победившего социализма и успехах колхозного строительства. В Советской России Маргарита нашла достойные образцы для подражания – Ларису Рейснер и Александру Коллонтай. Эта поездка повлияла на решение Нелькен покинуть ряды Соцпартии, чтобы вступить в КПИ. Победа Народного фронта в Испании ещё больше радикализировала Нелькен. Она мечтала о победе коммунизма в своей стране, хотя и понимала, что добиться этой цели будет нелегко.
В начале 1936 года Нелькен написала в одной из статей: «Нам требуется титаническая по масштабу революция. Нам не подходит даже опыт русской революции. Мы хотим пожарищ, всполохи которых окрасят небеса и моря, и потоков крови, которые зальют всю планету». Маргарита была творческим человеком, любила экспрессивные образы. Франкистская пропаганда часто ссылалась на её высказывания как на типичное проявление «красного мракобесия и разнузданного экстремизма». В радиопрограммах, которые транслировались на Республику, франкистский генерал Кейпо де Льяно мрачно предсказывал: «Если такие, как Нелькен, возьмут верх в Испании, её ожидает террор, от которого содрогнется всё человечество». Республиканцы проиграли, но террор всё же обрушился на страну. Генерал Франко железной рукой очищал Испанию от любого инакомыслия: в расход отправляли коммунистов, социалистов, анархистов, членов масонских лож и даже поэтов…
В годы гражданской войны Маргарита Нелькен вела пропагандистскую работу по разоблачению «пятой колонны» франкистов. Она выезжала на фронт, пламенными речами поднимала боевой дух бойцов. Она не сомневалась, что борьба идёт не на жизнь, а на смерть. «Если враг не сдаётся, его уничтожают, – повторяла она, – альтернативы нет!» Её фотографии постоянно появлялись в газетах: хрупкая женщина в кожанке, перепоясанной ремнём, с неизменным маузером в кобуре. Вездесущая Нелькен часто общалась с руководителями советской резидентуры в Испании – Александром Орловым и его заместителем Наумом Эйтингоном. Она делилась оценками политических сил в испанском правительстве и парламенте, давала прогнозы развития событий, указывала на ячейки «пятой колонны» в министерствах и госаппарате. В оперативной переписке она стала проходить под кодовым именем «Амор».
После поражения республики Нелькен и её семья – мать, дочь Магда и внучка Куки бежали во Францию. Сын Сантьяго был интернирован французскими властями, но в лагере не задержался. Маргарита добилась его освобождения. Сантьяго некоторое время провёл у отца в Голландии, потом уехал в Советский Союз, учиться на инженера.
Эйтингон посоветовал Маргарите перебраться в Мексику: в случае наступления немцев будут отрезаны все пути для бегства из Франции. Намекал: «Предстоит большая работа по нейтрализации Троцкого». Эта перспектива вдохновляла Нелькен. Как многие республиканцы, она считала Троцкого и его последователей главными виновниками поражения Республики.
В Мехико Нелькен вошла в интеллектуальные круги, писала киносценарии и книги об искусстве, участвовала в мероприятиях испанской эмиграции. Партийная работа её по-прежнему интересовала, но внутренние конфликты в КПИ побуждали Маргариту критично относиться к руководству партии, которое, надо сказать, не слишком жаловало внутренне независимую и острую на язык женщину. Были и такие, которые считали её потенциальной соперницей Пассионарии – Долорес Ибаррури – в борьбе за возглавление партии. Сплетни о проблемах, возникающих между Нелькен и мексиканским филиалом КПИ, живо распространялись в испанской колонии. Эйтингон успокаивал Маргариту: «Для нашего дела слухи о твоём троцкизме очень кстати. Тем меньше подозрений будет у полиции. С партией ты потом уладишь, мы поможем».
В Мехико Эйтингон поселился у Нелькен, превратив её дом в штаб-квартиру по проведению операции «Утка». Название выбрал Эйтингон, памятуя о том, что Троцкий любил утиную охоту. Маргарита одобрила включение в оперативную группу в качестве связницы дочери Магды. Она обеспечивала связь резидента с боевой группой Иосифа Григулевича, готовившей атаку на «крепость» Троцкого в Койоакане, на окраине Мехико. Непосредственное руководство боевиками осуществлял художник Давид Альфаро Сикейрос, участник гражданской войны в Испании, имевший прозвище «Лихой полковник».
Провальная атака Сикейроса на «крепость» Троцкого вынудила Эйтингона использовать запасной вариант операции. «Том» заверил Центр: «Мы исправим наш промах». Промах был исправлен с помощью Рамона Меркадера. Операция прошла успешно, но Меркадер был схвачен на месте преступления.
Перед резидентурой в Нью-Йорке была поставлена задача по вызволению Меркадера из мексиканской тюрьмы. Оттуда и осуществлялось руководство операцией. Нелькен входила в «группу поддержки» «Гнома» и была посвящена в некоторые детали операции. «Вытащить» Меркадера из тюрьмы было поручено нелегалам «Хуану»[31] и «Гарри»[32]. Затем планировалась переброска Рамона в Акапулько, и позже – на Кубу. Нелькен подталкивала нелегалов к более энергичным действиям. Она была уверена, что в 1941–1943 годах для побега имелись самые благоприятные условия. Если бы операция удалась, искать в этом «руку Москвы» было бы сложно, поскольку посольства СССР в Мехико тогда ещё не было.
О связях Нелькен с НКВД руководители КПИ в Мексике догадывались и считали, что она «приставлена» к партии для негласного контроля. От Маргариты добивались признаний: «У тебя не должно быть секретов от партии. В чём конкретно ты помогаешь «совьетикос»? Нелькен не поддавалась на давление, поскольку обещала Эйтингону, что при любых обстоятельствах будет молчать. Её обвиняли не только в «скрытом троцкизме», но и «предательской деятельности», в связях с немецкой разведкой. Недруги распространили фальшивку о том, что Нелькен работала на немцев ещё в годы Первой мировой войны, когда «вышла замуж за немецкого дипломата, от которого родила своих детей Магду и Сантьяго». На самом деле Магда родилась в 1915 году вне брака, от богемного художника из тогдашнего окружения Нелькен. Мужем и отцом Сантьяго (родился в 1922 году) был Мартин де Поль.
Злонамеренные выдумки привели в 1942 году к исключению Нелькен из партии «за троцкизм». Она тяжело переживала несправедливость, добивалась пересмотра решения. Эти интриги, сплетни и обвинения пришлось распутывать Тарасову. Свои выводы он сообщил в Центр в мае 1944 года:
«После прибытия в Деревню я выслушал от нелегалов «Гарри» и «Хуана» жалобы на «неправильное поведение» «Амор». Ощущалось, что эти нападки исходят от «земляков» «Строительства». Я решил детально проверить слухи. После проверки убедился, что большая часть того, что говорит о ней руководство местных «земляков», – злостная клевета. Например, Антонио Михе распространил слух, что «Амор» состоит на службе у мексиканского правительства. Действительно, её приняли на работу в министерство просвещения. Однако, что ей оставалось делать после исключения из партии и лишения материальной помощи? Михе повторяет также сплетни, что «Амор» – давний немецкий агент. Фактически её шантажируют. После каждого отказа «рассказать правду», выдумки о работе на немцев раздаются с новой силой. «Хуан» и «Гарри» использовали эти нападки как предлог для отстранения «Амор» от работы по «Гному». Их необъективные характеристики повлияли на решение «Луки» об отстранении, который никогда лично с «Амор» не встречался. Она была единственным человеком здесь, которая побуждала «Хуана» и «Гарри» к настойчивым действиям, резко критикуя их за пассивность. Вывод очевиден: «Амор» заслуживает полного доверия».
Первая встреча Тарасова с Нелькен прошла у неё дома. Она открыла дверь, и лицо её осветилось улыбкой: гостя Нелькен узнала, хотя после их последней встречи в Испании прошло шесть лет, и каких лет!
«Как всё изменчиво в этом мире, – сказала Нелькен. – Бывший партизан и диверсант стал дипломатом».
«Вы тоже заметно переменились, – подхватил тему Тарасов. – Где ваша кожаная куртка и грозный маузер?»
Маргарита быстро перешла к болезненной для неё теме, рассказала о реальных причинах её исключения из компартии Испании. Было заметно, что говорит об этом с болью, хотя уже прошло несколько месяцев. Нелькен исключалась «как враг партии и испанского народа». Всем членам партии предписывалось не только «разорвать отношения с авантюристкой и интриганкой Нелькен, но и принципиально разоблачать её поведение».
Она не скрывала, что исключение из партии ухудшило финансовое положение её семьи. На литературную продукцию писательницы во многих печатных органах, имевших отношение к коммунистическим и левым организациям, было наложено вето. Семья Нелькен – все женщины: престарелая мать, дочь Магда, внучка Куки, – денег постоянно не хватало. Тарасов обещал помочь – после «согласования». Нелькен рассказала, что под её проекты искусствоведческого характера президент Авила Камачо выделил некоторые средства. Приходилось жертвовать самолюбием, чтобы выжить.
Нелькен подарила Тарасову свою книгу «Башни Кремля», посвящённую сыну Сантьяго, который воевал в России против гитлеровцев. От книги пахло свежей типографской краской. Нелькен провела рукой, словно погладила, по обложке, на которой был изображён рисованный профиль Сталина с трубкой на фоне Спасской башни.
«Эта книга, – сказала Нелькен, – мой ответ на клеветническую кампанию».
И ещё она вручила резиденту увесистый пакет:
«Здесь вся история моего исключения из партии. Прошу направить эти документы в Москву, чтобы там четко представляли, кто организовал эту показательную расправу со мной и почему. Одна из причин – Троцкий. В партии есть люди, которые хотят прояснить характер моего участия в деле. Большой вопрос, по чьему заданию они это делают. Их очень раздражает моё молчание».
Позже, в резидентуре, Тарасов просмотрел содержание книги Нелькен. Замечательное произведение с безусловной верой в скорый разгром врага. С политически верными акцентами. Поражения Красной армии в начале войны Нелькен объясняла предательской деятельностью Троцкого. Это он задолго до войны способствовал возникновению «неописуемого беспорядка» в руководстве вооружёнными силами Советского Союза, справиться с которым Сталину удалось далеко не сразу.