— Да, — ответила леди Невилл. — Останьтесь здесь, останьтесь со мной, останьтесь с нами.
Голос Смерти, не став громче, стал сильнее и старше. Слишком старый голос для такой юной девушки, подумала леди Невилл.
— Нужно, чтобы вы были уверены в этом, — сказала Смерть, — уверены в вашем желании, уверены крепко. Каждый ли из вас хочет, чтобы я осталась? Потому что если один из вас скажет мне: нет, уходи, — мне придется сразу покинуть вас, и больше я уже не вернусь. Вы должны быть уверены. Всем ли вам я нужна?
И все в один голос воскликнули:
— Да! Да, вы должны остаться с нами. Вы так прекрасны, что мы не в силах вас отпустить.
— Мы устали, — сказал капитан Компсон.
— Мы слепы и глухи, — сказал Лоримонд и добавил: — Особенно к поэзии.
— Мы напуганы, — тихо сказал лорд Торранс, а леди Торранс, взяв его руку, добавила:
— Мы оба.
— Мы тусклые, недалекие люди, — сказала леди Невилл, — и старимся безо всякой пользы. Останьтесь с нами, леди Смерть.
И тогда Смерть улыбнулась, ласково и лучезарно, и шагнула к ним, и всем показалось, будто она спустилась к ним с великой высоты.
— Очень хорошо, — сказала она, — я останусь с вами. Я больше не буду Смертью. Я буду женщиной.
Глубокий вздох пронесся по комнате, хотя рта никто не открыл. Никто не шелохнулся, ибо златовласая девушка еще оставалась Смертью, и кони ее стонали снаружи. Никто не решался смотреть на нее подолгу, хотя она и была красивейшей из юных женщин, когда-либо переступавших порог этого дома.
— Существует цена, которую следует заплатить, — сказала девушка. — Как всегда. Одному из вас придется стать Смертью вместо меня, ибо в мире неизменно должна присутствовать Смерть. Кто из вас решится на это? Кто вызовется стать Смертью по собственной воле? Ибо только так я смогу снова стать человеком.
Никто не промолвил ни слова, никто. Все стали медленно отступать от нее, подобно волнам, уходящим с берега в море, когда пытаешься их поймать. Графиня делла Кандини с друзьями, пожалуй, и выскользнули бы за дверь, но Смерть улыбнулась им, и они застыли на месте. Капитан Компсон открыл рот, словно желая предложить себя, но ничего не сказал. Леди Невилл не двигалась.
— Никто, — сказала Смерть. Она коснулась пальцем цветка и тот, казалось, выгнулся и потянулся, словно довольная кошка.
— Ни один человек, — сказала она. — Значит, выбрать придется мне, и это будет лишь честно, потому что именно так и я стала Смертью. Я не стремилась к этому, вот почему мне доставило столько счастья ваше желание, чтобы я стала одной из вас. Я так долго искала людей, которым буду нужна. Теперь осталось лишь выбрать кого-то, кто заменит меня, и на этом все кончится. Я буду выбирать очень тщательно.
«О, как глупы мы были, — сказала самой себе леди Невилл. — Как мы были глупы».
Но вслух она ничего не сказала, только стиснула руки и, неотрывно глядя на юную девушку, неясно думала о том, как было бы приятно, если бы у нее была дочь, похожая на леди Смерть.
— Графиня делла Кандини, — задумчиво произнесла Смерть, и графиня тихонько взвизгнула от страха, потому что на вопль ей не хватило дыхания.
Однако Смерть рассмеялась и произнесла:
— Нет, это было бы глупо.
Больше она ничего не сказала, но долгое время спустя графиня краснела от унижения, вспоминая, как ее не выбрали Смертью.
— И не капитан Компсон, — пробормотала Смерть. — И потому, что он слишком добр, чтобы стать Смертью, и потому, что для него эта роль была бы мучительной. Ему так не терпится умереть.
Лицо капитана не изменилось, но руки его задрожали.
— Не Лоримонд, — продолжала девушка, — потому что он слишком мало знает о жизни, к тому же он мне нравится.
Поэт покраснел, побелел и снова залился краской. Он дернулся, как бы намереваясь неловко стать на одно колено, но вместо этого распрямился и постарался по возможности принять такую же позу, в какой замер капитан Компсон.
— Не Торрансы, — сказала Смерть, — ни в коем случае не лорд и не леди Торранс, ибо каждый из них слишком привязан друг к другу, чтобы почувствовать хоть какую-то гордость, если выбор падет на них.
Впрочем, она поколебалась немного, темным, пытливым взором вглядываясь в леди Торранс.
— Я стала Смертью в вашем возрасте, — в конце концов сказала она. — Интересно, что бы я испытала, вновь вернувшись в него? Я была Смертью так долго.
Леди Торранс содрогнулась, но промолчала.
И наконец, Смерть негромко промолвила:
— Леди Невилл.
— Я здесь, — ответила леди Невилл.
— Похоже, остаетесь лишь вы, — сказала Смерть. — Я выбираю вас, леди Невилл.
И вновь леди Невилл услышала, как каждый из гостей негромко вздохнул, и, хоть она стояла спиною ко всем, она понимала, что вздыхают они от облегчения, от радости, что выбор пал не на них и не на тех, кто им дорог. Леди Торранс протестующе вскрикнула, но леди Невилл знала, что точно такой же вскрик сопровождал бы любой сделанный Смертью выбор. А затем леди Невилл услышала собственный голос:
— Это большая честь для меня. Но неужели здесь нет никого достойнее?
— Никого, — ответила Смерть. — Здесь нет никого, кто столь же сильно устал бы от существования в облике человека, никого, кто яснее вас сознает, насколько бессмысленно оставаться живым. И никого, кому достало бы сил относиться к жизни, — и она улыбнулась, приязненно и жестоко, — к жизни ребенка вашего парикмахера, к примеру, как к бессмыслице, каковой она и является. У Смерти тоже есть сердце, но оно неизменно пустует, а я думаю, леди Невилл, что ваше сердце подобно иссохшему руслу реки, подобно старой морской раковине. Роль Смерти вам будет приятна, куда приятней, чем мне, потому что, когда я ею стала, я была еще совсем молода.
И она пошла к леди Невилл, легко покачиваясь, широко распахнув глубоко сидящие глаза, до краев налитые красным светом уже встающего солнца.
Г ости отодвигались от нее, хоть она на них не смотрела, но леди Невилл, с силой стиснув ладони, стояла, глядя, как мелкими, танцевальными шажками к ней приближается Смерть.
— Мы должны поцеловать друг дружку, — сказала девушка, — именно так я стала Смертью.
Она с наслаждением тряхнула головой, мягкие волосы стегнули по плечам.
— Скорее, скорее, — сказала она. — О, как мне не терпится снова стать человеком.
— Вам это может и не понравиться, — произнесла леди Невилл. Она чувствовала себя совершенно спокойной, хоть и слышала, как ее старое сердце ухает в груди, отдаваясь в кончиках пальцев.
— Спустя какое-то время, — прибавила она.
— Возможно, — Смерть улыбалась, уже подойдя к ней вплотную. — Я буду не так красива, как ныне, и может быть, люди станут любить меня меньше, чем сейчас. И все-таки я смогу хоть недолго побыть человеком и наконец умереть. Я свое наказание отбыла.
— Наказание за что? — спросила старуха прекрасную девушку. — Что вы сделали? Почему стали Смертью?
— Я забыла, — ответила леди Смерть. — Да и вы со временем забудете тоже.
Она была ниже ростом, чем леди Невилл, и гораздо моложе.
В этом белом платье она могла бы быть дочерью, которой леди Невилл никогда не имела дочерью, которая никогда бы ее не покинула, на груди которой леди Невилл, удрученная старостью и печалью, могла бы спрятать лицо. Теперь же она потянулась, чтобы поцеловать леди Невилл в щеку, и, поцеловав, прошептала ей на ухо:
— Вы так и останетесь красавицей, когда меня поразит безобразие. Будьте тогда поласковее со мной.
За спиной леди Невилл вздыхали и переговаривались изящные джентльмены и леди, схожие в своих вечерних платьях, в элегантных нарядах с трепещущими мотыльками.
— Обещаю, — сказала она и собрала в складки сухие губы, чтобы поцеловать мягкую, сладко пахнущую щеку юной леди по имени Смерть.
Перевод с английского Сергея Ильина.
Рей БрэдбериЖелание[4]
Шорох снега коснулся холодного окна.
Огромный пустой дом заскрипел под порывом ветра ниоткуда.
— Что? — спросил я.
— Я ничего не говорил, — Чарли Симмонс, сидящий позади меня у камина, встряхнул кукурузу в большом металлическом решете. — Ни слова.
— Черт возьми, Чарли, но я же тебя слышал…
Замерев, я смотрел, как снег накрывает далекие улицы и пустые поля. Самая подходящая ночь для духов белизны, чтобы заглядывать в окна и бродить в темноте.
— Тебе померещилось, — сказал Чарли.
«Неужели?» — подумал я. Есть ли голоса у погоды? Существует ли язык ночи, времени и снега? Что связывает мрак снаружи и мою душу здесь?
Потому что там, в тенях, сейчас словно садились все голуби мира — вслепую, без луны или даже фонарей.
И снег ли сейчас нашептывает что-то за окном, или это голос прошлого, накоплений старого времени, нужды и отчаяния, которые нарастают сейчас белыми холмами и наконец-то обрели язык?
— Боже, Чарли. Ведь только что… я поклясться готов, что сказал…
— Что сказал?
— Ты сказал: «загадай желание».
— Я сказал?
Его смех не заставил меня обернуться; я продолжал смотреть на падающий снег и сказал то, что должен был произнести…
— Ты сказал: «Это особенная, прекрасная, странная ночь. Так загадай лучшее, самое дорогое и странное желание в своей жизни, идущее от самого сердца. И оно исполнится». Вот что я слышал, а ты сказал.
— Нет. — Его отражение в стекле покачало головой. — Но, Том, ты уже полчаса стоишь, загипнотизированный снегопадом. И смотришь, как горит огонь в камине. Желания не сбываются, Том. Но… — и тут он замолк, но с легким удивлением добавил: — Боже, но ты ведь слышал что-то? Ладно, держи. Выпей.
Кукуруза перестала трещать. Он налил мне вина, но я к нему не притронулся. Снег равномерно падал за темным окном, невесомый, как бледное дыхание.
— Почему? — спросил я. — Почему такое желание возникло в моей голове? Если не ты сказал эти слова, то что?
И в самом деле, что? Что там, за окном, и кто такие мы? Двое писателей, наедине, поздно вечером, приглашенный друг, два старых приятеля, привычные к долгим разговорам и болтовне о духах, испробовавшие интереса ради весь этот хлам вроде гадальных досок, карт таро и телепатии, связанные многолетней дружбой, но всегда полные насмешек, шуток и ленивого дурачества…