тылах, защищая Москву. В 1942 году получил предложение о переходе в нелегальную разведку и согласился без колебаний».
«Другой нелегал – «Оливер» использовал испанскую «книжку», чтобы легализоваться в Мексике, хотя внешне облику типичного испанца не соответствовал, – светлокожий блондин! «Бенито» устроил его в небольшую кустарную радиомастерскую, в которой «Оливер» ремонтирует приёмники. Хозяин – испанский земляк, который при проверке всегда подтвердит, что Томас работает у него».
Биографические данные на «Оливера»:
«Англичанин Томас Сирил Боттинг родился в 1915 году в Портсмуте, по профессии авиаконструктор. К работе на советскую разведку был привлечён в 1936 году в Англии, откуда после провала его группу вывели в Испанию. Несколько месяцев Томас находился в рядах Интербригады. После поражения республиканцев был эвакуирован в СССР, где с 1939 по 1942 гг. работал на горьковском автозаводе им. Молотова. Женился на испанке по имени Анхела. Она приехала в СССР, сопровождая группу испанских детей после прихода к власти Франко. С началом войны Боттинга призвали в Красную армию, но вскоре им заинтересовалась разведка. С июля по декабрь 1942 года Томаса готовили «в ускоренном режиме» к нелегальной работе, и уже в 1943 году он ступил на землю Мексики».
Последняя встреча «Леонида» с нелегалами до их передачи Тарасову прошла в октябре 1943 года. Из отчёта «Леонида»:
«Утром я пошёл к «Рембрандту» на квартиру. Дом его расположен в 10 кварталах от нашего посольства, квартира состоит из 3-х небольших комнат. Одна из них увешана картинами нелегала на мексиканскую тематику, уставлена безделушками, то есть является типичной мастерской художника. Застал Хосе ещё в постели. Он встретил меня радостно. Договорились о месте и времени встречи, но на следующий день туда пришёл другой наш нелегал – «Оливер»! Сообщил, что Хосе попал в больницу: у него прободение желудка. Хотя ещё вчера никаких признаков заболевания не было.
С острыми приступами боли в полости живота Хосе пошёл к «Оливеру» в 11 часов ночи. Он разыскал «Бенито», и они вместе отвезли художника, теряющего сознание, в больницу. Врач Сориано – испанский земляк, сказал, что необходима немедленная операция, и рекомендовал хирурга Сеговию. Тот осмотрел Хосе и приказал срочно готовить операционную. В 5 часов утра операция была сделана. «Оливер» четыре дня дежурил у кровати друга: состояние художника было тяжёлым. Потом пошло на поправку. Оказалось, что причиной прободения у Хосе была язва желудка, о которой он не имел понятия!»
Овакимян, просмотрев последний отчёт о нелегалах, вызвал к себе Граура:
– Если всё это правда, надо решительно отказаться от таких методов переброски и легализации. Пока же следует рассредоточить нелегалов по разным городам Мексики. Прошу ориентировать об этом резидента. Надо выяснить реальное положение с документами и ход легализации каждого. Что конкретно делается для развития прикрытия каждого? Придётся создать новую организацию по типу «Достижения», учесть все ошибки, не поручая этого дела землякам. «Бенито», конечно, следует постепенно «отвести» от нелегалов, он многим известен как земляк.
Москву обеспокоили вопросы безопасности в работе с нелегалами в Мексике. Одна из претензий возникла по поводу их переписки с родственниками. По заведённой практике, письма передавались резиденту на очередных встречах для отправки в Центр. Неожиданно в Москве спохватились: «Эти материалы являются фактором опасности. Даже при случайном задержании и обыске нашим сотрудникам будет трудно объяснить некоторые пассажи в письмах, которые наверняка укажут на страну проживания адресата».
Тарасов ответил, не слишком скрывая негативные эмоции:
«Полученные от Вас указания ломают порядок связи нелегалов с семьями, запрещают мне принимать от них письма для родных. Ваше предупреждение о том, что в дальнейшем Вы не будете принимать и пересылать эти письма, ставит меня в исключительно трудное положение. Я оставляю за собой право оспаривать правильность этой директивы как вредной для дела и соображений человечности. До сих пор я следовал проверенному правилу: на встречах давал нелегалам письма родственников для прочтения, а потом забирал. Ответы наши товарищи писали в виде коротких записок прямо на встрече, в моём присутствии. Этот способ гарантировал от возможных потерь писем и их перлюстрации. Заменить эту личную связь короткими безликими стандартными телеграммами вредно, в том числе из-за отрицательного воздействия на моральное состояние нелегалов. Как можно убедить наших людей в том, что у нас «нет средств» для переправы писем? Зная их настроения, я пока не решился передать им данную директиву.
В этой связи конкретно о каждом из них:
«Рембрандт»: у него «дома» жена и ребенок, о которых очень беспокоится. Просит и настаивает на постоянной связи с ними. Хочет видеть письма, написанные лично женой.
«Оливер» – детей не имеет, но очень любит жену. Спрашивает о письмах от неё на каждой встрече.
«Патриот» – у него остались дома мать и младший брат, живущие где-то в провинции в тяжёлых условиях. Его отец умер от голода, братишка сильно ослабел. Нелегал убедительно просит переслать ему письма от них, а также сообщить мне их адрес, чтобы я смог послать за его счёт продуктовую посылку.
При этом направляю письма моих нелегалов родным».
В мае 1944 года Центр снова запросил отчёт о состоянии дел с нелегалами. Тарасов направил отчёты по каждому из них. Весьма критично, без дипломатии, он написал о ситуации с Томасом Боттингом – «Оливером»:
«Нелегал был переброшен в «Деревню» по плохо продуманной легенде, как беженец. В условиях здешнего беспорядка и наличия огромного количества эмигрантов «Оливеру» удалось достать настоящие внутренние документы для проживания. Мексиканские власти не обращают особого внимания на наличие подозрительных элементов в документах или на саму внешность иностранцев-беженцев. Только этим можно объяснить, что легенда «Оливера» с его «испанским происхождением», матерью-англичанкой и т. д. здесь прошла без явных проблем. Не проявляя активности, «Оливер» чувствовал себя неплохо, но как только он попытался устроиться на службу на одно из промышленных предприятий по своей профессии авиаспециалиста, возникли сложности. На заводах подобного типа владельцами часто являются американцы, их много на управленческих должностях. Если бы мы активно двигали «Оливера», он точно попал бы в разработку. Испанский «беженец» с ярко выраженной англо-саксонской внешностью и сильным английским акцентом не может не привлечь внимание американских конкурентов.
Агентурные пути для легальной переброски «Оливера» в «Страну» отсутствуют. Местное генеральное консульство США выдаёт визы только с разрешения Госдепартамента, и на каждого заявителя заполняются умопомрачительные анкеты. Агентурный подход к сотрудникам консульства практически невозможен: почти весь его состав – это кадровые конкуренты, враждебно настроенные к испанским беженцам, не говоря о том, что по этой категории лиц имеются специальные указания. Таким образом, до окончания войны и смягчения жёстких правил пограничного контроля надеяться на переброску «Оливера» не приходилось. Может быть, есть смысл подобрать для него документы на другую национальность? Его легенда была бы существенно усилена, если бы сюда была переброшена его жена-испанка».
Последнее предложение резидента Граур подчеркнул красным карандашом и сбоку приписал: «Ни в коем случае!»
Критическая оценка разведывательных перспектив «Оливера» оказалась правильной. В 1946 году он вернулся в СССР по советским документам. Жена, несмотря на переживания, связанные с трехлетним отсутствием Томаса, его дождалась. Для знакомых долгое отсутствие Томаса было легендировано работой за рубежом в качестве эксперта по ленд-лизу. Супруги оформили советское гражданство, получили квартиру, завели детей – двух мальчишек. В Горьком Томас восстановился на автозаводе, где был на хорошем счету как конструктор. Когда через шесть лет после возвращения из Мексики к нему обратились с предложением снова поехать на закордонную работу в «более подходящую страну», Томас отказался. Он был доволен тем, как сложилась жизнь, и новых приключений на свою голову искать не хотел.
Мнение о Хосе Санчесе – «Рембрандте» – у Тарасова сложилось не самое лучшее, хотя с документами и «крышей» дела у того обстояли терпимо. Хосе был снабжён надёжной карточкой эмигранта. По используемой легенде он не должен был скрывать, что находился в Испании, а потом оказался во Франции. Логично и то, что «из-за немецкой оккупации он перебрался в Мексику», где работает как художник, готовит выставку картин, получает стабильный доход от их продажи. Придраться вроде бы не к чему. Но, если руководствоваться принципом «Платон мне друг, но истина дороже», «Рембрандт» по многим параметрам своей личности не соответствовал требованиям, предъявляемым к нелегалам. Аргументов у Тарасова хватало:
«Я знаю Хосе Санчеса по «Строительству», – полгода он был моим подчинённым в Барселонской школе «наружки». Он ничем не выделялся, но «Швед» (Орлов) благосклонно относился к его сестре по имени Соледад. Она была его личным переводчиком. Хосе и его брат Луис (в настоящее время находится в Англии) пользовались привилегиями, разъезжали по своим делам и до самого бегства «Шведа» подчинялись только ему. Однажды без разрешения «Шведа» я послал братьев на операцию с Д-группой во вражеский тыл. Братья хорошо показали себя на этой операции и, я думаю, очень подходили для подобных дел, потому что ненавидели Франко, приказавшего расстрелять их отца.
«Рембрандт» – верный нам человек, талантливый, но типичный интеллектуал-художник, с детства пропитанный богемой. Любит комфорт, хорошую одежду, идеализирует каждую встречную женщину. Не обладает сильным характером. С общежитейской точки зрения он непрактичен. Жесткая дисциплина и спартанские условия нелегальной жизни будут его тяготить. Странно, что о нём не навели справки у кадровых работников, бывших на «Строительстве». Немыслимо доверять ему как нелегальному резиденту ценную агентуру.