Инвестиционное уравнение простое: инвестиционная фирма предоставляет стартапу деньги в обмен на пакет акций компании. Для основателей, решивших взять венчурный капитал, компания начинает первый раунд инвестиционного финансирования на раннем этапе жизненного цикла стартапа[37]. На этом первом, «посевном», раунде обычно привлекаются скромные инвестиции в десятки и сотни тысяч долларов. Дальнейшие венчурные раунды идут под буквами: раунд серии А, раунд серии B и так далее. В результате возможен один из трех вариантов:
А. Компания умирает. И это наиболее вероятный сценарий.
Б. Приобретается другой, большей компанией.
В. Проводит начальное открытое предложение своих акций, чтобы сторонние инвесторы смогли купить акции компании на публичной фондовой бирже.
И у венчурных инвесторов, и у основателей одна и та же цель: довести компанию до раунда Б или В – до так называемого события ликвидности. Когда такое случается, венчурный инвестор может наконец конвертировать свои акции в наличность.
На каждом раунде проводится определенная политика, и каждый отличается особым статусом. Обычно, чем раньше венчурная фирма вкладывает деньги в компанию, тем это престижнее для фирмы. Выгода фирмы в том, что, вложившись в прибыльный стартап за несколько лет до того, как он набрал ход, она продемонстрировала дальновидность и расчет. Дэвида Зе из Greylock Partners всегда будут вспоминать как человека, инвестировавшего в Facebook и LinkedIn, когда их оценивали в миллионы, а не миллиарды долларов. Кроме посевной инвестиции в Uber, Крис Сакка еще на ранней стадии сделал ставки на Twitter и Instagram, каждая из которых принесла ему миллиарды.
Другая причина для раннего инвестирования проста: чем раньше вы вкладываетесь в компанию, тем большую долю акций получаете за небольшие деньги.
Найти правильную компанию, правильную идею или даже правильную отрасль для следующей инвестиции – не это самое трудное в работе венчурного капиталиста. Самое трудное – найти для управления компанией нужного человека, основателя.
Основатель – этим титулом более чем каким-либо другим гордились, гордятся и будут гордиться в Кремниевой долине.
Это даже не столько титул, сколько заявление. «Я сделал это, – заявляет основатель. – Я изобрел это из ничего. Я это создал». Трэвис Каланик часто говорил, что построить стартап – то же самое, что вырастить ребенка74.
Хороший основатель живет и дышит стартапом. Как сказал Марк Цукерберг, основатель «быстро вертится и ломает стереотипы». Основателю свойственен дух хакерства; он – капитан пиратского корабля. Хороший основатель будет усерднее работать завтра, чем работал сегодня. Хороший основатель ляжет спать, когда умрет (или после возвращения с фестиваля Burning Man). Подобно Каланику в Red Swoosh, хороший основатель ведет свою компанию через трудности финансирования, но покровителей выбирает с умом. Хороший основатель ставит себе в заслугу успехи компании и принимает ответственность за ее недостатки. Хорошая идея для компании, даже если появилась в подходящее время и в подходящем месте, все равно хороша лишь настолько, насколько хорош взявший ее основатель. Самое главное, что настоящий основатель может быть только один.
Если это звучит мессиански, то потому, что так оно и есть. Культ основателя – или, точнее, почитание основателя – возник как основоположение новой веры из нескольких течений квазирелигиозной философии. Сан-Франциско эпохи шестидесятых переживал сексуальную, химическую и хиппи-революцию, вдохновлявшуюся мечтами освобожденного сознания и утопическими социальными структурами. Эта контркультура антиистеблишмента смешивалась с зарождающимися идеями эффективности индивидуальной жадности и благой вестью о созидательном разрушении.
Из двух этих направлений технари начали выстраивать контркультуру иного рода, культуру, которая с корнем вырвет укоренившуюся власть структур и создаст новые, прогрессивные способы функционирования общества. Основатели видели неэффективность городской инфраструктуры, платежных систем, жилых помещений. Используя инструменты современного капитализма, они создавали технологичные компании и вырывали власть у обленившихся элит. Основатели стали правителями-философами, суровыми индивидуалистами, которые спасали общество от бюрократических, несправедливых, устаревших систем.
«Софт пожирает мир»75, – сказал Марк Андриссен. В то время технологи считали, что это хорошо. До недавних пор большинство остального человечества соглашалось с ними. В период с начала 2000-х до 2010-х количество заключенных венчурных сделок увеличилось на 73 процента76. Объем глобального венчурного капитала вырос с миллиардов в 2005 году до сотен миллиардов в 2010-х77. Сан-Франциско превратился в эпицентр такого рода сделок78.
Но потом баланс сил начал меняться. В то время как стартапы с беспрецедентной скоростью уничтожали глобальную инфраструктуру, предприниматели обнаружили, что старые центры силы разрушены и в некоторых случаях заменены выросшими вокруг них выскочками. Клейтон Кристенсен[38] в «Дилемме инноватора» сформулировал опасности, поджидающие любую компанию, которая выросла до таких размеров, что уже не видит угроз, исходящих от более шустрых конкурентов. Эти стартапы с венчурным капиталом сделались новым истеблишментом.
Случилось и еще кое-что. Основатели поняли, что им нравится контролировать. Они хотели избавиться от вмешательства посторонних – акционеров, инвесторов и общественности вообще. Со временем основатели научились охранять и оберегать свое влияние. Используя статус провидцев, они нередко убеждали инвесторов передать контроль самим основателям.
Закрепили и институализировали эту практику сооснователи Google, Ларри Пейдж и Сергей Брин. В 1998 году, в тесном гараже, Пейдж и Брин создали поисковую машину для решения казавшейся безумной задачи: «организовать мировую информацию и обеспечить ее доступность и полезность для каждого»79. Именно такой, преобразующий, тип мышления поддерживают инвесторы.
Стремясь изменить мир, создатели Google не хотели ориентироваться на желания богачей. Девиз «Не будь злом» (Don’t be evil) неотделим от Пейджа и Брина и отражает их подход, месседж которого таков: «даже став зрелой компанией, мы не станем делать ужасные вещи за деньги»[39].
В 2004 году, когда Google вышел на рынок акций, он использовал сомнительный финансовый инструмент под названием «структура акций двойного класса»80. Акции «класса А» Google продавал на рынке, тогда как акции «класса В» доставались только основателям компании и близким к ним людям. В денежном выражении и те и другие стоили одинаково, но к акциям класса В прилагались дополнительные привилегии: одна такая акция дает десять «голосов», или десять шансов сказать «да» или «нет» решениям руководства компании. В то время как каждой акции класса А соответствует только один голос. Пейдж и Брин позаботились о том, чтобы собрать в своих руках достаточно акций, а главное, во время IPO они выпустили достаточно акций класса В – для сохранения контроля.
На самом деле Пейдж и Брин не хотели выходить на рынок акций. Для основателей выставить акции на бирже Nasdaq означало поставить под надзор раздражающе неприятных людей, ничего не понимающих в технике. Инвесторы хотели бы снимать кэш с Google. И когда эти самые инвесторы почувствовали, что доходы растут недостаточно быстро, они постарались изменить компанию, навязав двум сооснователям свою коллективную волю.
Как рассказал один инвестор, Брин и Пейдж согласились выйти на рынок акций только после встречи с Уорреном Баффетом, легендарным американским предпринимателем, который и познакомил двух молодых основателей со структурой акций двойного класса.
«Мы создаем корпоративную структуру, рассчитанную на долговременную, уходящую за временной горизонт стабильность, – писал Пейдж в письме с дерзким названием «Руководство владельца для инвесторов Google». – Инвестируя в Google, вы делаете необычайно долгую ставку на команду, особенно Сергея и меня, и на наш инновационный подход. Новые инвесторы в полной мере поучаствуют в долговременном экономическом будущем Google, но смогут лишь незначительно влиять на стратегические решения через голосование»81.
Многие основатели следовали его наставлению. «Так делали Ларри и Сергей, почему же нам нельзя?» – спрашивали себя молодые предприниматели. Марка Цукерберга сочли сумасшедшим, когда он отверг предложение Microsoft продать его компанию за миллиард долларов. После того как Facebook вышел на рынок в 2012 году, Цукерберг сохранил определяющее влияние, благодаря структуре акций двойного класса, и не встретил сопротивления в совете правления, когда решил переориентировать компанию на мобильные устройства, взяв на себя огромный, но многократно оправдавшийся риск[40].
За Facebook последовали такие компании, как LinkedIn, Zynga и Groupon. Все они также воспроизвели структуру акций двойного класса. Snap Inc., возглавляемая еще одним технарем-вундеркиндом, Эваном Шпигелем, прославилась тем, что отказалась в 2013 году от предложения о покупке за 3,5 миллиарда долларов, сделанного Facebook82. Когда компания вышла на рынок акций в 2015 году, двадцатишестилетний Шпигель стал самым молодым миллиардером в мире.
Лишь в таком месте, как Кремниевая долина, где основателей ставят превыше всего, люди вроде Шпигеля могли отвергнуть такое предложение и прославиться своей смелостью. Маловеры могут счесть такой выбор нерациональным, но, согласно «культу основателя», какое бы решение ни принял генеральный директор, он, вероятно, прав уже потому, что он – тот самый парень.
По мере смещения в 2010 году баланса силы в пользу основателей, венчурным капиталистам пришлось схватиться – жестоко и всерьез – с конкурентами за право инвестировать в лучшие молодые компании. Для предпринимателей устраивались вечеринки, их угощали в таких шикарных заведениях, как Nopa, Bar Crudo и Spruce. Иногда срабатывал более демонстративный подход: заказать частный джет и отвезти группу молодых технарей на фестиваль South by Southwest, показав основателям, что инвесторам доступны и такие путешествия. Частный самолет – круче некуда.