— Единственное, о чем я прошу,— это придерживаться фактов.
— Что ж,— сказал Ричардсон резко,— давайте примерим к себе факты.— Он вытащил из кармана свернутый лист бумаги.— Опрос общественного мнения, проведенный Институтом Гэллапа, свидетельствует, что популярность правительства за последние две недели упала на семь процентов. На вопрос: «Одобряете ли вы смену правительства?» — шестьдесят два процента ответили утвердительно, тридцать один — отрицательно и семь процентов воздержались.
— Присядь, Джими,— попросила Маргарет,— и вы тоже, Брайен. Я сейчас велю принести чаю, и мы спокойно посидим, почаевничаем.
Хауден опустился в кресло возле камина. «Разожги его, будь добр»,— сказал он Ричардсону, указывая на камин, где уже были приготовлены дрова. Чиркнув спичкой по коробку, Ричардсон подержал огонек в ладонях, давая ему разгореться, затем наклонился и сунул спичку под кучу березовой коры. Через некоторое время показалось пламя.
В другом конце комнаты Маргарет разговаривала по внутреннему телефону, заказывая чай.
Успокоившись, Хаудек продолжил:
— Я и не думал, что дела обстоят так плохо.
— Хуже некуда, просто удручающе скверно. Письма не перестают поступать, а телеграммы сыпаться, и все против нас.— Вторя спокойному тону премьер-министра, он спросил: — А что вы скажете на предложение отложить завтрашнее оглашение союзного договора?
— Об этом не может быть и речи.
— Я предупреждаю: мы не готовы к выборам.
— Обязаны быть готовы. Мы должны пойти на риск.
— И проиграть?
— Соглашение о союзе важно для выживания Канады. Если это хорошо объяснить людям, они поймут.
— Разве? А не помешает ли им понять это ваша позиция в деле Дюваля?
Готовый вспылить, Хауден сдержался. Вопрос все же не лишен логики, подумал он, и кроющееся в нем предположение вполне может осуществиться.
Потеря популярности из-за Дюваля могла послужить причиной поражения правительства при обсуждении в парламенте вопроса о союзном договоре. Впервые такая опасность встала перед Хауденом со всей определенностью.
И не странно ли, не ирония ли судьбы, размышлял он, что такая мелочь, как нелегальный пассажир, может повлиять на ход истории целой нации?
Впрочем, что гут странного и такая ли уж это мелочь? На протяжении многих веков именно личности потрясали мир, творили историю, подвигали человечество к просвещению, едва брезжущему в никому неведомом грядущем. Не для того ли появляются в нашей жизни Дювали, чтобы мы смиряли свою гордыню, учились смирению, карабкаясь вверх...
Однако пора заняться практическими делами, и он сказал:
— У нас нет веских причин откладывать оглашение союзного договора. Нам дорог каждый день, который наступит после его заключения. От того, как мы будем использовать время, зависит оборона и выживание Канады. Кроме того, промедление может вызвать утечку информации, способную ухудшить наше положение в политическом плане.
Управляющий партийными делами кивнул:
— Я ждал от вас этих слов, но хотел знать наверняка.
Маргарет присоединилась к ним со словами:
— Я заказала чай. Вы останетесь с нами, Брайен, выпить чашечку чая?
— Спасибо, миссис Хауден, с удовольствием.— Ричардсону всегда нравилась Маргарет. Он завидовал Хаудену, у которого такой прочный брак и крепкий семейный тыл, обеспечивавший ему душевное равновесие и комфорт.
— Я не думаю, что разрешение министерства иммиграции на допуск Дюваля в страну принесет нам теперь какую-нибудь пользу,— сказал премьер-министр. Ричардсон энергично потряс головой:
— Ни малейшей. Кроме того, он и так уже в стране. Каково бы ни было решение суда, насколько я понимаю, он не может быть депортирован завтра на теплоход.
Кора в камине прогорела, и теперь занялись огнем березовые поленья. Тепло распространялось по комнате, и без того хорошо отапливаемой.
Ричардсон размышлял: очевидно, его мучительная схватка с Гарви Уоррендером была напрасной. Она запоздала, чтобы оказать какое-нибудь воздействие на решение дела Анри Дюваля. Но в будущем ее исход, безусловно, развяжет Хаудену руки. Если только оно ждет его, это будущее, мрачно подумал Ричардсон.
Слуга принес чайный прибор с кувшином кипятка и удалился. Маргарет разлила чай по чашкам. Ричардсон принял от Маргарет чашку из тончайшего фарфора и отказался от пирожного.
Маргарет осторожно спросила:
— Тебе действительно нужно лететь в Монреаль, Джими?
Муж устало провел ладонью по лицу.
— Жаль, но ничего не поделаешь. Можно было бы послать кого-нибудь вместо себя, но только не сейчас. Я должен лететь сам.
Управляющий партийной канцелярией глянул на окна с раздвинутыми шторами: за окнами совсем стемнело, и по-прежнему сыпал снег.
— Я справлялся о погоде, прежде чем ехать сюда. Для полета нет никаких помех — монреальский аэропорт открыт, там вас ожидает вертолет, который сразу же доставит в город.
Джеймс Хауден кивнул.
В дверях послышался легкий стук, и в комнату вошла Милли Фридмен. Ричардсон с удивлением взглянул на нее: он не подозревал, что Милли находится в доме. Но в этом не было ничего необычного, она и премьер-министр часто работали в кабинете наверху.
— Извините.— Милли улыбнулась Ричардсону и Маргарет, затем обратилась к Хаудену: — Белый дом на проводе. Они хотят знать, удобно ли вам поговорить сейчас с президентом.
— Иду,— сказал премьер-министр, поднимаясь с кресла.
Ричардсон поставил на стол чашку и поднялся.
— Мне тоже пора идти. Благодарю за чай, миссис Хауден — Он любезно пожал руку Маргарет, коснулся руки Милли. Уже в дверях, когда мужчины выходили, послышался голос Ричардсона: «Я подъеду в аэропорт, шеф, чтобы проводить вас».
— Милли, не уходите, давайте выпьем чаю вместе, — попросила Маргарет.
— Спасибо.— Милли присела в кресло, на котором только что сидел Ричардсон.
Занимаясь заваркой чая в серебряном чайничке, Маргарет заметила:
— Как видите, у нас довольно суматошное хозяйство. Покой может длиться лишь несколько минут, а так все бурлит и волнуется.
— Кроме вас. Вы одна умеете сохранять спокойствие.
— А что мне остается делать, дорогая? События проходят мимо меня. Не могу же я переживать из-за всего, что творится вокруг.— Она подала Милли чай и подлила себе в чашку свежего, потом задумчиво добавила: — Хотя, полагаю, мне есть от чего волноваться.
— Не вижу, зачем вам это,— ответила Милли.— Если хорошенько разобраться, все они стоят один другого.
— И я того же мнения.— Маргарет улыбнулась, она пододвинула Милли сахарницу и молочник.— Но мне странно слышать такое от вас. Я всегда считала вас энтузиасткой и правой рукой Хаудена.
Милли, к своему удивлению, вдруг сказала:
— Энтузиазм со временем истощается, а руки устают.
Маргарет рассмеялась:
— Мы с вами ужасные изменщицы, не правда ли? Но должна сказать, что временами хочется облегчить душу.
Наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием горящих поленьев в камине. На потолке играли световые блики. Поставив чашку, Маргарет тихо спросила:
— Вам было очень горько от того, что тогда произошло? Я имею в виду между вами и Джими.
На мгновение у Милли перехватило дыхание, в комнате воцарилось молчание, исполненное смысла. Значит, Маргарет знала, знала все эти годы и молчала. Милли часто подозревала это и теперь, когда удостоверилась, почувствовала облегчение. Она ответила вполне искренне:
— Я никогда не была в нем уверена. А теперь вообще перестала думать обо всем, что было между нами в прошлом.
— Конечно,— сказала Маргарет,— время все лечит. Тогда казалось, что рана никогда не заживет. Но время проходит, все забывается, и раны заживают.
Милли помешкала в поисках подходящих слов, наконец тихо спросила:
— А вы... вы, должно быть, были ужасно возмущены и обижены?
— Да, помнится, я была оскорблена до глубины души. Любая женщина на моем месте чувствовала бы то же. Но в конце концов справляешься с собой. Ничего не поделаешь — долг обязывает.
Милли сочувственно произнесла:
— Вряд ли я смогла бы проявить такое великодушие. — И тут же импульсивно добавила: — А знаете, Брайен Ричардсон сделал мне предложение.
— И как вы?
— Еще не решила.— Милли озабоченно потрясла головой. — То мне кажется, что я люблю его, то не совсем в этом уверена.
— Жаль, я не могу вам помочь.— В голосе Маргарет проскользнули материнские нотки.— Я уже давно убедилась: нельзя жить по подсказке других. Каждый должен отвечать за себя и последствия своих решений, прав ты или ошибся.
Да, мысленно согласилась Милли и задала себе вопрос: сколько же можно тянуть с решением?
Плотно закрыв за собой дверь кабинета, Хауден снял трубку красного телефона — двойника того, что стоял у него в канцелярии Восточного блока. Это был «дежурный» телефон прямой связи с Белым домом.
— У телефона премьер-министр,— произнес он.
Голос телефониста ответил:
— Минуточку, сэр. Президент вас ждет.
Послышался щелчок, а затем грубовато-добро-душный голос спросил:
— Джим, это вы?
Хауден улыбнулся, услышав его тягучий говор Среднего Запада.
— Да, Тайлер,— ответил он.— Хауден на проводе.
— Как поживаете, Джим? Вам досталось в последнее время!
Он признался:
— Немного переутомился. Я объездил порядочный кусок страны за последние дни.
— Слышал. У меня был ваш посол, он показывал мне маршрут вашей поездки.— В голосе президента прозвучала озабоченность.— Но вы не вгоняйте себя в гроб от переутомления, Джим, вы еще нам нужны.
— Я остановился у края могилы,— ответил Хауден,— и рад слышать, что еще нужен. Будем надеяться, мои избиратели того же мнения.
Голос президента посерьезнел.
— Вы уверены, что вытянете избирательную кампанию? Уверены в ее успехе?
— Да, будет нелегко, но я справлюсь, если все условия, которые мы обсуждали, будут выполнены.— Он многозначительно добавил: —