счет те окончательные опыты, которые он бесплодно предлагал правлению немного времени тому назад.
Результат превзошел даже его собственные ожидания. Придуманная им новая дешевая смесь давала вполне удовлетворительный и ровный свет в течение около получаса, без малейшего перерыва. По прошествии этого времени фонарь засорялся, и его надо бы было очищать. Но на этот счет ему не пришлось даже ломать себе голову. Один из заводских работников, помогавший ему в устройстве фонаря и сильно заинтересовавшийся его опытом, придумал несложное, но очень остроумное приспособление, устранявшее остатки горения по мере того, как они накоплялись в фонаре.
Теперь дело это — и как коммерческое предприятие — твердо уже стояло на собственных ногах.
Чебоксарский поспешил в правление с только что оконченною моделью нового образца.
Там его всегда принимали холодно и сухо. Но на этот раз в правлении товарищества «Северное Сияние», очевидно, творилось что-то совершенно необычайное, и ему совсем не удалось добиться никакого толку. Он вышел сконфуженный и в раздумьи, не зная, что начать и куда направиться…
На парадной Avenue de l'Opéra — как это часто случается в Париже — медленно плелся громадный фургон, запряженный парою тощих кляч и задерживавший целую вереницу извощичьих карет и щегольских частных экипажей…
Чебоксарский почти обрадовался, заметя в ряду последних знакомый ему milord[122]. Кучер с трудом сдерживал вороного рысака, картинно изгибавшего породистую шею, наклонявшего маленькую красивую голову с розовыми ноздрями и с белым пятном на лбу и выступавшего манерным испанским шагом. В пролетке сидел Михнеев со своим отцветающим офицерским лицом, выглядывавшим из мехового воротника, в модной черной лоснившейся шляпе…
Александр Михайлович стремительно бросился к нему.
— Виктор Семенович! Не можете ли вы объяснить мне, что у нас там такое делается в правлении?
— А мне почем знать?
— Да ведь вы же причастны хоть сколько-нибудь в этом деле.
— Да, точно, были у меня акции… И не раскаиваюсь: превыгодно спустил их по возвышенному курсу этих дней. Полагаю, что и другие, кто подогадливее, сделали то же…
В это время дорога очистилась. Рысак в одно мгновение ока умчался далеко от нашего героя… Михнеев издали сделал ему прощальный знак рукою…
Как мыльный пузырь естественно лопается именно в тот момент, когда он раздут до крайнего предела, — так точно и товарищество «Северное Сияние» рухнуло немедленно вслед за тем, когда эпизод с магазинами «Бедного Лазаря» решительно склонил на его сторону весь Париж и победил недоверие в нему даже скептиков. Акции, накануне продававшиеся с большою премиею, внезапно упали, скоро спустились на треть номинальной цены, а затем уже и вовсе не находили покупателей. Газеты, до сих пор стоявшие горою за него, повернули круто в противоположную сторону.
Товарищество объявило себя несостоятельным и прекратило платежи. Чебоксарский был объявлен должником общества на всю сумму, уплаченную за него Зое Евграфовне, в обеспечение чего и было задержано следовавшее ему жалованье, а всё полученное он истратил на жизнь и на устройство модели нового и окончательного своего образца…
Это затмение «Северного Сияния» наделало много шума в Париже. О нем говорили всюду с понедельника до четверга. В пятницу внимание публики было отвлечено крупным политическим скандалом; но выражение «фонарь Чебоксарского» осталось надолго на языке парижан для обозначения тех дутых, шарлатанских предприятий, которые возникают и лопаются чуть ли не каждый день. Зато своеобразная репутация Фонтена де-Бюсси выиграла, по крайней мере, еще пятьдесят процентов, и если бы он вздумал на этой неделе устроить акционерное товарищество для ловли китов в Сене, то, по всей вероятности, имел бы полный и блестящий успех…
Можно предполагать, что о «Северном Сиянии» со временем снова заговорит весь Париж, так как акционеры грозят правлению и учредителям скандальным процессом. Знатоки утверждают, однако же, что процессу этому никогда не бывать. Между обокраденными, правда, много умных и влиятельных людей; но они представляют из себя нестройное стадо; а грабительская, бесшабашная шайка, не блистающая ни умом, ни богатством, ни талантами, сорганизована очень ловко и хитро…
Чем кончится — неизвестно. А пока «весь Париж» валит на годичную художественную выставку, на которой «Проповедник общественного возрождения» Калачева имеет громадный и вполне заслуженный успех…
У Волкова желчь разлилась, и он уже всем успел рассказать, будто этот успех — дело рук Михнеева, успевшего уже перепродать этот сувенир за 18 тысяч какому-то нью-йоркскому богачу… Приснопевский подает ему реплику всё с тем же видом мурлыкающего у печки кота, которому чужды все житейские треволнения… Только супруги Белостоцкие несколько охладели к Виктору Семеновичу за то, что он не осенил их ни одним лучом этого «Северного Сияния», так скоро померкшего, но оставившего не в одном кармане обильный и соблазнительный след…
Русский анархист переделывает итальянский роман о гарибальдийцах
В поисках автора
В 1880 г. популярный журнал «Дело» — один из самых, как раньше говорилось, «передовых» — предоставил свои страницы итальянскому историческому роману под названием «Гарибальдийцы»[123]. Роман был посвящен новому в европейской истории сюжету — Рисорджименто, объединению Италии, и его, быть может, самому яркому эпизоду — походу Джузеппе Гарибальди с его волонтерами-краснорубашечниками в 1860 г. против неаполитанских Бурбонов, теперь известному как экспедиция Тысячи (по числу участников[124]). Дерзкое, безумное предприятие — сокрушение огромного государства кучкой непрофессиональных воинов — поразило Европу.
Когда, спустя двадцать лет, русская публика стала получать выпуски журнала с романом, Гарибальди был еще жив, а объединенное Итальянское королевство только-только было признано Российской империей. Переведенный роман стал одним из первых литературных откликов на «новости дня».
В качестве автора в журнале был обозначен некий Виторио Отолини, имя переводчика отсутствовало.
Нельзя сказать, чтобы книга Отолини завоевала в России признание читающей публики, в отличие от другого итальянского исторического романа, напечатанного в то же время и в том же журнале — «Спартака» Раффаэло Джованьоли[125]. И, если «Спартак» массово переиздавался на русском, уже будучи забытым у себя на родине, то «Гарибальдийцы» не удостоились даже переиздания в виде отдельной русской книги, лишь теперь выходя под твердой обложкой (вместе с двумя другими произведениями).
Остался безвестен русской публике и автор «Гарибальдийцев». Более того, когда этот текст попал в поле зрения профессиональных исследователей, то у них возникли сомнения вообще в существовании такого писателя: в самом деле, среди итальянских романистов XIX в. Виторио Отолини не значился.
Вероятно, уже в момент выхода «Гарибальдийцев» внимательные читатели соотнесли публикацию с уже знакомыми для многих «Записками гарибальдийца», появившимися в трех выпусках журнала «Русский вестник» в 1861 г. и подписанными инициалом «М». В самом деле перед русским читателем спустя двадцать лет предстало некое «дежа вю»: падение бурбонской Сицилии, взятие Палермо, поход на столичный Неаполь, решающая битва при Вольтурно, на фоне тех же персонажей — героического Джузеппе Гарибальди и его верных сподвижников. Инициал «