— А я,— сказал Алан,— не только моложе дедушки, но и более гибкий.
Шарон в три приема ловко развернула автомобиль, и они понеслись по портовой дороге, подпрыгивая на выбоинах. Внутри машины было тесно, но уютно. Их плечи соприкасались, и Алан опять ощутил знакомый запах духов.
— Да, насчет вашей гибкости,— сказала Шарон,— я начала в ней сомневаться. Куда вам?
— Вероятно, назад, в контору, мне нужно сказать пару крепких слов.
— За чем дело стало? Валяйте прямо здесь. Я знаю многие из них.
— Да нет,— ухмыльнулся Алан,— не пытайтесь нарушить установившийся порядок. Мне они лучше известны.
Она повернула к нему голову. Губы у нее были полными, яркими и слегка изогнутыми в насмешливой улыбке. Его опять поразила ее миниатюрность — как сказочная фея.
— Ах, вот оно что, это, оказывается, ваши юридические штучки! — Она снова устремила взгляд на дорогу. Машина резко свернула, и он коснулся плечом ее плеча. Прикосновение было приятным.
— Да, мне нужно оформить свидетельские показания.
— Если вы не обидетесь на меня за нарушение ваших пронафталиненных правил, разрешите спросить: как идут ваши дела? Я имею в виду человека с теплохода.
— Пока нет никакой определенности,— ответил Алан серьезно.— Иммиграционная служба дала нам от ворот поворот, но мы ожидали этого.
— Ну и что же?
— Сегодня кое-что случилось... вот только что... Дело может выгореть. Еще не наверняка, но, похоже, мы доведем дело до суда.
— А будет ли от суда польза?
— Кто его знает?! — Вопрос, который задала Шарон, давно мучил его самого.— Но в делах такого рода нужна последовательность, позволяющая двигаться шаг за шагом и надеяться на лучшее после каждого шага.
— Зачем же доводить дело до суда, если нет уверенности, что он поможет?
Они ринулись обгонять машины, чтобы проскочить перекресток, где светофор уж зажегся янтарно-желтым светом. На перекрестке завизжали тормоза.
— Видели автобус? Я думала, он в нас врежется,— сказала Шарон, закладывая крутой вираж мимо остановившегося молочного фургона и едва не сбив его шофера.— Так что вы говорили насчет суда?
— Имеются различные способы и различные суды,— сказал Алан, судорожно проглатывая слюну.— Послушайте, а не могли бы мы ехать чуть медленнее?
Шарон любезно сбросила скорость с сорока до тридцати пяти миль в час.
— Расскажите мне о суде.
— Положительно в нем то, что заранее никогда не знаешь, что выплывет из свидетельских показаний. Иногда услышишь такие вещи либо такие пункты закона, о которых ты и не подозревал. А в нашем случае есть и другой резон.
— Продолжайте, все это страшно любопытно. Какой резон? — подгоняла она Алана. Их скорость, как он заметил, опять подскочила до сорока.
— Видите ли,— объяснил он,— какие бы шаги мы ни предприняли, нам нечего терять. А чем дольше мы будем будоражить общество, тем больше шансов на то, что правительство одумается и даст Анри разрешение на иммиграцию в страну.
— Не знаю, понравится ли это дедушке,— сказала Шарон задумчиво.— Он надеется раздуть большой политический скандал, а если правительство пойдет на попятную, то скандала не получится.
— Честно говоря,— проговорил Алан,— мне наплевать на то, чего хочется вашему дедушке. Меня больше заботит, как бы добиться успеха для Анри.
После минутного молчания Шарон спросила:
— Вы дважды назвали его по имени. Он вам понравился?
— Да, очень,— ответил Алан убежденно.— Он замечательный парнишка, только ему всю жизнь не везло. Я не думаю, что он станет президентом чего-либо или достигнет многого, но мне хочется, чтобы ему хоть раз в жизни повезло.
Шарон искоса глянула на профиль Алана и тут же перевела взгляд на дорогу, потом сказала:
— А знаете ли вы...
— Нет, не знаю — скажите.
— Если я когда-нибудь окажусь в беде, вы, Алан, будете первым, к кому я обращусь за помощью.
— В таком случае,— сказал Алан,— разрешите мне сесть за руль, чтобы не попасть в беду немедленно.
Тормоза взвизгнули, малютка автомобиль резко остановился.
— Зачем? — спросила Шарон невинно.— Мы уже прибыли.
Смешанный запах пиццы и спагетти свидетельствовал о том, что она была права.
В конторе Том Льюис был занят чтением континентального выпуска газеты «Пост». При их появлении он положил газету и заявил:
— Коллегия адвокатов, несомненно, выгонит тебя, Алан. После публичной порки в парке Стэнли. Тебе известны правила саморекламы?
— Позволь глянуть,— попросил Алан, беря в руки газету.— Я сказал то, что думал. В тот момент я был немного зол.
— Это явствует из твоих заявлений прессе со всей очевидностью.
— Бог ты мой! — Алан раскрыл газету на первой странице.— Такого я никак не ожидал!
— По радио передавали то же самое,— сообщил Том.
— Я-то думал, что статью напишут о Дювале.
— Если говорить начистоту, я позеленел от зависти, как старый шартрез. Без особых усилий с твоей стороны ты отхватил себе знаменитое дело, славу героя, а теперь еще и...
— Ой, я забыл,— воскликнул Алан.— Познакомьтесь, это Шарон Деверо.
— Знаю,— сказал Том,— я как раз собирался упомянуть о ней.
Глаза Шарон так и засияли от удовольствия.
— Между прочим, господин Льюис, вам грех обижаться— ваше имя также упомянуто в газете. Вот смотрите: фирма «Льюис и Мейтланд».
— Я буду питать вечную благодарность за эти крохи.— Том потянулся к вешалке и снял пальто.— Кстати, мне нужно повидаться с новым клиентом. У него имеется рыбный магазин, и, насколько я понял, речь пойдет о сдаче его в аренду. К несчастью, ему не на кого этот магазин оставить, поэтому я отправляюсь к рыбкам. Как ты относишься к прекрасным тресковым котлетам на ужин?
— Благодарю, но не сегодня,— покачал головой Алан.— Мы с Шарон поужинаем где-нибудь в другом месте.
— Да? — сказал Том.— Как это я не догадался!
Когда они остались одни, Алан проговорил:
— Мне необходимо поработать над текстом свидетельских показаний. Они должны быть готовы прежде, чем я предстану завтра перед судьей.
— Чем я могу помочь вам? — спросила Шарон, улыбнувшись, отчего у нее на щеках опять появились и исчезли ямочки.— Я умею печатать.
— Пойдемте,— сказал Алан. Взяв Шарон за руку, он повел ее за собой в свою стеклянную кабинку.
Генерал Адриан Несбитсон
Весь Кабинет министров, за исключением трех, отбывающих из Оттавы, собрался в аэропорту «Аплендс» для проводов в Вашингтон премьер-министра и сопровождающих его лиц. Такой порядок был заведен давно, когда правительство Хаудена только что пришло к власти. Хауден тогда намекнул кому следует, что любит, когда его встречают и провожают в дорогу, и не одиндва министра, а Кабинет в полном составе, причем не только тогда, когда он отправляется с официальным визитом за рубеж, но и в других менее значительных случаях, при отъезде из столицы или возвращении домой из любой поездки.
Среди членов Кабинета такой распорядок получил шуточное название «шеренга» и вызывал у некоторых из них недовольство, слухи о котором дошли до Хаудена. Однако Хауден твердо стоял на своем, объяснив Брайену Ричардсону, доложившему об этом недовольстве, что подобный церемониал служит демонстрацией единства членов правительства, с чем шеф партийной канцелярии согласился. Лишь об одном умолчал премьер-министр — о не покидавшем его воспоминании детства, которое до сих пор временами тревожило его.
Когда-то, давным-давно, Джеймс Хауден поехал в Эдмонтон, который располагался в ста пятидесяти милях от детского приюта, где он тогда жил, чтобы написать экзаменационную работу для поступления в Университет Альберты. Ему вручили обратный билет на поезд и отправили одного. Спустя три дня он вернулся на железнодорожную станцию, переполненный счастьем от успеха, которым жаждал немедленно поделиться с кем угодно, но его никто не встретил. В конце концов, держа в руках фибровый чемоданчик, он прошагал три мили до приюта, находившегося за городом, растеряв по дороге весь пыл восторга. С тех пор Хауден терпеть не мог одиноких отъездов и возвращений.
Нынче одиночество ему не грозит. На проводы явились не только члены Кабинета: сидя на заднем сиденье внушительного черного «олдсмобиля» рядом с Маргарет, он видел начальников штабов — армии, флота и военно-воздушных сил — со своими адъютантами, а также мэра Оттавы, комиссара полиции, нескольких председателей правительственных комиссий, его превосходительство сэра Филлипа Энгрова, посла США в Канаде. Отдельной группой толпились репортеры и фотографы, среди них Брайен Ричардсон и Милли Фридмен.
— Боже мой! — шепнула Маргарет.— Можно подумать, мы отправляемся миссионерами в Китай.
— Я понимаю,— ответил Хауден,— как надоедливы эти формальности, но никуда не денешься — так принято.
— Не притворяйся,— сказала тихо Маргарет, дотрагиваясь до его руки,— тебе нравится такое столпотворение, и не вижу причин, почему бы тебе им не насладиться.
Выписав широкую дугу по взлетному полю, лимузин плавно остановился возле персонального «Авангарда», поблескивающего фюзеляжем в лучах утреннего солнца. Вдоль самолета выстроился по стойке «смирно» его экипаж. Констебль распахнул дверцу машины. Когда Маргарет и Хауден вышли из ее салона, военные и полицейские взяли под козырек. Премьер-министр снял свою новую голубовато-серую шляпу, купленную для него Маргарет во время поездки в Монреаль. На лицах провожающих явно проступило ожидание чего-то значительного, а может быть, подумалось Хаудену, напряжение в лицах вызвал холодный резкий ветер, дувший над взлетными дорожками аэропорта. «Сохранилась ли в тайне истинная цель сегодняшнего полета в Вашингтон или произошла утечка информации?» — спросил он самого себя.
Стюарт Костон шагнул вперед, сияя улыбкой. Улыбчивый Стю, как старший член Кабинета, оставался временно исполняющим обязанности премьера.
— Приветствую вас, сэр, и вас, Маргарет,— сказал министр финансов, пожимая им руки.— Как видите, мы собрались довольно-таки сплоченной группой.