Все условия.
— Затем и звоню.— Хрипловатый голос в трубке сделал паузу.— Кстати, как у вас с погодой?
— Идет снег.
— Так я и думал.— Президент хохотнул.— Вы уверены, что вам еще нужны снега? Аляски, например.
— Да, нужны,— сказал Хауден.— Мы умеем обращаться со льдом и снегом. Мы живем среди них.— Он удержался от замечания, которое сделал министр природных ресурсов на заседании Кабинета: «Географически Аляска похожа на котел, в котором просверлены две дыры, а крышка закрыта плотно. Если снять крышку, мы получим большую территорию для развития сельского хозяйства, строительства, промышленности. А когда научимся побеждать холод, мы продвинемся еще дальше на север». Хаудену не хотелось думать об Аляске только как о факторе грозящей войны.
— Так вот,— сказал президент,— мы решили провести на Аляске плебисцит. Правда, мне еще предстоит повоевать за него — наши люди не любят снимать звездочки с флага, раз уж они на нем появились. Но, подобно вам, я надеюсь настоять на своем.
— Я рад,— сказал Хауден,— всей душой рад.
— Вы получили проект нашего совместного коммюнике?
— Да,— подтвердил Хауден.— Сердитый прилетал ко мне на Запад. Я сделал несколько замечаний и велел ему вместе с Артуром Лексингтоном подработать отдельные детали.
— Тогда завтра утром его можно будет опубликовать. После оглашения союзного договора между нашими странами я заявлю о самоопределении Аляски. Полагаю, что вы одновременно сделаете то же самое.
— Да,— сухо подтвердил Хауден,— Аляски и Канады.
— Значит, ровно в четыре часа пополудни.— Он добавил со смехом: — Давайте сверим наши часы!
— Да, в четыре,— ответил премьер-министр, чувствуя себя так, словно все дороги назад теперь отрезаны и наступил финал.
По проводам донесся тихий голос президента:
— Джим!
— Да, Тайлер?
— Международное положение все ухудшается, вы заметили?
— Что там говорить,— отозвался Хауден,— хуже некуда.
— Помните, я сказал, что молюсь, чтобы нам был дарован еще один мирный год. Это самое большее, на что мы можем рассчитывать.
— Да,— сказал Хауден,— я помню.
Наступила пауза, словно президент старался подавить свое волнение, потом он сказал спокойным голосом:
— Мы делаем с вами славное дело, Джим... Лучшее из всего, что было... для наших детей... для внуков и всех тех, кому еще предстоит родиться.
Президент помолчал, затем раздался легкий щелчок, и линия отключилась. Положив трубку на красный телефон, Хауден постоял в задумчивости, оглядывая тихий кабинет, уставленный книжными шкафами. Со стены на него смотрел портрет Джона Макдоналда, основателя Канадской Конфедерации, государственного деятеля, бонвивана и отчаянного пьяницы.
Вот он, миг моего торжества, решил Хауден. Минутой назад президент в шутливой форме поступился Аляской, но шутка была всего лишь пилюлей, помогавшей проглотить горькое лекарство. Если бы не настойчивость и упорство Хаудена, президент никогда не пошел бы на такую уступку. Вместе с другими выгодами соглашения о союзе премьер-министр поднесет нации Аляску как большой великолепный апельсин на блюдечке в обмен на утрату Канадой части своего суверенитета. Непроизвольно ему вспомнилась детская разрезная азбука: А — апельсин. Нет, решил он, для канадских детей букву А должна символизировать Аляска: А — Аляска.
В дверь кабинета коротко постучали, и в ответ на разрешение премьер-министра войти на пороге появился Ярроу, престарелый управляющий резиденции Хаудена.
— Сэр, приехал господин Костон. Он говорит, что у него срочное дело.— За спиной Ярроу в коридоре выросла фигура министра финансов в тяжелой зимней шубе и шарфе. В руках он держал мягкую фетровую шляпу.
Хауден пригласил: «Входите, Стю!»
Войдя в кабинет, Костон махнул рукой Ярроу, подошедшему к нему, чтобы помочь раздеться.
— Не надо, я всего на несколько минут. Разденусь здесь.—Он сбросил шубу на стул, положив рядом шляпу и шарф. Повернувшись лицом к премьеру, он по привычке улыбнулся, провел ладонью по лысеющей голове, но, как только за Ярроу захлопнулась дверь, его лицо приняло озабоченное и даже мрачное выражение.
Хауден молча ждал.
Костон с трудом проговорил:
— Кабинет раскололся — прямо по центру.
Джеймс Хауден помолчал, осмысливая услышанное, а потом проговорил:
— Не понимаю. У меня создалось впечатление...
— Да и у меня тоже,— подтвердил Костон.— Я считал, что вы их всех уговорили — всех нас.— Он пренебрежительно махнул рукой.— Кроме одного или двух, от которых мы могли ожидать отставки.— Хауден кивнул. После возвращения из Вашингтона он провел два заседания Кабинета министров по вопросу о союзе. Первое напоминало совещание Комитета обороны, состоявшееся в канун Рождества. На втором энтузиазм членов Кабинета заметно возрос, так как преимущества союзного договора начали овладевать умами большинства. Как и следовало ожидать, у него нашлись противники — Хауден предвидел неизбежность прошения об отставке от одного-двух министров, не согласных с идеей союза. Эти прошения, конечно, будут удовлетворены и дальнейшие попытки противостояния подавлены. Но такого раскола Кабинета... нет, этого он не ожидал!
Хауден хрипло приказал:
— Рассказывайте подробности!
— В отставку подают девять человек.
— Девять! — Значит, Костон не преувеличивал —это более трети кабинета.
— Я уверен, их было бы меньше,— извиняющимся тоном произнес Улыбчивый Стю,— если бы они не подпали под влияние...
— Влияние? — рявкнул Хауден.— Чье влияние?!
— Вы будете поражены, сэр,— Костон замялся, словно предчувствуя взрыв ярости со стороны премьер-министра,— когда узнаете, что во главе бунта стоит Адриан Несбитсон.
Ошеломленный, полный недоумения, Джеймс Хауден молча уставился на Костона, который поспешно пояснил:
— Сомневаться не приходится — это Адриан Несбитсон. Он начал действовать два дня назад и распропагандировал остальных.
— Идиот, старый безмозглый тупица!
— Нет,— запротестовал Костон,— это не совсем так. Этим от него не отделаетесь.
— Но между нами было соглашение, мы заключили сделку.— Договор, заключенный в самолете между ним и генералом Несбитсоном, был определенным: генерал-губернаторство за его поддержку соглашения о союзе.
Костон решительно заявил:
— Какую бы сделку вы ни заключили, он ее нарушил.
Они оба продолжали стоять. Премьер-министр угрюмо спросил:
— Кто же другие?
— Борден Тейн, Джордж Иоркис, Аарон Голд, Рита Бьюкенен... — Улыбчивый Стю бегло перечислил имена остальных.— Но Адриан — самый главный, все держится на нем.
— Люсьен Перро на нашей стороне? — Первым делом он подумал о Квебеке, о важности поддержки со стороны франкоканадцев.
Костон кивнул.
Неужто это не дурной сон, подумал Хауден, не кошмар, в котором голоса чудовищ заглушили голос разума? Может быть, через некоторое время он проснется и ничего этого не будет?
В дверь снаружи постучались, и вошел Ярроу.
— Автомобиль ожидает вас, сэр. Пора ехать в аэропорт.
Костон настойчиво сказал:
— Адриан стал совсем другим человеком. Похоже на то, как если бы...— Он пощелкал пальцами в поисках метафоры.— Как если бы в мумию влили кровь, и она ожила. Мы с ним поговорили, и должен вам сказать...
— Не нужно ни о чем говорить,— прервал его Хауден. Дело зашло слишком далеко.— Я поговорю с ним сам.
Хауден быстро рассчитал: время стремительно уходит, до оглашения союзного договора остались считанные часы.
— Адриан знает, что вы захотите поговорить с ним,— сказал Костон.— Остается только позвонить ему, чтобы назначить встречу.
— Где он?
— Вся эта группа собралась сейчас у Артура Лексингтона. Артур пытается переубедить их, но, боюсь, безуспешно.
Стюарт выжидающе кашлянул. Сегодня распорядок дня был исключительно плотным. Хауден представил себе автомобиль у входа, персональный «Авангард», разогревающий моторы в аэропорту, вертолет, ожидающий его в Монреале, зал, наполненный людьми... И он решительно сказал:
— Несбитсон полетит со мной в Монреаль. Если он сейчас же выедет в аэропорт, то успеет к моему самолету.
Костон быстро кивнул: «Хорошо, я беру это на себя».
Как только Хауден вышел, Костон взялся за телефон.
«Олдсмобиль» премьер-министра подкатил прямо к поджидавшему его самолету.
Сигнальные огни «Авангарда» уже ритмично вспыхивали во тьме. Аэродромная команда в меховых парках с капюшонами суетилась вокруг самолета, заканчивая последние приготовления к полету. Батарейная тележка была подключена к фюзеляжу, готовая к запуску моторов.
Шофер распахнул дверцу машины, и премьер-министр вышел. У края посадочной платформы его уже поджидал Брайен Ричардсон в шубе с поднятым воротником, чтобы защититься от ветра. Без всяких предисловий он сказал:
— Старика уже погрузили в самолет, он сидит в вашем салоне, пристегнутый к креслу, с бокалом виски в руках.
Хауден приостановился: «Стю уже рассказал вам?» — Ричардсон кивнул.
— Постараюсь урезонить его,— пообещал Хауден.— Не представляю себе, что еще можно сделать.
— А не попробовать ли сбросить его с самолета,— ухмыльнулся управляющий партийными делами мрачно.— Скажем, с высоты пять тысяч футов?
Несмотря на скверное настроение, Хауден рассмеялся.
— Чтобы получить двух мучеников: одного в Ванкувере, другого здесь.— Поднявшись на несколько ступенек по трапу, он прокричал через плечо: — Кроме того, послезавтра ожидаются новости получше!
— Счастливого пути, шеф! — пожелал управляющий партийными делами, но ветер отнес его слова в сторону.
В уютном салоне, освещенном мягким светом плафонов, в одном из четырех кресел с откинутой спинкой сидел генерал Несбитсон. Как и сказал Ричардсон, в руках у министра обороны был бокал с выпивкой, который он тут же поставил на столик, увидев премьер-министра.
Вслед за Хауденом в салоне появился сержант-стюард. Хауден кивнул головой и велел ему: