На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке — страница 36 из 101

Рузвельт выразил Сталину соболезнование в связи с гибелью Уманского 7 февраля. Затронул вопрос об отправке его праха в Москву. Через два дня Сталин, находившийся тогда в Ливадии, дал согласие на использование военного самолёта США.

Источник ГРУ сообщил, что представитель Французского комитета национального освобождения в Мексике Домбаль телеграфировал 25 января в Париж, что смерть Уманского доказывает масштабность деятельности нацистских элементов в Мексике, которые имеют сообщников в высших правительственных кругах. При этом Домбаль сослался на заявление, сделанное ему генералом Адольфо Леоном Оссорио за день до смерти Уманского: «Завтра для газет будет сенсационное известие». Осорио является другом Максимино Авилы Камачо, брата президента, и поддерживает тесную связь со многими нацистами Мексики».

Кто такой генерал Оссорио? Каким образом попала к нему информация о предстоящем «сенсационном известии»?

Авантюрная биография Оссорио началась в период Мексиканской революции. Позднее много лет провёл за границей, посетил многие страны Латинской Америки. Выступал с поэтическими концертами, которые пользовались успехом. Оссорио нападал на американский империализм с позиций мексиканского патриота, и одновременно призывал проявлять бдительность в отношении «ударов когтистой лапы сталинского медведя».

О пронемецких симпатиях генерала и его связях с нацистскими и фалангистами в Мексике знали многие. Реакционная общественность так и рассматривала его как «рупор» этих сил в СМИ. Не исключено, что единомышленники Оссорио сообщили ему о «неминуемой акции» против «представителя Сталина». Но диверсия оказалась настолько масштабной, с таким количеством жертв, в том числе мексиканцев, что Оссорио предпочёл наглухо забыть о своих откровениях, чтобы не попасть в эпицентр расследования. Если это действительно был заговор, то болтать не следовало. Политические авантюристы в Мексике умели заметать следы, особенно те, кто находился в родственных отношениях с президентами.

Личным представителем Сталина на континенте считал Уманского и Гюнтер Рейнхардт, нештатный агент ФБР в Мехико-Сити. Свои сообщения в Бюро составлял в соответствующем идеологическом обрамлении. В 1953 году, в разгар холодной войны, он воспользовался копиями этих донесений, чтобы написать книгу «Преступление без наказания» о «коммунистическом проникновении» в США и Латинскую Америку.

Рейнхардт назвал Константина Уманского агентом секретной полиции: «Это был палач под дипломатическим прикрытием». Чтобы подтвердить столь категоричное обвинение, Рейнхардт обвинил Уманского в «причастности» к арестам и последующим казням в СССР посла Александра Трояновского [1882–1955, репрессиям не подвергался] и корреспондента ТАСС Владимира Ромма [спецкор «Известий» в Вашингтоне, 1934–1936, репрессирован в 1937 г.]. По мнению Рейнхардта, советский посол в Мексике являлся тайным представителем Коминтерна, который прекратил своё существование «только на словах». Автор с удовольствием демонизировал Уманского, утверждал, что тот обладал огромной властью, «решал вопросы жизни и смерти». Об авиакатастрофе Рейнхардт упомянул в книге с откровенной мстительностью: «Собственная кровь Уманского окропила мексиканскую землю, которую он коррумпировал своей недружественной деятельностью».

Имя Уманского ещё долго отдавалось эхом в антисоветской пропаганде в Мексике и Латинской Америке. Для резидента «Дара» она однажды прозвучала в оперативном контексте. В феврале 1946 года в посольство наведался мексиканец Луис Вент-Саласар, лет сорока, который предложил советским представителям «услуги» на условиях оплаты, «устраивающей обе стороны». Предупредил, что против «интересов своей страны» работать не будет, и «доверительно» сообщил, что ранее помогал французам и русским против немцев. В частности, сказал, что встречался с Уманским в Париже в июне 1936 года и получил от него 150 тысяч франков как вознаграждение за образцы новых немецких мин и бомб замедленного действия. Мексиканец добавил, что некоторые образцы он доставил в посольство Испанской республики и передал заинтересованным лицам: испанскому дипломату и «советскому товарищу, который сильно хромал». Луису пообещали проверить, действительно ли это новые образцы, и потом заплатить. Вент-Саласар хохотнул: «Эти игрушки Красной армии пригодились. Мой небольшой вклад в вашу победу».

Мексиканец рассказал о себе, понимая, что без этого не обойтись. По специальности он инженер-строитель, образование получил во Франции и Бельгии. В 1936 году по собственной инициативе как связник Генштаба Франции выехал в Германию, где установил связь с абвером. Стал работать как «двойник». Задание Генштаба Франции как раз и состояло в получении новых образцов бомб и мин. После первого успеха мексиканец несколько раз выезжал в Германию, но в августе 1937 года из-за угрозы провала вернулся в Мексику. На родине устроился в мексиканскую разведку и проработал в ней до 1942 года. Затем вернулся к профессии инженера-строителя в американской фирме. Последнее время Вент-Саласар нигде не работает, что, видимо, и послужило причиной его прихода в посольство.

Резидент обсудил с заместителем «Грантом» достоверность «легенды» визитёра. Тот вспомнил, что встречал в Париже представителя «соседей» (военной разведки») по фамилии Василенко, который соответствует описанию Вент-Саласара. Запросили санкцию Центра на продолжение работы с Вент-Саласаром: «Судя по его словам, мексиканец знаком с постановкой дела у «местных конкурентов», осведомлён о технике агентурной работы. Поскольку его легенда необычна для рядовой провокации, стоит проверить его рассказ о связях с военными «соседями». В зависимости от результата, можно будет постепенно, с максимальной осторожностью, привлекать Вент-Саласара для освещения деятельности «конкурентов» США и их влияния на местную политику».

Граур поручил проверить «инициативника» по учётам МГБ и ГРУ. «Грант» на всякий случай просмотрел материалы на немецкую агентуру, которые были получены Тарасовым в период его пребывания в Мексике.

Материалы пригодились. С марта 1939 года посольство и военная разведка США в Мексике приступили к сбору информации о лицах, подозреваемых в шпионаже на Третий рейх. Следили за каждым шагом пресс-атташе Артура Дитриха, экс-главы гестапо в Испании. Он по совместительству был представителем Испаноамериканского института, который занимался нацистской пропагандой в Латинской Америке. В числе его сотрудников, судя по спискам, добытым Тарасовым, значился Луис Вент-Саласар. Но действительно ли он «честно» служил нацистам? Неужели сотрудники ФБР в Мексике упустили такого перспективного кадра для вербовки?

Послужной список этого мексиканца, склонного к авантюрным комбинациям, не внушал доверия. К тому же он отказался информировать по мексиканским вопросам, хотя моральная сторона шпионажа его беспокоила меньше всего. Вся хитро сконструированная легенда Вент-Саласара явно была направлена на то, чтобы советское посольство воспользовалось его «возможностями» по американцам. Впрочем, мексиканец быстро почувствовал перемену отношения к себе, хотя Каспаров при встречах крепко жал ему руку. Может быть, слишком крепко…

Мексиканские друзья Уманского не могли примириться с тем, что его больше нет. Они отвергали все обвинения в адрес Уманского. Нарсисо Бассольс, который готовился к вручению верительных грамот в Москве, поделился переживаниями с журналистом ТАСС Хосе Луисом Саладо. «Не могу поверить, что это случилось именно с Уманским, – сказал Бассольс в интервью, – он столько сделал и мог ещё сделать для развития связей Советского Союза с Мексикой и Латинской Америкой! Это наша общая трагедия!»

Интервью было опубликовано в информационном бюллетене посольства СССР в Мексике в феврале 1945 года. Бассольс заявил, что рад оказаться в Москве «в момент триумфальных побед советского оружия». И тут же признался, что радость пребывания в СССР омрачена гибелью «моего друга Уманского», которого Бассольс уважал за прочность убеждений, как энергичного и пассионарного человека: «С первого дня его пребывания в Мексике и до момента моего отъезда из Мехико, когда Уманский пришёл на станцию проводить меня, наша дружба только крепла. Известие о его гибели стало для меня ужасным ударом, и я знаю, что и для всего мексиканского народа. Константин Уманский был великим дипломатом, сближавшим наши страны. Я был бы счастлив, если бы мне удалось осуществить в Москве такую же работу, которую он с его выдающимся талантом выполнил в Мексике».

Эти намерения Бассольса так и остались намерениями. В июне 1945 года он приехал в Мехико по служебным делам и ощутил, что консервативная пресса создаёт «сенсационалистко-жульническую» атмосферу вокруг его личности и высказываний. В интервью газете «Эль Популар» Бассольс заявил, что с удовольствием, без ненависти и предвзятости, рассказал бы «крупным газетам» о впечатлениях об СССР, «великой стране, которая сделала возможным поражение Гитлера и спасение Европы и всего мира». Но такой возможности ему не предоставили. Бассольс выразил сожаление по поводу тех «неблагородных» искажений правды в прессе, которые дезориентируют мексиканский народ и мешают ему объективно воспринимать события и «понимать общество, в котором мы живём».

Бассольс предвидел, в каком направлении будут развиваться события в послевоенном мире, в Латинской Америке, в Мексике, и «жертвовать принципами» не собирался. В том же самом интервью он чётко сформулировал отношение к стране, в которую был направлен послом:

«Как известно, я не являюсь свежеиспечённым другом СССР. Мои симпатии не датируются даже 22 июня 1941 года, то есть, началом агрессии нацистов против советской страны. Я её старый друг, вот уже двадцать лет, всю мою взрослую жизнь. И вот, первые мои месяцы в Москве, чтобы обобщить в двух словах мою позицию, не только не изменили, не разрушили и не заставили поблекнуть мои прежние симпатии и восторги, а наоборот, послужили укреплению и упрочению моих убеждений. Человечество не имеет другого пути как социализм, и именно поэтому Советский Союз является моральным авангардом мира. Я сохраняю уважение к нему, как никогда прежде».