178. Та самая, ведомая молодыми уравновешивающая сила, что привела в Белый дом Обаму, превратилась в машину гнусной психологической пропаганды. Общественность вдруг осознала масштаб и целенаправленную мощь рекламных машин IT-гигантов. Члены конгресса, ощутив тревогу, начали выделять технологические компании. То же делала пресса.
«Facebook обеспечил победу Трампу своей неспособностью (или отказом) обращаться к проблеме обмана или фейковых новостей»179, – говорилось в репортаже журнала «Нью-Йорк». Заголовок усиливал ощущение, что Дональд Трамп победил только благодаря соцсети. Неуверенность и тревога начали проникать и в умы технарей. Даже внутри компании самые преданные засомневались в преобразующей силе построенной ими платформы180.
Осуждению подвергся и Twitter. Они предоставили троллю-миллиардеру платформу, которую он использовал по максимуму.
Трамп вложил более двух миллиардов долларов в так называемые заработанные медиа – намного больше, чем любой другой кандидат181. Теперь каждый твит был президентским заявлением.
Еще совсем недавно общественность и средства массовой информации обожали Big Tech: Facebook и Twitter давали людям возможность высказаться, а Uber и Lyft облегчали передвижение, – но теперь публике скармливали истории о спонсируемых государством хакерах, которые, используя огромные базы данных с личной информацией, влияли на выборы. Неожиданно для всех темные в Кремниевой долине привели страну к краю пропасти, и IT-отрасль грела руки на раздорах и спорах.
Два последних года Трэвис Каланик готовил Uber к президентству Клинтон. Он создавал команды лоббистов на каждом более или менее важном рынке. Он хотел, чтобы они были готовы иметь дело с приходящей администрацией, которая дружит с профсоюзами и враждует с компаниями, полагающимися на контрактных рабочих. За Big Tech Клинтон еще не пришла; у нее были крепкие связи с крупнейшими в Долине донорами, включая Шерил Сэндберг из Facebook, Джона Дорра из Kleiner Perkins и Марка Бениоффа из Salesforce. Но если какая-то компания и могла оказаться под ударом во времена президентства Клинтон, то в первую очередь самая ненавидимая в стране – Uber.
Но неожиданная победа Трампа застала Uber врасплох. Большинство рядовых сотрудников, преимущественно демократов и либертарианцев, рвали волосы на голове при мысли о президентстве Трампа. (Нелепой и смехотворной эта идея представлялась даже некоторым сторонникам Республиканской партии.)
В письме для сотрудников компании главный технический директор Uber, Туан Фам, охарактеризовал избрание Трампа как «огромный шаг назад»182, назвал нового президента «игнорамусом» и сравнил его победу с приходом к власти безжалостных диктаторов вроде Мао Цзэдуна в Китае.
В ночь выборов, когда победа Трампа уже стала неизбежной, Трэвис Каланик попытался взглянуть на ситуацию по-новому. Причин преследовать Uber у республиканской администрации не было, тем более учитывая, что он позиционировал компанию как стартап, создающий множество рабочих мест. Работу мог получить каждый владелец автомобиля – в первую очередь благодаря Каланику. Возможно, следующие четыре года будут не так уж плохи, решил он.
Кроме того, у него хватало и других проблем. Инвесторы требовали уйти из Китая, поскольку последние два года обошлись компании в миллиарды долларов потерь. Проникнуть в эту страну не удалось пока еще ни одной американской технологичной компании, так что в этом отношении Каланик не был первым.
Несмотря на все его усилия, китайское правительство предпочло оказать поддержку своей компании, DiDi, и сохранило враждебное отношение к Uber.
Каланик не хотел уступать и еще надеялся переломить ситуацию. Strategic Services Group попыталась сфотографировать президента DiDi Jean Liu, когда «Нью-Йорк Таймс» сообщила о получении Uber 3,5 миллиарда от саудитов183.
Но если Каланик и был готов продолжать борьбу, то спонсоры его не поддерживали.
Билл Герли, «Цыпленок» совета правления, был недоволен тратами в Китае. Другой противник Каланика в совете, Дэвид Бондерман, тоже начал поднимать шум. Каланик сам вернул этого основателя TPG Capital во время раунда финансирования в 2013 году. Но теперь Бондерман критиковал Каланика за то, что тот финансирует заведомо безнадежную войну в Китае.
Некоторые институциональные акционеры Uber звонили крупнейшим инвесторам DiDi насчет урегулирования конфликта184. Каланик был недоволен, но не удивлен; инвесторы, считал он, в любом случае кинут в конце. 1 августа Uber отказался от дальнейшей борьбы; его бизнес забрал DiDi, и все операции Uber в этой стране были приостановлены185.
Инвесторы расценили такое решение как победу186. Не будет больше этой громадной утечки денег, этих расточительных трат доходов, полученных на переживающих бум рынках. Подсластил пилюлю тот факт, что Uber получил 17,7 процента акций в DiDi, которые вырастут в цене, когда DiDi решит выйти на свободный рынок. Нелегкие переговоры вел Эмиль Майкл, считавший заключенную сделку одним из своих наивысших достижений в компании. Но для Каланика в сделке было больше горького, чем сладкого. Он не смог обойти ни Пейджа, ни Дорси, ни даже Цукерберга и стать первым гендиректором американской технологичной компании, завоевавшим китайский рынок.
На уме у него было еще кое-что. После победы Трампа дружественная бизнесу республиканская администрация получила возможность ослабить давление и сократить трудовое и транспортное регулирование. Но действовать нужно было быстро. Избранный президент уже начал формировать аналитические центры, добавляя в них лидеров крупнейших технологических компаний, и Трэвис хотел попасть в один из них187. С этой целью были задействованы имеющиеся возможности. Каланик застрял в Индии и упустил шанс сфотографироваться с президентом, но довольствовался бы и прямой линией с Трампом.
А вот сотрудники были с ним не согласны. В коридорах здания 1455 на Маркет-стрит слышалось раздраженное ворчание: зачем боссу понадобилось обниматься с этим ксенофобом, невежей и расистом? На общих собраниях принимались решения, требовавшие от гендиректора пересмотреть точку зрения и выйти из совета.
Каланик защищал свою позицию, считая, что иметь место за столом лучше, чем его не иметь. А небольшое недовольство в низах можно и перетерпеть.
Глава двадцать первая. #DELETEUBER
Когда Трэвис пробивался в консультативный совет по бизнесу, чикагский Дэн О’Салливан, полагал, что Дональд Трамп – полный говнюк.
Всю первую неделю президент спорил с прессой из-за того, сколько должно быть приглашенных на его инаугурацию. («Самая большая инаугурационная аудитория!» – объявил пресс-офис.) Фигляр, думал О’Салливан. Идиот, влезший на должность благодаря электорату, отравленному «Фокс Ньюз». Оставалось только молиться, чтобы к концу президентского срока планы Трампа сорвали его же советники и он не достиг всего, что обещал во время агитационных поездок по стране в 2016 году.
Сын медсестры и телефонного монтера, уроженец Лонг-Айленда, Дэн О’Салливан вырос вдалеке от золотой башни Трампа на Манхэттене. Он гордился своим статусом синего воротничка. Его двоюродного прадедушку, Сайка Куилла, который в 1934 году стал сооснователем Союза транспортных рабочих Америки в Нью-Йорке и имел связи с коммунистической партией, называли Красным Майком. В день рождения сестры отец О’Салливана бастовал вместе со своими товарищами по профсоюзу рабочих связи.
Поучившись в школах на Лонг-Айленде и в Мэне, Дэн О’Салливан оказался в Чикаго, в месте, которое ему нравилось, но о котором он мало что знал. Юноша ростом 190 сантиметров и весом в 100 килограммов больше напоминал линейного из футбольного клуба «Чикаго Беарз», чем линейного монтера из компании «Белл Атлантик»[78], как его отец. Дэн быстро освоил чикагский акцент и благодаря носовым гласным мог легко сойти за местного.
О’Салливан мечтал стать журналистом и начал с политических статеек для Gawker, Jacobin и других изданий левого толка. Чтобы оплачивать счета, он устроился в колл-центр одной технологичной компании – отвечать на вопросы сердитых клиентов. Работа была тягостная и унылая, но зато свободные от нее часы Дэн отдавал своему увлечению, используя каждую возможность, чтобы писать.
Куда более живой и яркой, чем безрадостная карьера в колл-центре, была его цифровая жизнь в Твиттере. По большей части Дэн пользовался этой сетью, чтобы заглядывать на разные политические аккаунты, следить за новостями и поддерживать связь с другими журналистами. Начиналось с обычной болтовни и шуточек с людьми левых взглядов, скрывавшимися за анонимными аватарами, но постепенно становившимися интернет-друзьями. Предаваясь отчаянию из-за популярности и успеха Трампа, Дэн мог по крайней мере высмеивать шутовство президента в общении с товарищами.
О’Салливан ценил цифровую анонимность и дорожил ею. В своем Твиттере он вел себя самоуверенно и грубо, но понимал, что его непристойности в адрес Трампа могут не понравиться работодателю. Также, если придется искать новую работу, кое-какие вульгарные шуточки, которыми он обменивался с приятелями в Сети, могли прийтись не по вкусу рекрутеру.
И все же Твиттер стоил риска. Он выбрал для себя псевдоним, по которому друзья могли легко его запомнить, – @Bro_Pair, «пара братанов».
Приказ поступил 27 января, в пятницу, через неделю после того, как Трамп принес присягу и вступил в должность. Практически сразу же президент принялся закрывать границы. Прежде всего это касалось мусульманских стран, особенно Сирии, охваченной жестокой гражданской войной, заставлявшей тысячи людей искать убежища от потенциальной опасности.
«Они нам здесь не нужны, – заявил Трамп во время церемонии подписания, имея в виду так называемых радикальных исламистских террористов, как он называл мусульман. – Мы хотим быть уверены, что не впускаем в страну ту самую угрозу, с которой наши солдаты сражаются за морями. Мы лишь хотим впустить в нашу страну т