— Протокол будет храниться в надежном месте, а мистер Маккуиллан, как вам известно, и прежде был посвящен во многие тайны.
— Да, действительно. Господин Маккуиллан — наш старый друг.— Ответ Джеймса Хаудена прозвучал мягко, как всегда, когда он говорил на публику. Немного покраснев, объект их спора поднял глаза на премьер-министра, перехватив его взгляд.
— Хорошо,— уступил Хауден,— пусть ведет протокол, но ввиду исключительности случая я должен напомнить об ответственности, которую несет стенографист согласно Закону о нераспространении служебной тайны. Я надеюсь, вы знакомы с этим законом, мистер Маккуиллан?
— Да, сэр.— Стенографист добросовестно запротоколировал как вопрос, так и собственный ответ.
Обведя взглядом присутствующих, Хауден собрался с мыслями. Готовясь вчера вечером к встрече с президентом, он наметил ряд последовательных мер, и одной из них было сегодняшнее совещание, которое должно убедить членов Комитета обороны в правильности его взглядов, поэтому он и пригласил эту маленькую группу людей: если он сумеет привлечь их на свою сторону, то с их помощью добьется поддержки и остальных членов Кабинета министров. Хауден надеялся, что пятеро присутствующих займут его позицию и разберутся в трудностях и подводных камнях стоящих перед страной проблем. Будет настоящее бедствие, если тупоумие некоторых из них заставит отложить решения на неопределенный срок.
— Теперь у нас не осталось никаких сомнений насчет намерений русских,— продолжал премьер-министр.— Если они и были, то события последнего времени рассеяли их. Возникновение коммунистического форпоста в западном полушарии, на Кубе, в непосредственной близости от наших границ; государственные перевороты в Индии и Египте, где установлены прокоммунистические режимы; наши дальнейшие уступки по Берлину; образование оси Москва — Пекин, угрожающей австралийско-азиатскому региону; расширение ракетных баз, нацеленных на Северную Америку,— все это не оставляет места для сомнений. Успешное завершение советской программы мирового господства не за горами, не в течение пятидесяти или двадцати лет, как мы полагали со свойственной нам самонадеянностью, а теперь, при жизни этого поколения, в этом десятилетии.
Естественно, Россия предпочитает одерживать победы, не прибегая к оружию. Но не менее верно и то, что она легко ввяжется в войну, если Запад не позволит осуществиться притязаниям Кремля иным способом.
Послышался сдержанный гул одобрения, и премьер-министр продолжал:
— Военную стратегическую доктрину русских никогда не сдерживали большие людские потери. В историческом аспекте они ценили людские ресурсы куда меньше, чем мы. Как у нас, так и в других странах люди живут в надежде на мир, как когда-то в надежде на то, что Гитлер устанет пожирать одну страну за другой. Я их не осуждаю, нужно питать и поддерживать эти надежды. Но мы, правительство, не можем позволить себе роскоши иметь иллюзии, мы должны рассчитывать на свои оборонные силы, чтобы выжить.
Говоря так, Хауден вспомнил слова, сказанные им вчера вечером Маргарет. Позвольте, как это он сказал тогда? Выживание ценно само по себе, потому что выживание означает жизнь, а жизнь — чертовски заманчивая штука.
— То, что я сказал, не содержит ничего нового. Вам известен и тот факт, что оборонные силы Канады и Соединенных Штатов интегрированы. Но для вас будет новым следующее: не далее как сорок восемь часов тому назад президент США обратился ко мне с предложениями о новых мерах по объединению наших оборонных усилий; эти предложения не только всеобъемлющи по своему характеру, но и драматичны для нас по своим последствиям.
На лицах присутствующих отразилось напряженное внимание.
— Но прежде чем я ознакомлю вас с характером сделанных нам предложений,— сказал премьер, тщательно подбирая слова,— я хочу остановиться еще на одном моменте. Артур, вы помните, что сказали мне, когда я попросил вас дать оценку существующей международной обстановке? Повторите свои слова.
— Охотно, премьер-министр.— Артур Лексингтон положил на стол зажигалку, которую вертел в руках. Ангельское личико министра иностранных дел приобрело необычно торжественное выражение. Взглянув по сторонам, он безмятежно произнес: — По моему мнению, международная обстановка в данный момент гораздо серьезнее и опаснее, чем в 1939 году, накануне второй мировой войны.
Спокойный деловой тон смягчил зловещий смысл его слов.
— Неужели дела обстоят так плохо? — тихо спросил Перро.
— Да, я убежден, что именно так,— ответил Лексингтон.— Я согласен: с этим трудно примириться, но мы так давно находимся в состоянии шаткого равновесия, на грани войны и мира, что кризисные ситуации стали для нас привычными. Теперь мы приближаемся к той точке, что лежит за пределами этой грани. Думается, мы подошли к ней довольно близко.
Стюарт Костон мрачно проговорил:
— Лет пятьдесят тому назад дела обстояли проще. По крайней мере война угрожала миру через значительные промежутки времени.
— Значит, новая война...— начал вопрос Перро, но оборвал его на полуслове.
— По моему мнению, несмотря на сложившуюся ситуацию, войны не будет еще год-два,— сказал Артур Лексингтон.— Однако в качестве меры предосторожности я отдал распоряжение всем послам подготовить к уничтожению секретные документы.
— Ну, эта мера рассчитана на традиционную войну, а в ядерной,— сказал Костон,— вряд ли кому понадобятся ваши дипломатические бумажки.— Он вытащил из кармана кисет с табаком и принялся набивать трубку.
Лексингтон пожал плечами, изобразил на лице улыбочку и сказал:
— Может быть.
На какой-то момент Хауден выпустил из рук вожжи совещания, позволив свободный обмен мнениями, теперь он вновь натянул поводья, твердо заявив:
— Я разделяю взгляды министра иностранных дел настолько, что на днях издам приказ о частичном использовании правительственных атомных бомбоубежищ. Ваши министерства получат секретный меморандум на этот счет через несколько дней.—Услышав дружное оживление, он жестко добавил:—Лучше немного раньше, чем немного позже.
Не дожидаясь реплик с места, он продолжал:
— Прежде чем сообщить вам нечто новое, я хотел бы напомнить о том, в каком положении мы окажемся, если разразится третья мировая война.— Он оглядел присутствующих сквозь табачную дымку, начавшую заполнять комнату.— При нынешнем положении дел Канада не способна вести войну — по крайней мере как самостоятельное государство — и не может оставаться нейтральной. В первом случае — потому, что у нас нет сил, во втором — потому, что нам не позволит этого географическое положение. Это не мое личное мнение, а непреложный факт.
Глаза всех сидевших за столом неотрывно следили за его взглядом. Пока еще не заметно признаков возражений, подумал Хауден, но они будут, не могут не появиться позже.
— Наша оборона всегда была и, по сути дела, является до сих пор чисто символической. Ни для кого не секрет, что бюджет Соединенных Штатов на оборону Канады намного превышает наш собственный.
Адриан Несбитсон впервые нарушил молчание.
— И никакая это не филантропия,— ворчливо сказал он.— Американцы вынуждены защищать Канаду, чтобы защититься самим. Мы отнюдь не обязаны их благодарить за это.
— А кто вас вынуждает это делать? — резко одернул его Хауден.— Хотя признаться, я иногда благодарю провидение, пославшее нам в соседи благородных друзей, а не врагов.
— Браво, браво! — воскликнул Люсьен Перро сквозь зубы, крепко сжимавшие сигару, воинственно направленную в потолок. Положив сигару на стол, он хлопнул жирной ладонью по плечу Несбитсона, сидевшего рядом:
— Не тужи, старина, я буду благодарен за нас обоих.
Восклицание Перро, от которого он меньше всего ожидал поддержки, удивило Хаудена. По собственному опыту он считал, что самую сильную оппозицию его планам окажет Французская Канада, чьим признанным лидером был Перро, та самая Французская Канада, которую постоянно мучают страхи об утере собственной независимости, которая издревле страдает стойким недоверием к постороннему вмешательству. Неужели он ошибся? Нет, судить об этом еще рано: нужно посмотреть, что будет дальше. Впервые он почувствовал смятение.
— Разрешите мне напомнить о некоторых фактах,— вновь заговорил Хауден решительным и твердым голосом.— Всем нам известно, каковы последствия ядерной войны. Выживание после такой войны зависит от продовольствия и его производства. Народ, чья территория будет заражена радиоактивными осадками, обречен на гибель, у него не останется шансов на выживание.
— Гибель ожидает не только продовольствие,— сказал Костон без тени обычной улыбки.
— И все-таки производство продовольствия важнее всего остального,— повысил голос Хауден.— Города могут быть обращены в руины, и многие из них будут разрушены. Но если останется чистой земля, не зараженная радиоактивными осадками, те, кто выживет, смогут выйти из руин и начать жизнь сначала. Продовольствие и земля, годная для его производства,— вот что лежит в основе выживания. Земля породила нас — к земле мы и вернемся. Таков единственный путь выживания. Единственный!
На одной из стен зала висела карта Северной Америки. Хауден подошел к ней, головы остальных повернулись вслед за ним.
— Правительство Соединенных Штатов прекрасно осведомлено о том, что продовольственные районы нуждаются в защите в первую очередь, и они планируют любой ценой обезопасить их.— Он провел рукой по карте.— Молочный скот — север штата Нью-Йорк, Висконсин, Миннесота; район смешанного земледелия — Пенсильвания, зерновой пояс — обе Дакоты и Монтана, кукуруза Айовы, мясной скот Вайоминга и все прочее. — Хауден опустил руку.— Их станут оборонять в первую очередь, города — во вторую.
— А канадские земли выпали из их поля зрения,— тихо заметил Перро.
— Ошибаетесь,—загремел Хауден.— Канадским землям отводится роль поля битвы.
Он снова повернулся к карте и указательным пальцем правой руки ткнул в несколько пунктов южнее Канады, следуя от Атлантического побережья.