Капустин проработал в Мексике восемь лет, до июля 1953 года! Был крайне осторожен с дипломатическими инициативами, интервью давал редко. С резидентами Капустин не конфликтовал, потому что знал подоплёку разведывательной и контрразведывательной работы. К сотрудничеству с органами НКВД он был привлечён в Иране, в те дни, когда шла подготовка к проведению Тегеранской конференции. Потом это сотрудничество само собой прекратилось, к участию в других эпохальных конференциях Капустин не привлекался, видимо, на них с фонтанами всё было в порядке.
Среди членов дипкорпуса посол выделялся увлечённостью любительской киносъёмкой. «Снимаю Мексику в разных ракурсах, – как-то сказал он Каспарову, – вот выйду на пенсию, может, и документальный фильм сооружу». Резидент понимающе улыбнулся: «Надеюсь, Александр Николаевич, не забудете выделить мне пригласительный билет на премьеру». В принципе, оба понимали, что ни фильма, ни премьеры не будет. Это старая история: загранработники часто планируют воплотить свои впечатления, чаще всего в книгах с путевыми заметками, но после возвращения на родину почти всегда оказывается «не до того». Как говорится, «мечты, мечты, где ваша сладость»…
В январе 1946 года сменивший Каспарова в должности резидента Иван Александрович Кумарьян («Грант») принял в посольстве испанца Карлоса Дьеса Фернандеса по его просьбе. Познакомились они ещё в Москве, где у жены Кумарьяна было много друзей среди испанских эмигрантов. Испанка Мария дель Патросинья стала женой Кумарьяна во время гражданской войны в Испании и вместе с ним приехала в Москву.
Во время войны в Испании Дьес был крупным начальником в системе санитарно-медицинского обеспечения республиканской армии, он организовал первый специализированный госпиталь для Интернациональной бригады.
В Мехико Карлос Дьес пытался найти работу по своей профессии врача, специалиста по туберкулёзу. Конечно, решил заглянуть в советское посольство, вдруг что подскажут, помогут с трудоустройством. «Не конкретизируя», Карлос дал понять Кумарьяну, что осведомлён о некоторых своих соотечественниках, которые прибыли из Советского Союза «не просто так». В частности, он рассказал о «странном поведении» своей соотечественницы Кармен Бруфау: «Она заявила, что антисоветские высказывания в первый месяц пребывания в Мексике делала специально. Я уверен, она оказалась в Мексике неспроста, с каким-то секретным заданием московских товарищей. По отношению к ней я несу определённую ответственность: я устроил её на работу и временно поселил в своей квартире. Всё чаще она возвращается домой не слишком трезвой. Под Новый год её не было почти сутки. Потом призналась, что ей дали что-то выпить, после чего она полностью «отключилась». На замечание, что надо быть осторожным в выборе друзей, Кармен заявила, что давно повзрослела и что, «может быть, это нужно в интересах дела». После этого разговора она стала скрывать свои знакомства». Дьес, как выяснилось, также был в курсе, что Кармен Бруфау обучалась шифровальному делу и «пушнине».
Более того, оказалось, что Дьесу известно содержание дела «Гнома». Как врач, он лечил многих в испанской колонии и был в курсе многих событий и слухов. Ещё в Москве он узнал, что Каридад попала в серьёзную катастрофу, а сейчас находится во Франции.
Решение по Дьесу и Бруфау должен был принять Центр, поэтому в Москву был отправлен запрос: не следует ли привлечь Дьеса к нашей работе? Это обяжет Карлоса сохранять тайну и поможет лучше контролировать Кармен Бруфау.
Центр насторожило «всеведение» Дьеса. Кумарьян получил указание пока поддерживать с испанцем только светские связи: испанец требует дополнительной проверки.
Проверка в Москве показала, что поведение Дьеса в первый период жизни в СССР было типичным для эмигранта-республиканца. Он с благодарностью относился к стране, предоставившей ему убежище. Сразу же после прибытия весной 1939 года ему предложили место врача в Доме для инвалидов-интернационалистов. Он отказался, сказав, что хотел бы заниматься научной работой, и без сложностей получил место в Центральном институте по изучению туберкулёза. После нападения Германии Дьес пошёл добровольцем в армию, обеспечивал взаимодействие между санитарными частями на фронте и тыловыми службами. Нагрузки были огромными. Находясь на передовой, он перенёс инфаркт миокарда. Был награждён орденом Красной Звезды, но службу в армии пришлось оставить. Продолжил занятия наукой, защитил в МГУ докторскую диссертацию по медицине. Был взят в Центральный институт «по туберкулёзу» старшим научным сотрудником.
Как врач Дьес пользовался в Москве популярностью среди испанцев и латиноамериканцев. К нему обращались мексиканский посол Нарсисо Бассольс и уругвайский – Эмилио Фругони. Дьес часто общался с уругвайским дипломатом, медиком по профессии, Лауро Крус Гойенолой. Контакты Дьеса с уругвайцами вызвали интерес во 2-м Управлении МГБ: «поступала информация о том, что оба собирают материалы для книг об СССР, и уверенности в их положительном отношении к советской жизни не было никакой». Среди туберкулёзных больных, которых лечил Дьес, была Елена Имберт, жена Рамона Меркадера, жившая в квартире Каридад. Елена умерла в апреле 1944 года в санатории для туберкулёзных больных. В последние дни её жизни Дьес был рядом с нею.
Он получил разрешение на выезд из СССР в числе первых испанцев. Времени на оформление необходимых документов было мало, и он обратился за помощью к уругвайскому послу Фругони. Тот без проблем устроил американскую визу на проезд Дьеса и его семьи через территорию США в Мексику.
После первого визита в советское посольство Дьес пропал почти на год. Занимался своими, не слишком успешными, делами. В январе 1947 года он снова напросился на встречу с Кумарьяном. Дьес нервно курил и выглядел не лучшим образом: заметно похудел, был бледен, натужно кашлял. Резидент отметил в отчёте, что Дьес «сосредоточился на вопросе о своих материальных затруднениях и долге в 10 тыс. песо. Он задолжал 1500 песо даже «Амор», сделавшей перевод его книги. Дьес после московских «лишений» жил на широкую ногу и никак не мог остановиться».
По мнению Кумарьяна, «разговор с Дьесом носил с его стороны определённый характер шантажа». С учётом этих обстоятельств, Кумарьян ушёл в глухую оборону, заявил Дьесу, что ему непонятно, о чём тот говорит и на что намекает, потому что живёт на строго ограниченное жалование и не имеет других источников поступления денег.
В Мексике набирала силу антисоветская кампания, и прозрачные попытки Дьеса «заработать» на шантаже грозили будущими осложнениями. Но резидент распрощался с Карлосом по-хорошему, проводил до выхода из посольства, пожал руку, выразил уверенность, что финансовые трудности Дьеса носят временный характер. После этого, не откладывая, внёс испанца в список нежелательных для приёма в посольстве лиц.
В 1946 году в связи с «канадским делом» – изменой шифровальщика посольства СССР в Канаде Гузенко – Кумарьян в телеграмме об оперативной обстановке в Мексике написал о том, что в прессе были названы имена «полутора-двух десятков наших людей», но углублять тему не стал, чтобы не обвинили в паникёрстве.
Центр такую лаконичность не одобрил:
«Как понимать Ваше сообщение о том, что мексиканские газеты называют имена десятков наших людей? Используются выражения «агенты Москвы», «советские агенты» и что-то в этом роде, или же их прямо называют агентами советской разведки? Это важно знать, потому что в первом случае речь может идти только об антисоветской кампании, в ходе которой называют «советскими агентами» лиц, бывавших в Советском Союзе, коммунистов и вообще всех симпатизирующих СССР. Эти факты не представляют никакого секрета, поскольку официально они известны даже властям. Во втором случае речь может идти о провале нашей работы. Просим подробнее и точнее телеграфировать, в каких газетах и как именно назывались наши люди? Если их обвиняют в связях с нами, то о каких конкретно идёт речь – о связях идеологических или агентурных?»
Кумарьян постарался дать развёрнутый ответ, чтобы показать: раскручивается антисоветская кампания небывалой мощности, и постепенно называются имена некоторых агентов. Реакционная пресса, а другой в стране не имеется, систематически атакует СССР, компартию и прогрессивные организации. Нигде в мире нет такой продажной печати, как в Мексике. Денег на подкуп у американцев хватает. В течение нескольких месяцев газета «Эксельсиор» публиковала пасквиль Троцкого на Сталина. Именно эта газета ежедневно посвящает целые страницы разоблачению «Красной империи». В другой реакционной газете – «Новедадес» печатаются клеветнические измышления перебежчика Кравченко о Советском Союзе. Там же одна за другой идут статьи некоего Карла Рифнера, для которого политэмигранты являются «агентами Москвы», «секретными агентами России», «агентами русской секретной полиции». Регулярно печатаются статьи прохвоста Миральеса, бывшего пресс-атташе Кубы в Москве. Недавно за клевету его избили испанцы. В фашистской газете «Омбре Либре» рекламируется небезызвестная книга Яна Валтина «Ночь осталась позади».
Эти и другие факты доказывают: поэтапно развивается тщательно разработанная антисоветская кампания. Есть вбросы более конкретного характера. Газета «Новедадес» 9 сентября сообщила некоторые имена. Назван способным агентом ГПУ Ганс Майер, который «длительное время находился в СССР и пользовался полным доверием Берии». По данным газеты, наиболее опасный агент русской разведки – Лео Цукерман. Та же газета 17 сентября утверждала, что Ласло Радвани – не менее известный агент ГПУ, действовавший раньше в Европе. В том же духе газета отозвалась о Людвиге Ренне. В мексиканской прессе появились статьи, в которых упоминались имена резидентов в Уругвае и на Кубе – Рябова и Гаранина. При этом газета «Новедадес» подчеркнула, что Гаранин, секретарь советской миссии, руководит всей деятельностью ГПУ на острове.
Радвани, Ренн и Цукерман написали, по совету Кумарьяна, опровержение, которое было опубликовано в «Новедадес» и газетах «Эль Насьональ» и «Популар». Тем не менее разведывательная работа резидентуры в Мексике была приостановлена. Как оказалось, на четыре года! Вся агентура была законсервирована.