— Я видел ваш новый портрет кисти Карша,— сказал он Мелиссе Тейн, стройной женщине с безмятежным искрящимся взглядом.— Прекрасный портрет, он ничуть вам не льстит.— Ее муж Борден Тейн, министр здравоохранения и благосостояния, покраснел от удовольствия.
Стоявшая рядом Дейзи Костон, дородная матрона, сохранившая тем не менее девические манеры, просюсюкала надутыми губками:
— Я давно уже пытаюсь уговорить своего мужа позировать Каршу, пока у Стюарта осталось на голове хоть немного волос.— Стюарт Костон, министр финансов, известный друзьям и недругам как Улыбчивый Стю, расплылся в добродушной улыбке.
Генерал-губернатор с грустью оглядел быстро лысеющую голову Костона.
— Воспользуйтесь советом жены, старина, пока не поздно. Я бы сказал, времени у вас осталось совсем мало.— Шутливый тон сделал оскорбительное замечание безобидным: раздался взрыв хохота, к которому охотно присоединился сам Костон.
Когда генерал-губернатор со своим окружением двинулся дальше, Джеймс Хауден отстал от них. Поймав взгляд Артура Лексингтона, министра иностранных дел, стоявшего в сторонке с женой Сьюзен, он чуть заметно кивнул ему. Лексингтон, маленький, хрупкого телосложения человек с внешностью херувима, небрежно извинившись, направился через зал к премьер-министру. Хауден знал, что за его простецкими, грубоватыми манерами добродушного парня скрывается один из самых острых политических умов.
— Добрый вечер, премьер-министр,— поздоровался Артур Лексингтон и, не меняя выражения лица, тихо добавил:— Мяч в лунке, можете наносить первый удар.
— Вы переговорили с Сердитым? — быстро спросил Хауден. Его превосходительство Филлип Энгров[1], которого друзья звали Сердитым, был послом США в Канаде.
Лексингтон кивнул:
— Ваша встреча с президентом назначена на второе января. В Вашингтоне, конечно. У нас остается десять дней.
— И каждый из них необходим для подготовки.
— Знаю.
— Вы обсудили процедуру переговоров?
— В общих чертах. В первый день, согласно обычному протоколу, будет дан официальный обед в вашу честь, затем, на другой день, состоятся личные встречи, тогда и начнется деловая часть переговоров.
— Как насчет заявления по итогам встречи?
Лексингтон предостерегающе кивнул вбок: к ним подходил лакей с подносом, уставленным бокалами. В одном из них был виноградный сок — единственный напиток, который предпочитал, как считалось, абсолютный трезвенник Хауден. Он рассеянно взял с подноса бокал.
Когда лакей отошел, к ним присоединился Аарон Голд, генерал-почтмейстер, единственный еврей в кабинете министров.
— Я просто валюсь с ног от усталости,— пожаловался он,— не могли бы вы, премьер-министр, намекнуть его превосходительству... попросите его, ради Бога, присесть, чтобы и другие могли дать отдых ногам.
— Вот уж не подумал бы, что вас так легко свалить с ног, Аарон! — усмехнулся Лексингтон.— По вашим речам этого не скажешь.
Стоявший неподалеку Стюарт Костон, услышав реплику, спросил:
— Почему у вас устали ноги, Аарон? Вы что, сами разносили рождественскую почту?
— Тоже мне остряки,— сказал генерал-почтмейстер мрачно,— тогда как я нуждаюсь в простом сочувствии.
— По моему разумению, вы его получили,—сказал Хауден, смеясь. Дурацкий контрапункт, подумал он, комическая интерлюдия к сцене из «Макбета». Хотя, может быть, и не худо отвлечься. Огромные задачи, касающиеся самого существования Канады, потребуют от него напряжения всех сил. Едва ли кто из присутствующих здесь, кроме него и Лексингтона, подозревает о важности момента... Они наконец-то остались одни.
Артур Лексингтон произнес вполголоса:
— Я беседовал с Сердитым по поводу заявления, и он звонил в государственный департамент снова. Ему сказали, президент просит, чтобы до поры до времени не было никакого заявления. Они считают, что заявление, появившееся сразу после ноты русских, может повлечь за собой нежелательные последствия.
— А я не усматриваю никаких вредных последствий,— сказал Хауден. Его хищное, как у ястреба, лицо приняло задумчивое выражение.— Все равно оно будет сделано. Но если так хочет президент...
Вместе со звоном бокалов до них доносились обрывки разговоров:
— ...Я похудел на четырнадцать фунтов, а потом наткнулся на эту божественную кондитерскую и вот опять набираю вес.
— ...Объяснила ему, что я не заметила красный свет потому, что торопилась к мужу, который является членом Кабинета министров...
— ...Я заявлю об этом журналу «Тайм», даже искажения представляют интерес...
— ...Торонтцы действительно стали нынче несносны, у них какое-то несварение желудка от культуры...
— ...Так я ему и сказал: если нам нужны эти антиалкогольные законы, то это наше дело, а вы попытайтесь дозвониться до Лондона.
— ...Тибетцы очень сообразительны, в них есть что-то от пещерных людей.
— ...Разве вы не заметили, что правительственные магазины подают счета быстрее...
— ...Нам следовало остановить Гитлера на Рейне, а Хрущева — в Праге.
— ...Вы ошибаетесь: если бы у мужчин было более богатое воображение, то было бы гораздо меньше... Благодарю, джин с тоником.
Лексингтон сказал приглушенным голосом:
— Если мы сделаем заявление, то в нем сообщим, что встреча была посвящена торговым переговорам.
— Да,— согласился Хауден,— так будет лучше.
— Вы поставите в известность Кабинет?
— Еще не решил. Я полагаю, сперва соберем Комитет обороны. Мне хотелось бы знать, как они отреагируют.— Хауден криво улыбнулся.— Не у всех такое ясное понимание международного положения, как у тебя, Артур.
— Верно, у меня есть некоторое преимущество перед остальными.— Лексингтон смолк, его простоватое лицо стало задумчивым, взгляд — глубоким.— Надо признаться, к такой идее следует привыкнуть, а это не просто.
— Да, совсем не просто,— согласился Хауден.
Они разошлись в разные стороны, премьер-министр присоединился к группе, окружившей генерал-губернатора. В тот момент его превосходительство произносил слова утешения члену Кабинета, который недавно лишился отца. Чуть позже он поздравил другого с успехами дочери, получившей награду за учебу. Старик отлично справляется с делом, подумал Хауден, в его поведении любезность в должной мере сочетается с собственным достоинством, он не перегибает палку ни в ту, ни в другую сторону.
Тут Хауден поймал себя на мысли: а долго ли продержится в Канаде культ короля, королевы и королевского наместника? В конце концов страна освободится от британской монархии точно так же, как стряхнула с себя гнет правления британского парламента. Идея монархического правления со всеми его атрибутами — причудливым придворным этикетом, торжественными выездами в золоченых каретах с лакеями на запятках, парадными обедами на золоте — давно изжила себя, особенно в Северной Америке. Многие из тронных церемоний кажутся теперь лишь добродушной шуткой и воспринимаются как забавная головоломка. Когда наступит время, а оно обязательно наступит, и люди станут открыто смеяться над ними, тогда и начнется настоящий распад империи. И если при дворе разразится тайный скандал, то монархическая власть рухнет как в самой Британии, так и в Канаде еще раньше.
Мысль о королевских особах напомнила Хаудену, что сегодня вечером ему предстоит решить один важный вопрос. Генерал-губернаторская маленькая свита прошла вперед, а он отозвал генерала в сторону.
— Насколько мне известно, сэр, вы скоро отбываете в Лондон?
«Сэр» было сказано для пущей важности. На самом деле в личном общении они уже давно называли друг друга по именам.
— Да, восьмого января,— ответил генерал-губернатор.— Натали настаивает, чтобы мы плыли морем из Нью-Йорка. Каково? Чертовски забавно для бывшего начальника штаба военно-воздушных сил!
— И, конечно, вы повидаетесь с королевой,— продолжал премьер-министр.— Если встретитесь с ней, выясните вопрос о ее намерении относительно официального визита сюда предположительно в марте. Думается, ваш совет будет способствовать благоприятному решению вопроса.
Приглашение королеве было передано несколько недель тому назад через верховного комиссара Канады в Лондоне. Визит был задуман Хауденом и его коллегами по руководству партией как своего рода политический маневр перед выборами, которые должны состояться в конце весны или начале лета. Приезд королевы и связанные с ним торжества обычно обеспечивали правящей партии дополнительные голоса избирателей. А ныне, в связи с событиями последних дней и жизненно важными проблемами, вставшими перед страной, такой визит был вдвойне необходим.
— Да, я слышал, приглашение королеве передано,— сказал генерал-губернатор с оттенком сдержанности.— Весьма скоропалительное приглашение, я бы сказал. У них там, в Букингемском домишке, предпочитают принимать приглашения за год.
— Знаю я.— Хауден почувствовал прилив раздражения от того, что ему, как приготовишке, втолковывают вещи давно известные.— Но иногда от заведенного порядка можно отступить. Я думаю, сэр, этот визит необходим для блага страны.
Хауден произнес новое «сэр» с такой интонацией, которая давала понять генерал-губернатору, что его просьбу надо воспринимать как приказ. И в некотором смысле, считал он, ее так же воспримут в Лондоне. Букингемский дворец прекрасно осведомлен, что Канада — самый богатый и влиятельный член весьма шаткого Британского Содружества, и если подкрепить приглашение нажимом по другим каналам, то визит королевы с супругом будет наверняка обеспечен. Нынешние проволочки с принятием приглашения, как он подозревал, делаются, вероятнее всего, из желания набить себе цену. Даже если это так, то для гарантии он должен пустить в ход все свое влияние.
— Я передам королеве ваши пожелания, премьер-министр.
Обмен репликами напомнил Хаудену, что он должен искать замену Шелдону Гриффитсу, у которого в будущем году истекал двойной срок полномочий.
Из Длинной гостиной гости потянулись в столовую, где был устроен буфет. Неудивительно, что вскоре там образовалась очередь: шеф-повар губернатора Альфонс Губо славился своими кулинарными талантами. Ходили слухи, что жена президента США как-то пыталась переманить его к себе из Оттавы. Прежде чем скандал замяли, дело чуть не дошло до международного конфликта.