Некоторые инвесторы уже обрушились на компанию публично. Митч Капор и его жена, Фреда Капор Кляйн, оба давние инвесторы Uber, долго осуществляли так называемые инвестиции влияния, демонстрируя обществу осознанный подход к капитализму.
«Мы чувствуем, что в своих попытках спокойно влиять на компанию изнутри зашли в тупик, – написала эта пара в своем публичном блоге. – Мы выступаем публично, поскольку считаем, что об инвесторах Uber и совете директоров правильно будет судить по их действию или бездействию. Надеемся, что наше выступление поможет привлечь руководство Uber к ответственности, так как все остальные механизмы, похоже, не сработали»270.
Осознать, насколько плохо обстоят дела, Герли помогло сообщение от одной предпринимательницы. Тем летом он как-то проверял свою электронную почту, и тут на экране появилось новое письмо. Его прислала Катрина Лейк, исполнительный директор Stitch Fix, очень известной и успешной компании, торгующей стильными штучными нарядами через Интернет.
Герли очень хорошо знал Лейк. Когда юная компания еще только подавала надежды, Benchmark инвестировал в нее 12 миллионов долларов. Лейк создавала Stitch Fix в собственной спальне, открыв школу бизнеса, но до успеха ей было еще далеко. К 2017 году Stitch Fix впервые успешно разместила акции на бирже, вернув Benchmark сотни миллионов. Как члены совета директоров Stitch Fix, Герли и Лейк со временем сблизились. Он верил в ее компанию, а она прислушивалась к его советам.
Письмо Лейк оказалось резким.
«Это аморально и удручающе, что такие компании, как Uber, могут существовать и даже процветать, – заявила она. – И я разочарована, что человек, которого я так уважаю, имеет к нему отношение».
Для Лейк история с Uber имела глубоко личную окраску. Катрина была одной из самых выдающихся женщин-руководительниц в Кремниевой долине. Пока она росла от маленького стартапа до предприятия с многомиллионными оборотами, ей довелось столкнуться с харассментом271. В какой-то момент, когда ее стартап уверенно набирал высоту, она подверглась сексуальным домогательствам одного из своих венчурных инвесторов, Джастина Колдбека. Он входил в совет директоров ее компании в качестве наблюдателя, пока – уже после инцидента – Лейк не настояла на его исключении. Она знала, каким ужасом может обернуться для женщины царящая в технических компаниях и венчурных фондах бро-культура.
Прочитав про Сьюзен Фаулер, случай в Индии и другие скандалы, связанные с Калаником, ей стало стыдно, что ее компания упоминается в одном ряду с Uber. И ей было невыносимо думать, что ее наставник сидел сложа руки или даже потворствовал происходящему.
Быть предпринимателем в Кремниевой долине означало для Лейк не просто взяться за что-то новое, связанное с последними технологическими достижениями. Для нее это значило создать компанию, живущую в соответствии с теми ценностями, которые она хочет привнести в мир.
«Я очень надеюсь, что Stitch Fix останется живым и развивающимся примером компании совершенно иного типа, преуспевающей благодаря нравственным ценностям, а не вопреки им».
Герли немедленно послал ответ, поблагодарив Лейк и выразив ей свою признательность.
«Это был кошмар», – писал Герли. Инвестиции в Uber создали ему репутацию, а письмо Лейк подействовало как пинок под зад.
На первом же после доклада Холдера совещании команда Benchmark решила: их фирма должна принять «правильное решение». Каланика нужно убрать.
Но Benchmark не могла сделать этого в одиночку. Герли требовалась помощь.
Каланик не случайно старался жестко контролировать инвесторов. Если настанет день, когда они выступят против него – как это случилось с Майклом Овицем в Scour, – то Каланик хотел сохранить за собой возможность защищаться.
Он хорошо поработал. Шло время, и Каланик медленно разрушал власть и влияние акционеров. Он утаивал как можно больше информации, не давая инвесторам возможности вникнуть в финансовое состояние компании. Те ворчали. Они вложили кучу денег в бизнес Каланика и считали, что имеют право знать, как идут дела и как он распоряжается их капиталами. Один инвестор сказал, что Каланик обращается с ними, как с грибами: кормит дерьмом и держит в темноте[101]. Каланик считал, что они должны быть благодарны и за это.
Казалось, инвесторы интуитивно чувствовали, что дело неладно. Пока оценочная стоимость Uber росла, лишь немногие пробовали вмешиваться. С точки зрения закона позиция Каланика не являлась оправданной; инвесторы, владевшие в компании значительными долями, имели право на доступ к информации. Типичным ответом Каланика, по свидетельству как минимум одного инвестора, была фраза: «Так подайте на меня в суд. И какая у вас будет репутация в этой отрасли, если вы начнете судиться с собственной компанией?»
И он был прав.
Кроме того, со временем Каланик накопил так называемые суперголосующие акции с дополнительным правом голоса – более влиятельный вид акций, дающих ему более одного, как у большинства других держателей, голоса на акцию. У Каланика таких особых акций было полно. Этот сценарий он придумал еще в ранний период существования Uber вместе с двумя своими союзниками, Гарретом Кэмпом и Райаном Грейвзом. Его пакет обычных акций тоже рос с каждым днем. Если работник Uber желал продать часть своих акций через внутреннюю программу обратного выкупа, Каланик требовал, чтобы эти акции продавались ему272. Каждый день, когда сотрудники увольнялись или продавали свои акции в связи с материальными трудностями, количество голосов у Каланика нарастало.
Суперголосующие акции не могли выручить его в любой ситуации. Некоторые решения, например увольнение одного из высших руководителей, принимались голосованием полного состава совета директоров.
Но и тут у Каланика имелось преимущество: он эффективно контролировал совет директоров. Из восьми членов совета большинство было с ним заодно: Арианна Хаффингтон, Ван Линь Мартелло, Ясир аль-Румайан, Райан Грейвз и Гаррет Кэмп поддерживали Каланика. А в 2016 году, когда саудиты инвестировали 3,5 миллиарда долларов, он выторговал себе еще один козырь в рукаве. По условиям той сделки, единодушно одобренным советом, Каланик получал право назначать трех дополнительных членов совета директоров, когда пожелает.
Летом 2017 года, когда интерес общественности к компании усилился, Грейвз с Кэмпом забеспокоились. Но оба чувствовали себя в долгу перед Калаником. Кэмп с самого начала не хотел руководить компанией и довольствовался ролью пассажира на заднем сиденьи. Грейвз последние несколько лет в Uber провел большей частью на вечеринках и в путешествиях, хотя гендиректор никогда не критиковал его за это. Очевидно, Грейвз считал, что босс и должен по-настоящему заботиться о нем, потому что они «бро».
Когда Кэмп, Грейвз или кто-то другой из окружения Каланика начинал сетовать на его действия, он обычно задушевно спрашивал: «А ты знаешь, сколько денег я собираюсь для тебя заработать?»
И это почти всегда срабатывало.
К середине 2017 года все, кто вложил деньги в Uber, чувствовали собственную беспомощность. Но Каланик и не просил у них поддержки; за прошедшие годы ему удалось с помощью тонкого обмана и финансового надувательства отстранить инвесторов от управления. Он ставил перед собой цель подорвать их авторитет прежде, чем они сумеют проделать это с ним. Для достижения этой цели в течение восьми лет Каланик предпринял серию упреждающих ударов.
Шон Каролан, партнер из Menlo Ventures, в результате ранних инвестиций получил в совете Uber место наблюдателя. Каланик позаботился, чтобы Шон не имел права голоса. Робу Хейзу, венчурному инвестору из First Round Capital, повезло: он вложился в Uber на «посевной», то есть одном из первых этапов привлечения инвестиций. Имея солидный пакет акций Uber, Хейз получил место в совете директоров[102]. Но когда началась серия В, Каланик изменил условия контракта таким образом, что Хейз лишился права голоса и имел лишь ограниченный доступ к информации. Крис Сакка, бывший юрист из Google, стал инвестором и основателем Lowercase Capital. Когда-то он считал Каланика другом. Ранняя инвестиция в Uber в размере 300 тысяч долларов дала и ему значительную долю в компании. Но, когда Сакка предпринял попытки скупить акции Uber у других ранних инвесторов – практика, известная как «вторичная покупка акций», – Каланик обрушился на него. Главный исполнительный директор больше не разрешал Крису присутствовать на заседаниях совета в качестве наблюдателя; они почти перестали разговаривать273.
Герли все это знал. Он месяцами тайно общался с отвергнутыми инвесторами, и все они втихомолку признавались, что боялись, как бы их вложения не схлопнулись. Сплотив вокруг себя группу недовольных, он стал искать людей, способных помочь советом. Герли связался с профессорами из Стэнфорда, в прошлом выступавшими экспертами по корпоративному управлению и преступлениям «белых воротничков». Он обратился к адвокатам из Cooley Paul и Weiss, двух лучших фирм в Долине, регулярно консультирующих технологические компании и венчурные фонды. Он нанял кризисную фирму, специализирующуюся на связях с общественностью. И он же предложил план, основанный на совместных действиях. Герли понимал, что Каланик никогда не уйдет по собственному желанию. Им придется вынудить его.
План, разработанный Герли, был прост. Он возглавит синдикат из крупнейших акционеров Uber: Benchmark, First Round, Lowercase, Menlo. Все они, вместе взятые, держали более четверти акций Uber. Они обратятся к Каланику с письмом, содержащим простое требование: в интересах компании уйти с поста генерального директора. Если Каланик откажется, группа обратится к общественности. Они пригласят «Нью-Йорк таймс», посвятят репортера в свой план, и на следующее утро их письмо Каланику появится на первой странице газеты. Здесь присутствовала и стратегическая составляющая: обращение к общественности поможет привлечь к действиям еще десятки инвесторов Uber.