М» недолго оставался тайной: многим стало ясно, что под ним скрывался — весьма прозрачно — Лев Ильич Мечников, с того момента активно выступавший в отечественной прессе на итальянскую тематику, под разными псевдонимами и криптонимами.
Первое предположение в печати, что именно Мечников является анонимным переводчиком романа «Гарибальдийцы», было высказано уже в другую эпоху — в 1973 г.[126]
В настоящее время, когда фигура Льва Мечникова приобрела адекватные очертания — выдающегося ученого, путешественника, общественного деятеля, — возникло смелое предположение, что Мечников в действительности был не переводчиком, а полноценным автором романа, в то время как мнимый Виторио Отолини — это прикрытие, псевдоним, наряду с десятком других, которые использовал плодовитый литератор и публицист[127].
Однако реальное положение вещей оказалось иным…
Витторе Оттолини — миланский литератор-историк
Итальянский автор всё же существовал, однако в журнале «Дело» его имя было нещадно искажено — причем, как имя личное — вместо Vittore было поставлено Виторио, так и фамилия: вместо Ottolini — Отолини.
Остается гадать, как это могло случиться: может, редакции «Дела», плохо прочитавшей имя романиста, в то время как переводчик пребывал в дальних странах и с ним было трудно согласовать гранки и снять вопросы. Кроме того, имя литератора Витторе — весьма редкий вариант более распространенного Витторио, которое было на слуху: его носил только что почивший итальянский король-объединитель Виктор-Эммануил — Vittorio Emanuele. Что касается Оттолини/Отолини, то двойные итальянские согласные для русских слышны плохо — об этом свидетельствует и сам журнальный текст «Гарибальдийцев», где сплошь и рядом вместо Милаццо — Милацо, вместо Симонетта — Симонета и проч.
А, может быть, имя было искаженно намеренно.
Действительно, представляется странным, что роман печатался из номера в номер, почти полгода, всё с тем же неверным именем автора — трудно представить, чтобы переводчик вообще не получал выпуски и не знал об искажении имени, которое мог бы подправить или, по крайней мере, постфактум — через редакцию — известить читателя, как это принято, о «замеченных опечатках». Можно, конечно, поразмышлять на тему, не являлось ли подобное искажение умышленным у Мечникова — дабы подальше отойти от реального итальянского «правообладателя», тогда еще вполне здравствующего. Усложняя сюжет и забегая вперед, выскажем и такое: а не могло случиться так, что итальянский писатель, узнав о конечном русском результате, сам попросил сохранить в петербургском журнале неверную фамилию, дабы остался лишь намек на первоисточник, безо всякой ответственности за текст?
При всем при этом возникает реальный человек — Vittore Ottolini, имевший конкретную литературную биографию.
Витторе Оттолини родился в Милане 30 января 1825 г. в дворянской семье. Ребенком был отдан в бенедиктинский колледж в ломбардской глуши, где, судя по его будущим текстам, получил добрый заряд антиклерикализма. Завершив образование в миланском лицее, он проникся, как и большая часть итальянской молодежи того времени, патриотическими настроениями и в бурном 1848 г. выступил, вместе с земляками, против австрийского владычества. После подавления восстания в Милане Витторе отправляется в Рим, где участвует в другом — тоже неудачном — восстании, на сей раз против папской власти. В 1850-е гг. он возвращается в Милан, тогда всё еще — австрийский, и деятельно начинает журналистскую деятельность, весьма непростую, в условиях тяжелой цензуры. Однако ему удается даже основать собственный журнал. Начинают выходить и его книги: «Scene popolari» («Народные сцены», 1854), «Dopo il carcere» («После тюрьмы», 1858).
Движение Рисорджименто набирает силу, и Оттолини уходит к Гарибальди. В тот момент пьемонтское правительство, мотор объединения нации, решает как-то легализовать гарибальдийцев и дает им возможность организоваться в специально созданный воинский контингент — Cacciatori delle Alpi, «Альпийские охотники». Этот новый корпус, ведомый Гарибальди, участвует в победоносной антиавстрийской кампании, получившей в итальянской историографии название Второй войны за независимость (1859). Похоже, что Оттолини, после журналистского опыта, обладал необыкновенно быстрым пером: уже на следующий год он публикует исторический роман «Альпийские охотники», с описанием недавнего гарибальдийского похода.
В том же 1860-м году Гарибальди отправляется на юг Италии в экспедицию Тысячи — Оттолини в ней не участвует, но на борьбу с Бурбонами уходят многие его друзья из «альпийских охотников», которые затем снабжают его устными рассказами. Следит он и за свежими публикациями — в том числе прорабатывает многотомный труд «История сицилийского восстания» Джованни Ла Чечилиа (романист добросовестно ссылается на этот трактат). В итоге, в 1861 г., спустя всего лишь год после гарибальдийской экспедиции Тысячи, в Милане выходит посвященный ей роман.
Однако на этом у Оттолини литературное описание Рисорджименто не заканчивается: в 1863 г. он публикует следующий исторический роман — «Castelfidardo», названный по небольшому селению в Центральной Италии: здесь 18 сентября 1861 г. разыгралась битва пьемонтских и папских войск — в то время между территорией Пьемонта (Савойского королевства) и присоединенными к нему землями Королевства обеих Сицилий, взятыми Гарибальди, оставалась огромная — и враждебная Пьемонту — Папская область. Победа при Кастельфидардо и соответствующая экспансия савойского монарха в центр Апеннин позволили ему объявить себя правителем объединенной Италии. Таким образом у Оттолини образовалась целая трилогия об итальянском Рисорджименто, где он с верным историческим чутьем выделил три главных натиска военно-патриотического движения: на австрийских Габсбургов, на неаполитанских Бурбонов, на римских Пап.
Нельзя сказать, что литературные произведения Оттолини получили широкое признание, и постепенно он сворачивает свою карьеру писателя, развивая другую — преподавательскую: с начала 1860-х гг. он читает лекции по литературе, истории, географии в различных миланских учреждениях — лицеях, институтах и проч.
Его последние книги уже относятся целиком к краеведению и историографии — к каковым материям он всегда тяготел. В 1880-х гг. он выпускает несколько трактатов по раннему Рисорджименто (1840-е гг.), широко включая в них документы, письма, свидетельства — благо историк сам был участником тех событий.
Витторе Оттолини скончался в родном городе 10 ноября 1892 г.
Роман о гарибальдийце
Однако в списке трудов Оттолини роман с названием «Гарибальдийцы» отсутствовал — быть может, это обстоятельство также затрудняло поиск первоисточника публикации в журнале «Дело». Гарибальдийцам были посвящены, как говорилось выше, два первых романа миланца, однако нетрудно было установить, что русский переводчик взял в руки не самый первый роман — «Альпийские охотники», а второй, в оригинале имеющий совсем иное, весьма длинное название: «Uno dei Mille della spedizione garibaldina nel mezzodì d'Italia», то есть «Один из Тысячи гарибальдийской экспедиции на Юг Италии».
Книга эта представлена во многих итальянских библиотеках, а ныне выложена и в Интернете[128]. Даже самое беглое знакомство с ней подтверждало маленькое открытие: русский переводчик взял в руки именно роман Витторе Оттолини «Uno dei Mille…». Первая глава оригинала, под названием «Roberto» (в переводе — русифицированное «Роберт») начиналась со слов:
«Sull'insegna d'un'osteria posta all'estremità dell'unica strada che taglia in due il paesello d'Albese, c'è dipinto a mezza figura un san Carlo, tanto brutto che le contadine pel bene della razza, passano di là senza guardarlo; un san Carlo vestito di rosso, colle mani giunte, in atto di chi prega… i passeggieri ad entrare, come soleva dire l'oste profano».
Почти такими же словами начинался роман «Гарибальдийцы» в номере 6 за 1880 г. журнала «Дело»:
«На вывеске трактира, расположенного в самом конце единственной улицы, пересекающей как раз по середине деревушку Альбезе, красуется поясное изображение Сан-Карло; но оно исполнено до такой степени безобразно, что беременные крестьянки, в интересах своего потомства, проходя мимо, стараются не смотреть на него; Сан-Карло весь одет в красное, а руки его скрещены на груди, словно он умоляет прохожих зайти в трактир, как выражался богохульный хозяин трактира».
Уже из сравнения итальянского и русского начального абзаца стало очевидно, что редактору современного переиздания предстояло немало трудов. К примеру, переводчик буквально поставил «Сан-Карло», в то время как речь шла об изображении святого Карло, чтимого миланского епископа из рода Борромео. «Mani giunte» у св. Карло это отнюдь — «не скрещенные на груди руки», а «сложенные вместе ладони», т. е. традиционный молитвенный жест, и это совпадало с дальнейшим авторским: Карло «молится» (prega), а не «умоляет». Самым сильным ходом у переводчика было определение хозяина трактира как «богохульника», в то время как автор назвал его просто «profano», т. е. светским, мирским человеком.
Перевод обещал быть из «вольных», и об этом можно было догадаться изначально: яркая личность Мечникова не умела растворяться в чужих беллетристических текстах — он и сам писал много и квалифицированно, зарабатывая на семейную жизнь публицистикой и очеркистикой, со словом работал увлеченно и даже самозабвенно. При этом, весьма знаменательно, что, зная десятки языков, переводами он почти никогда не занимался — за исключением малозначительных цитат, нужных ему для собственных текстов[129].
Дальнейшая редакторская работа это подтвердила: Мечников необыкновенно свободно, обращался с итальянским оригиналом. Он устранял излишние исторические и краеведческие подробности, которые изливал на итальянского читателя миланский автор. Иногда, спотыкаясь о какой-то термин, легко заменял его своим выражением, не без идеологических пристрастий. Самый характерный пример: когда Оттолини описывает ломбардские холмы, где в раннем Средневековье обитало галльское племя